Призраки прошлого. Структурная диссоциация и терапия последствий хронической психической травмы - Онно Ван дер Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От ВНЛ жертв травмы часто можно услышать жалобы на то, как трудно им справляться с повседневной жизнью из-за терзающих их травматических воспоминаний, постоянного гипервозбуждения (что делает понятным их поведение избегания). Маргарет, пережившая изнасилование в подростковом возрасте, говорила об этом так:
Когда что-то напоминает мне о том, что сделал со мной отчим, я цепенею и холодею изнутри, а мой разум просто отключается. Если я начинаю об этом думать, я больше ничего не могу делать. Просто останавливаюсь.
Наверное, я трусиха, потому что не могу об этом думать. Хотя, с другой стороны, я не могу одновременно думать об этом и жить своей жизнью.
У Маргарет развилось несколько фобий, связанных с травматизацией. Она боялась сближаться с людьми, боялась своих чувств, боялась быть сексуальной. В основе этих травматических фобий лежат стратегии избегания. Подробно мы будем обсуждать это в главе 10. Основной фобией при травме является фобия травматических воспоминаний. Писатель и жертва Холокоста Аарон Аппельфельд приводит яркий пример того, как эта фобия проявлялась у него самого и у участников группы, которую он вел в после окончании Второй мировой войны. Обратите внимание на крайнее проявление отсутствия осознания:
Как долго длилось это тяжелое забвение? С каждым годом менялись его цвета, с каждым годом затенялись разные стороны жизни. Как только появлялся малейший намек на то, что память прошлого может появиться и овладеть нашим вниманием, мы изгоняли воспоминания, как изгоняют злых духов (курсив авторов). Наше забвение было так глубоко, что, однажды очнувшись, мы были ошеломлены, шокированы: мы были так далеко от самих себя, как будто это не мы родились в еврейских домах, и все, что с нами произошло, было чем-то далеким и непостижимым. Мы говорили о недавнем прошлом с какой-то странной дистанции. Как будто все это произошло не с нами (Appelfeld, 1994, p. 18).
Этот пример показывает, что при недостаточной психической эффективности человек практически неспособен интегрировать мучительное прошлое, и все, что хоть как-то напоминает ему о психотравмирующем событии, вызывает у него страх и защитные маневры. Что касается ВНЛ жертвы травмы, то эта диссоциированная часть личности, используя свои ресурсы и энергию, старается восстановить и поддержать нормальную жизнь после травмы, а также избегать АЛ и связанных с ней травматических воспоминаний. Каждое вторжение элементов травматического опыта, которого ВНЛ не ожидает и не желает, только усиливает страх этой диссоциированной части личности перед травматическими воспоминаниями. Таким образом эта фобия со временем оказывает все большее и большее влияние на функционирование индивида, вследствие чего прошлое становится для ВНЛ, по выражению Аппельфельда, все менее «реальным», «как будто все это произошло не с нами» (Appelfeld, 1994, p. 18).
Стратегии избегания ВНЛ могут в конце концов развиться до крайности, стать ригидными и неосознаваемыми (см. главу 10), внося еще больше ограничений в уже и без того обедненную жизнь, которую ведет индивид, страдающий от последствий травмы. ВНЛ распределяет свои усилия в двух направлениях: старается решать задачи повседневной жизни (системы действий повседневной жизни), а также сознательно или неосознанно избегает связанных с травмой стимулов. Например, ВНЛ может избегать отношений, которые напоминают о травме и в качестве альтернативы уйти с головой в работу, превратившись в итоге в законченного трудоголика. Как говорила Нэнси Рэйн, «Я преуспевала, и чем больше я погружалась в свои дела, тем, как мне казалось, было лучше… Я строила новую жизнь, которая помогла бы мне забыть женщину, пережившую изнасилование» (Raine, 1998, p. 175). Этот пример передает чувство огромной дистанции между преуспевающей и функционирующей на высоком уровне ВНЛ и АЛ («женщина, которую изнасиловали»).
Некоторым жертвам психической травмы удается избегать нежелательных воспоминаний на протяжении длительного времени (Anderson et al., 2004; Anderson & Green, 2001). Возможно, люди с высоким интеллектом и хорошей рабочей памятью более успешны в этом отношении (Brewin & Smart, 2005). Но, к сожалению, для многих пострадавших верно и то, что чем более избегающей является их ВНЛ, тем чаще она подвержена вторжениям травматических воспоминаний АЛ (Davies & Clark, 1998). Явления вторжения служат признаком того, что психический уровень индивида, пострадавшего от психической травмы, все еще недостаточен для успешного избегания пока еще не интегрированных травматических воспоминаний.
Стратегии избегания ВНЛ могут включать такие действия, как нанесение самоповреждений и злоупотребление психоактивными веществами, а также избегание внешних стимулов, напоминающих о травме. Физическая боль при самоповреждении, алкоголь или наркотики на время притупляют эмоциональную боль и блокируют травматические воспоминания. Однако эти формы поведения нарушают фасад нормальности ВНЛ, что вызывает желание скрыть или затушевать симптомы, указывающие на истинную силу их страданий.
Интероцептивные и социальные защиты ВНЛ – это особые стратегии избегания, являющиеся частью фобической реакции на стимулы, появляющиеся во внутреннем мире и межличностном общении. Интероцептивные (интрапсихические) защиты, такие как отрицание, отстраненность, снижение уровня сознания, становятся все более ярко выраженными и хроническими по мере того, как вновь и вновь повторяющиеся явления вторжения травматического опыта влекут за собой формирование новых ассоциативных связей между внешними стимулами и травматическими воспоминаниями АЛ (см. главу 10). Интероцептивные защиты, усложнившись и став привычными внутренними маневрами, в той или иной степени нарушают связь между субъектом и событиями его внутренней жизни – чувствами, потребностями, общим осознанием себя. Это избегание может усложнять отношения и с другими людьми, и с самим собой. Ведь близкие отношения с другим практически невозможны без подлинного контакта с собой, и наоборот.
Психическая травма, которая произошла в контексте межличностных отношений особенно способствует тому, что у ВНЛ могут развиться не только интероцептивные, но и социальные защиты, оказывающие негативное влияние на отношения с другими людьми. Социальные защиты используют стратегии избегания привязанности и близости, открытости другому, социальных стимулов. Постоянное использование этих стратегий подрывает способность индивида выстраивать доверительные отношения, а также существенно уменьшает шансы жертвы травмы получить необходимую поддержку от других людей. Например, коммуникация личной информации будет блокирована даже в тех случаях, когда это уместно и желательно. Близкие отношения и социальные контакты будут избегаться, так как в них видят угрозу критики или повторения переживаний отвержения.
Часто ВНЛ жертв травмы избегают любых телесных ощущений и эмоций, так как они могут напомнить им о травматическом опыте. Однако чувства необходимы в нашей жизни, так как они побуждают нас искать то, в чем мы нуждаемся.
