Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Она улыбается нам без особого энтузиазма.

— Здесь вам сегодня ловить нечего, охотники.

— А по мне, так прямо жирная добыча на блюде. — Мама взводит пистолет и нацеливает его на неё.

Отец встаёт рядом с женой, готовый к атаке, готовый защитить её. Я активирую оружие, и два серебряные лезвия моей халады раздвигаются.

Потому что, если уж выбирать сторону, я свою выбрал.

Она недовольно выдыхает, не сводя глаз с мамы.

— Мне это уже порядком надоело.

Мама стреляет.

Но та делает свой фирменный фокус: исчезает и появляется вновь всего через секунду, ловко уворачиваясь от пули. Вытаскивает пистолет, который украла у нас ранее, и направляет его на маму.

— Хочешь сыграть в «кто быстрее истечёт кровью»? — Похоже, у неё заканчивается терпение. — Стреляй ещё раз, и проверим.

Мы отступаем. Мы знаем, как уворачиваться от укусов, как блокировать удары когтей и наносить ответные, но мы не умеем останавливать пули. Даже наши защитные амулеты тут бесполезны, потому что твари ночи не используют оружие. Это наша территория, и по выражению лица мамы ясно, что её жутко бесит, когда в её дело лезут чужаки.

И всё же она готова принять вызов, вновь заряжая пистолет.

Внезапно земля сотрясается, и по кладбищу разносится загробный стон, от которого волосы встают дыбом. Постре начинает яростно лаять. Мама переводит ствол вниз — земля ходит ходуном у нас под ногами.

— Не стрелять! — приказывает дьяволица.

Рядом с надгробием расползается трещина. Песок оседает внутрь.

Мой брат поливает землю очередью из автомата. Пока вампирша не вырывает его у него из рук и не валит его на землю ударом ноги.

— Я сказала, не стрелять. — Она обнажает клыки и глухо рычит. Её пальцы превращаются в загнутые когти, зловеще сверкающие в лунном свете.

Доме отползает от неё, к зияющему разлому в земле, где из мрака показывается гниющая рука, сопровождаемая жалобным стоном.

Мне показалось, или это было «мама»? Словно сама земля стонет, моля о приюте.

Пальцы впиваются в штанину брата, и вслед за ними на поверхность выныривает омертвелое лицо. Теперь я слышу это отчётливо, несмотря на его искаженный, скулящий голос:

— Мама?..

Доме орёт и бьёт его ногой в лицо. С отвратительным хрустом позвоночник выворачивается, и голова мертвеца откидывается назад, болтаясь на разорванных сухожилиях.

Тишина.

Раз. Два. Три.

А затем тварь взвывает и бросается на брата, щёлкая челюстью, всё ещё свисающей назад, вместе с кусками кожи, кишащей червями и гнилыми костями. Оно маленькое, но наполнено яростью и двигается слишком быстро. В завязавшейся схватке, в которую первой кидается Постре, оно дёргает головой, встаёт на место и вонзается зубами в плечо Доме, в то время как моя собака мёртвой хваткой тянет его за сгнившую ногу.

Я бросаюсь на помощь, отвешиваю мертвецу мощный удар ногой в бок и встаю между ним и братом, давая тому время подняться. Постре сплёвывает отгрызанный обломок берцовой кости и занимает позицию рядом со мной, готовая к следующему броску.

Но лучшая защита — это нападение. Я вскидываю оружие, готовясь покончить с этим полумёртвым ублюдком…

…и дьяволица преграждает мне путь.

Её руки цепко хватают центральную рукоять моей халады. Я едва успеваю встретиться с ней взглядом, прежде чем она врезает мне коленом в рёбра, и я складываюсь пополам от боли. Второй удар — в лицо. Хруст. Что ж, прощай, мой красивый нос. Пока я пытаюсь сфокусироваться, она уже ловко выхватывает у меня оружие.

Отступает на шаг, крутя в руках лезвия, вычерчивая в воздухе смертельный круг, заставляя мою семью попятиться.

— Назад. — Она угрожающе указывает на нас одним из острых кончиков.

Тем временем вторая тварь проскакивает мимо неё, на четвереньках, хотя её тело всё ещё сохраняет человеческий облик.

— Вероника, — твёрдо произносит вампирша. — Вероника.

Мертвая фигура замирает, наклонив голову набок в странном замешательстве.

— Рони, — теперь её голос становится мягче. Она опускается на корточки и тихо добавляет: — Рони, это я.

Существо оборачивается к ней.

— Мама? — всхлипывает оно. — Мне приснился кошмар.

И, выдохнув эти последние слова, снова срывается. Кричит в небо, царапает землю.

— Мама!

Когда его лицо снова опускается вниз, в единственном глазу, оставшемся в глазнице, читается безумие и жажда насилия. Взгляд впивается в нас.

— Рони. — Дьяволица зовёт её по имени. Прячет оружие и медленно приближается. — Рони, красавица.

Ну, вообще… красавица — это, конечно, громко сказано.

У неё четыре жалких седых волосины, торчащие на черепе, сквозь клочья кожи проглядывает желтоватая кость. И это я ещё молчу про то, во что превратилось её лицо — натуральный пейзаж из гнили и разложения. Хотя, если честно, мне сейчас не до рассматривания, я больше занят тем, чтобы зажать разбитый нос и хоть как-то остановить кровь. Может, у нежити нынче свои стандарты красоты — вполне возможно, что торчащая челюсть и полусгнившая скула считаются пиком элегантности. Но, чёрт, по-моему, это всё же перебор.

И спасибо за сломанную носовую перегородку, ага.

Потому что вот этому вот существу она говорит «красавица», а меня можно и в жопу послать. Видимо, не так уж она и довольна моими услугами, как мне казалось.

Её, похоже, не особо беспокоит вонь разложения, что исходит от твари, хотя даже с разбитым носом я ощущаю её вполне отчётливо. Она подходит ближе и нежно касается костлявой головы и прогнившей щеки.

— Рони…

Единственный глаз моргает, задерживается на ней.

— Мисс Миллер?

Она кивает, и труп судорожно цепляется за её запястье с выражением детской беспомощности.

— Где мама? Мне приснился ужасный сон.

Когда её дыхание становится ровнее и жесты приобретают человеческие черты, мы понимаем, что перед нами… девочка. Вернее, то, что когда-то ею было. На ней рваное коричневое платье, ноги босые.

— Тише, всё прошло. — Дьяволица прижимает её к груди. — Твоя мама ушла стирать бельё. Скоро вернётся, не волнуйся.

— К реке? — Она снимает с себя червяка, только что показавшегося из её руки, и лениво его пережёвывает.

Дьяволица кивает.

— Хочешь подождать её, играя? Смотри, что я тебе принесла.

Она протягивает ей куклу, и девочка с радостью хватает её.

— Какая красивая! Я отведу её собирать цветы! — И исчезает в глубине кладбища.

Мама делает шаг, будто собираясь пойти за ней, но дьяволица загораживает ей дорогу, обнажая клыки и рыча. Их взгляды сталкиваются.

— Гуль, — замечает отец, изучая удаляющуюся фигуру. — Беспокойный дух.

Дьяволица кивает.

— Когда ей было шесть, её изнасиловали и оставили умирать в канаве. Ни прощания, ни могилы.

— И теперь она возвращается, чтобы мстить за тех, кто умер, как и она, — завершает отец.

Она снова кивает и бегло смотрит на него.

— Она спала долгое время. Но убийство Бет и волков на кладбище разбудило её.

— И мы усыпим её навсегда. — Мама сдвигает с плеча винтовку, но дьяволица хватает её за руку.

— Не трогай меня, диабла, — шипит мать, с отвращением отдёргивая руку и сплёвывая в сторону.

— Она неопасна, — спокойно отвечает та.

— Не похоже, что гули бывают неопасными.

— Да и видели мы другое, — вставляет Доме, массируя плечо, где у него разодраны защитные пластины.

Дьяволица пожимает плечами с равнодушием:

— Я же сказала вам не атаковать. — Потом становится серьёзнее, её взгляд пронизывает нас одного за другим. — Ей было шесть. Она умерла страшной смертью. Я не позволю вам убить её снова.

Её глаза задерживаются на отце.

— Я сама её успокою. Проблем не будет.

Отец едва заметно кивает. Дьяволица склоняет голову в знак признательности. Между ними словно заключён молчаливый договор.

— Это ты поставила ей надгробие? — спрашивает он.

Ну да, конечно. Любопытство не даёт ему покоя. Я всегда подозревал, что, если перед ним явится сам король ада, первым делом он не схватится за оружие, а достанет блокнот и засыплет его вопросами. Теперь я в этом уверен. И очень старается сдержаться, чтобы не расспросить её напрямую о том, как её можно убить и почему на неё не действует солнце.