Исповедь близнецов. Книга 3. Альбатрос - Валентина Жукова

– Он детей так просто не отдаст.

– Вы, думаете, они ему нужны? Нет. Ему я нужна. Он теперь боится только одного, чтобы я его не оставила на произвол судьбы. Его от женщин уже тошнит; хочет наладить отношения со мной. Я – нет! И ещё скажу вам новость. Если зверь меня съест, куда детей потом девать? И не только это. Мне музыкант сделал предложение, я чуть не лопнула от смеха.

– Рассказывай.

– Он говорит: давай, женим твоего Сергея. На ком? Спрашиваю я.

– Тебе-то какая разница на ком? Главное, чтобы он от тебя отстал.

– Есть, говорю, не только разница, есть ли смысл его женить, если женишь его, как на той, что в копне валялся, когда я рожала.

– Жалеешь ты его, жалеешь, он мне говорит: не будешь реветь белугой?

– У него путного костюма, как для жениха нет.

– Я на время сватовства своим нарядом пожертвую.

– Что ж ты так его довела, что он без костюма и туфлей остался? Вроде бы на тебя это не похоже.

– То-то и оно, что никто не поверит; придите домой, я вам покажу его рубашки, около восьми штук, костюм, и дату их продажи. Вы обомлеете от увиденного зрелища. Бригадир тракторной бригады вытаскивал тужурку из-под ж… прости господи меня. Неделя как была купленная. Разве это не насмешка над женой? А рубашки все то надорванные, то в крови, то без пуговиц, а одна так вообще без ворота осталась.

– Ты говоришь, он драться не любит.

– Да, не дерётся с мужиками, зато брата выручает рубашками, друзей.

– Ну и что ты? Согласна выдать его замуж?

– Да хоть к чёрту на кулички, лишь бы с глаз долой. Устали мы от него; даже дети и то просятся уехать обратно к другой родной бабушке. Как только кто-то постучится, так они сразу за меня прячутся, либо на кровать под одеяло, говорят, чтобы глаза не видели. Нет, нет, уеду я отсюда, и как можно скорее, не то ещё зверь не оставит в наследство маму детям.

– Чего ты так забеспокоилась за зверя?

– Иду вчера по лесу, по тропинке, в руках баночка с фитилём и соляркой. Только поднялась на бугор от дома; смотрю человек, согнувшись, стоит. Я ближе подхожу, спрашиваю его: «Вам плохо?» Он молчит. Я опять спрашиваю: «Вам плохо?» Вдруг, этот человек резко развернулся, да, как рявкнет грозно. Резко опять развернулся и давай, что-то рыть в куче. Я как заору на всю тайгу. Тогда медведь тоже рявкнул и почесал в лес. Да так быстро он удалялся, что я почти ничего не могла понять, что со мной произошло. Слышу, сзади разговор, шаги человека, кажется, женщина шла с лампадой, как у меня керосиновой. Я остолбенела. Она меня спрашивает: «Что, Варвара, тяжело в гору шагать?»

– Да, так точно, вчера или позавчера такое было, – подтвердила рассказ Вари женщина, живущая с ней на одной улице с краю. – Я тоже как закричу от испуга, хотя я не видела зверя в лицо, но по куче муравьиной мы с ней определили: муравьи не успели одуматься от варварского нашествия медведя. Я тут же молчком развернулась, а потом бежать решила, что есть мочи назад, домой. А Варька, к моему великому удивлению, как ни в чём не бывало, пошла на смену. Представляешь, Варенька, я из-за тебя всю ночь не спала. И ведь спросить-то не у кого было о тебе. Все буровые вышки стоят намного дальше друг от друга и дороги разные, я имею в виду, тропы. Я такую ужасную картину представляла о зверстве животного с тобой. Так и думала, мстит теперь медведица за мужика своего, которого убили в деревне прошлой осенью.

Девчата рассказывают, не обращая внимания, а вокруг их собрался весь коллектив, виновники торжества.

– Права Варвара, надо что-то со зверем делать, – высказался буровик. – Он, видно, и у нас тоже похозяйничал. Приходим на смену, правда, у нас создавалась аварийная ситуация. Мы не забуривались дальше. Ради именинниц-жён решили тоже отдохнуть. Приходим, он всю крышу у нас в избушке разворотил, и даже брёвна начал скатывать со стен. Они так, по-простому набросаны, в лапу и всё.

– Павел Иванович, попросите охотников, может, они его угомонят по-хорошему, успокоят? Представляете, что такое женщина, которая одна идёт по лесу?

– Не рассказывайте мне больше; сердце не на месте – вот-вот выскочит.

– А как ты себя чувствуешь после встречи с животным, Варя?

– Дай бог, жива осталась. В моей кипучей жизни встреча с медведем повторяется уже в третий раз.

– Наверное, ты в рубахе родилась.

– Точно в ней.

– Сегодня такой праздник, а наша Варя не многословная, почему? – к компании присоединился бывший командир отряда изыскателей на Усть-Питу, Юрий Мерзлихин.

– Везёт же ей на зверя. Поймать старалась за хвост, да никак не может. Расскажи случай.

– Это ты расскажи! Мне-то что, я стояла да упала от испуга вот и всё. А вот как вашу палатку вместе с молодёжью медведь раскидал… Тела были опознаны только по одежде.

– Ты почему здесь оказалась? Почему тебя медведь не съел? – неожиданно она услышала голос Сергея.

– Типун тебе на язык, Сергей, ты очень этого бы желал? – спросил Иванович.

– Знаете, почему зверь её не тронул? – спросил Сергей.

– Расскажи, знать будем.

– Она наговор знает…

– Потому что она за день до чрезвычайного происшествия оформила себя волонтёром, – перебил Юрий Мерзлихин. – И, как ни странно, тоже рисковала жизнью. В нашей бригаде укусил парня энцефалитный клещ. Его так трепало, будто малярийная лихорадка обуяла. Это я заметил ещё до ухода в тайгу шурфы копать. Варька решила отправить его в медпункт на другой берег.

– Ну-ну! Только не Варька, а Варя.

– Представляете, нет ни вёсел, ни лодки нормальной – ничего не было под руками. Она вытесала двуручное весло из драницы, чем мы стены в шурфах укрепляем.

– Так ведь это же неимоверная тяжесть, Варенька.

– Слушайте дальше. Мы уже из лесу выходим домой, в палатку, извините, видим Варвару в стружке. А запасу в нём на два пальца всего. И ведь догнать-то было не на чем, и кричать было нельзя. Решили, если только повернётся на наш голос, утопит и парня, и сама с ним вместе на дно пойдет. А как увидели пароход «Лиза Чайкина», у нас в горле дыхание перехватило. Капитан ей кричит: «Куда прёшься? Ведь утонешь!» Дал команду своим на палубе: спускать шлюпку на всякий случай.

– А что Варвара делала?

– А что мне было тогда делать, я спокойно пела песню «Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке».

– Это, наверное, со страху, или от безысходности, так, нет, Варя?

– Ни на грамм не испугалась, когда плыла вместе с ним.

– Наверное, парень молодой был, перед ним храбрилась.

– Там все молоды мы были, – Юрка рассказывал, как будто это происходило не с девчонкой, а с парнем.

– И верили в себя, – запел начальник партии. – Неужели такая страшная болезнь от клеща? И что дальше?

– Дальше? Она спокойно отправила парня в Подтёсово, в больницу и больше не вернулась на работу, на Чёрную речку.

– И всё на этом стружке?

– Нет, конечно, когда приткнула стружёк к берегу, посмотрела на обратную водную гладь, у меня упали напрочь силы; я чуть разумом не рехнулась. Говорю себе: «Вот дура-то, какая на белом свете!» И себя успокоила: «Кто же, как не я?»

– На чём в Подтёсово доставляла больного? – хором спросили все.

– Я оставила на берегу стружёк с больным парнем, нашла председателя колхоза. Да ещё тот заерепенился: «У меня, что проходной двор, что ли? Нет у меня мотора лишнего!» Я ему поставила ультиматум: «Так, говорю: сдохнет мужик, на твоей совести будет и тебе отвечать. Моё дело – доставить до населённого пункта, а теперь твоя проблема! Но человека надо спасать. И как можно быстрее!»

– Почему бы сразу не на пароход его было забросить, для парохода в Подтёсово есть причал! – Павел Иванович зашагал вокруг столов, руки за спину.

– На дощанике невозможно было подплыть даже на расстояние пяти метров, затащило бы как пылесосом под пароход.

– Живой парень остался?

– Живой. Говорят, врачи: ещё бы каких полчаса смерть унесла бы его с собой, – рассказал Юрка Мерзлихин. – Он искал Варю, целый год искал, нашёл, да с опозданием; свадьба уже намечалась в полном разгаре.

– Так вот ты какая девчонка, отчаянная. Что тебе дом построить. Ты, оказывается, Енисей переплыла на дощанике.

– Это для меня не впервой повторяется. Я в год поступления в седьмой класс девятикилометровую ширину реки переплыла в ночь с двуручным веслом и на таком же дощанике.

– Ох, девка, затянет тебя соблазн плавать по реке, утащит она тебя к себе, как акула жертву. Что тебя заставило рисковать в ночь плыть? Там в этих местах, знаю, всегда непогода сквозняк между островами. Волны доходят до неимоверной высоты.

– Что заставило? Да, наверное, скорее всего желание учиться, а родители затянули с отправкой меня в интернат. Вот я и решила самопёхом на двуручном весле. А точнее, удрала я от них; иначе бы не отпустили в школу. Я в тот вечер весь район на уши поставила, из-за страха, как я переплыву реку в девять километров. Что я пережила в тот вечер, сама о себе воспоминаний теперь не допускаю. Куда было страшнее, чем в день перевоза больного через Енисей, а, главное, в тот день на острове скрывались убийцы.