Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

при Елизавете посещение театра для многих лиц было обязательным; при Екатерине предоставлено воле и желанию каждого являться или нет…»[200]

Екатерина II, отдавая дань блеску и утонченности быта, потакая притязаниям своих многочисленных фаворитов, никогда не забывала о служебной пригодности своего окружения. Идея государственной пользы в екатерининское время никогда не затмевалась придворными увеселениями, роскошью и интригами, хотя у английского посланника было достаточно оснований, чтобы называть императорский двор «ареной безнравственности и разврата»[201].

В период правления Екатерины II значительные изменения произошли в структуре провинциального дворянства. С проведением губернской реформы (1775 года) многие дворяне заняли высшие и средние посты в уездных и губернских учреждениях. Образованные губернаторы «подтягивали» культурный уровень провинциалов. Так, Г.Р. Державин, в 1786–1788 годах бывший главой Тамбовского наместничества, основал типографию, первую в России провинциальную газету, народное училище, театр. Державин устраивал праздники, воскресные собрания и балы в губернаторском доме, служившие не только «к одному увеселению, но и к образованию общества, а особливо дворянства, которое, можно сказать, так было грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращения, как должно благородному человеку, не умели, или редкие из них, которые жили только в столицах»[202].

С опубликованием Манифеста о вольности дворянства и Жалованной грамоты дворянству начал формироваться значительный слой поместного дворянства, постоянно проживавшего в своих имениях. Многие дворянские усадьбы становились островками нового общественного быта, проводниками европейского культурного опыта. Зиму состоятельные помещики проводили в столицах или крупном губернском городе, тратя нажитые за год деньги. Москва была «сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму»[203]. Появилась и новая форма общения – уездные (с 1766 года) и губернские (с 1775 года) дворянские съезды, собиравшиеся раз в три года и названные В.О. Ключевским «школой праздных разговоров и краснословия»[204]. После таких «выездных сессий» помещики возвращались в свои имения, обогащенные дружескими связями, заграничными товарами, новостями и впечатлениями.

Во многом благодаря идеям французского просвещения в дворянской среде зарождалась критика общественных пороков и недостатков государственного устройства, хотя большинство усвоило лишь просветительскую терминологию, ставшую декорацией для крепостнической действительности.

Усиление помещичьей власти над крестьянами, дворцовые перевороты, отход от государственной службы способствовали тому, что свобода, «дворянская вольность» понималась как своеволие, как отсутствие ограничений. «Что ни говорите о дворянском интересе, но он существовал, – писал М.Е. Салтыков-Щедрин. – Содержание этого явления было несложное и фальшивое (потому-то оно и улетучилось так легко), но что самое явление имело очень реальное существование – в этом не может быть сомнения… необузданность и безнаказанность были два понятия, которые шли рядом и взаимно друг друга оплодотворяли. Необузданность льстила грубому чувству сама по себе, а безнаказанность усложняла получаемое от необузданности удовольствие и придавала ему некоторую пикантность»[205].

Крупная денежная игра также была одним из проявлений неразумной свободы, которую не в силах было сдержать государство и которая приводила не только к печальным материальным последствиям, но и к психологическому истощению. Писатель екатерининских времен В.И. Лукин в предисловии к комедии «Мот, любовию исправленный» (1763) так описывал облик «злосчастных» игроков: «Иные подобные бледностию лица мертвецам, из гробов встающих; иные кровавыми очами – ужасным фуриям; иные унылостию духа – преступникам, на казнь ведущимся; иные необычайным румянцем – ягоде клюкве; а с иных течет пот ручьями, будто бы они претрудное и полезное дело со с поспешностъю исполняют. Большая часть оных мотов, пришедших в исступление, клянут день своего рождения и родителей, бьют по столу, терзают волосы, дерут карты, как гибельные несчастия своего орудия»[206]. Комедия Лукина, призванная «избавить молодых людей от игр и мотовства» и доставить зрителям «невинное и забавное времени провождение», несколько раз игралась при дворе, но без видимых результатов (стремление подчеркнуть «невинность» в деятельности – характерная черта XVIII века, вероятно, был большой спрос на нее).

Правление Екатерины II – это время расцвета карточной игры как в придворных кругах и столицах, так и в провинциальных губерниях и уездах. В этот период игральные карты как предмет потребления и пристального (но малоэффективного) внимания государственного законодательства обнаруживают тесную связь с русским дворянством. Карточная игра стала массовой и характернейшей чертой дворянского быта. В записках и мемуарах того времени упоминаются их шестнадцать наименований[207].

По случаю рождения внука Александра императрица устроила великолепный карнавал, на котором она отдавала бриллиант в пятьдесят рублей всем тем, кто в азартной игре макао имел девять очков. Всего таким образом было роздано 150 драгоценных камней[208]. На вечерних собраниях в своих покоях Екатерина II играла в рокамболь или вист с П.А. Зубовым, Е.В. Чертковым и А.С. Строгановым. Для прочих гостей также имелись столы с картами[209]. Екатерина «игрывала в карты и с чужестранными министрами»[210], надо полагать, из соображений прежде всего государственных. Даже во время путешествия в Крым в 1776 году она не могла отказаться от этого развлечения и вечера, «по обыкновению, проводила в играх и разговорах»[211]. На каждом бале или маскараде, проводимом в императорском дворце, несколько комнат всегда предназначались для карточной игры[212].

Князь Г.А. Потемкин затмил, пожалуй, всех фаворитов Екатерины, проигрывая «суммы несчетные»[213]. В доме Потемкина всегда отведены были отдельные комнаты, где «гости по желанию могли заняться какой угодно игрой»[214]. Из своей резиденции в Яссах он «посылал в Варшаву за картами»[215], а в качестве ставок, как и императрица, использовал драгоценные камни и «никогда не замечал цены выигрыша или проигрыша»[216]. Другой фаворит Екатерины, С.Г. Зорич, открыл в пожалованном ему местечке Шклов не только кадетский корпус, но и род картежной академии, куда съезжались все знатнейшие игроки того времени[217].

Для русской знати возникла новая форма «приятного препровождения времени» – Английский клуб в Петербурге (1770 год) и Московский клуб (1783 год)[218], в которых карточная игра стала занимать отнюдь не последнее место. В Английском клубе «старые старшины говаривали, что записные игроки суть корень клуба; они дают пищу его существованию; прочие же члены служат только для его красы, его блеска. Доход от карт в былые годы доходил ежегодно почти до полутораста тысяч рублей»[219].

В своих записках русский писатель С.Н. Глинка, изображая жизнь «модного московского света» в конце царствования Екатерины II, писал: «Москва пировала в полном разгуле жизни веселой… По ночам кипел банк. Тогда уже ломбарды более и более затеснялись закладом крестьянских душ. Быстры, внезапны были переходы от роскоши к разорению»[220].

Английский