Призраки прошлого. Структурная диссоциация и терапия последствий хронической психической травмы - Онно Ван дер Харт

других членов семьи, однако у нее не было обнаружено каких-либо органических поражений головного мозга, которые могли бы стать причиной этой амнезии. Марсель направили на психотерапию, в ходе которой она вспомнила о жестоком изнасиловании в возрасте 15 лет, о котором она никому никогда не рассказывала. Сочетание некоторых аспектов актуальной психотравмирующей ситуации: столкновение машин, кровь, вытекающая из раны на голове, боль и последующее обследование в больнице, во время которого с нее сняли одежду, а ноги и руки были фиксированы специальным образом, всколыхнули давние воспоминания о сексуальном насилии. «Двойная эмоция» новой и прежней травмы оказалась непереносимой для ВНЛ Марсель, у которой уже была амнезия на ситуацию сексуального насилия прошлого, что привело к более обширной амнезии. В ходе терапии проявилась две АЛ Марсель. Одна из них содержала воспоминания об аварии и оказании первой помощи, а другая – травматические воспоминания об изнасиловании (Van der Hart, Boon et al., 1992, p. 26–27).

Множественные группы АЛ

Иногда в ходе терапии пациенты вспоминают о множественных случаях травматизации, связанных с насильственными действиями разных людей, например, сексуальное насилие со стороны родственника или религиозного наставника в церкви, садистические действия сиблинга или соседа во время игр на улице. Как правило, такие случаи происходят при отсутствии должного присмотра и защиты ребенка, а также из-за того, что дети, уже пережившие травму, подвержены гораздо большему риску виктимизации (Boney-McCoy & Finkelhor, 1996; Craine, Henson, Colliver & MacLean, 1988; Kellogg & Hoffman, 1997).

У человека, пережившего множественную травматизацию, могут появиться разные АЛ, связанные с разными травматическими событиями. Как правило, каждой группе АЛ соответствует определенный кластер травматических переживаний и воспоминаний. Чаще всего группы АЛ встречаются при третичной структурной диссоциации личности, поскольку у пациентов с РДИ бывают наиболее тяжелые и множественные травмы, однако они могут быть и при вторичной структурной диссоциации. У Лены была одна ВНЛ и три группы АЛ: одна, связанная с физическим и психологическим насилием со стороны отца, вторая – с изнасилованием соседом, когда Лене было 4 года, третья – с полным пренебрежением со стороны матери.

Уровни травматических воспоминаний и АЛ. Травматические воспоминания и, следовательно, содержащие их АЛ обычно проявляются последовательно, слой за слоем. После того, как достигнута интеграция одного уровня, на смену ему приходят воспоминания и, соответственно, АЛ другого уровня (Janet, 1889, 1894/1989d, 1898a; Kluft, 1988; Van der Hart & Op den Velde, 1995). Такая динамика весьма характерна для пациентов с историей хронического детского насилия и пренебрежения.

Уровневая структура обусловлена тем, что и воспоминания, и АЛ относятся к разным событиям. Связи между АЛ могут выстраиваться, например, в соответствии с хронологической последовательностью событий (см. ниже «Последовательная диссоциация»). Одна АЛ может сменять другую по мере того, как одно травматическое воспоминания сменяется другим. В терапии Леони, пациентки Жане, сначала появилось и было проработано принадлежащее одной из АЛ этой пациентки травматическое воспоминание о том, как ее изнасиловал отец, когда Леони было 8 лет. Лишь после этого проявилась другая АЛ, которая, испугавшись собственной фантазии, что она могла забеременеть от отца после изнасилования, предприняла попытку самоубийства и впоследствии хранила воспоминания об этом. Иногда АЛ могут иметь общие эмоциональные темы, такие как гнев, стыд или сексуальные чувства. Некоторая конкретная АЛ может выступать в роли связующего звена между травматическими воспоминаниями. Например, одна и та же АЛ может присутствовать в том или ином качестве при разных эпизодах сексуального насилия.

Наконец, связь может образоваться между АЛ, несущей в себе воспоминания об исходном травматическом переживании, и АЛ, содержащей самые гнетущие фантазии или даже галлюцинации, вызванные травматическим опытом. В терапии эти АЛ появляются поочередно (Janet, 1898a).

Наоми было три года, когда умерла ее маленькая сестра, что было травматично для всех членов семьи. Родители не могли утешить Наоми. Крайне жесткие религиозные установки подогревали в них всепоглощающую вину за смерть дочери, и они были неспособны создать для других своих детей атмосферу эмоциональной безопасности и должным образом заботиться о них. Наоми тоже чувствовала вину, и позднее у нее появилась фантазия, что это она виновата в смерти сестры. За это она обречена вечно гореть в аду, где ее будет терзать сам дьявол – в действительности, ее собственная АЛ. Позже, когда в ее жизни происходили ситуации утраты или разрыва отношений – смерть члена семьи или расстроенная помолвка, – она испытывала почти физическую боль как бы от ожога, ее одолевали ночные кошмары, в которых она горела в адском пламени.

В подобных случаях, когда в сознании пациента доминируют подобные мучительне переживания, мы, по-видимому, можем думать о диагнозе диссоциативного психоза (см. главу 6).

Диссоциативные части личности и дезадаптивные защитные тенденции

Диссоциативные части личности часто используют различные защитные тенденции к действию, так называемые механизмы психической защиты, которые могут варьировать в широком диапазоне от «нормальных» до примитивных и патологических. Эти внутренние психические защитные действия во многом удивительно схожи с защитным поведением, возникающим в ответ на угрозу физическому благополучию и целостности, которое свойственно всем млекопитающим, а именно: разные формы гипервозбуждения, замирания, бегства, борьбы и подчинения (состояния шока). К таким защитам относятся и проекция, и идентификация (с агрессором), которые обычно связаны с АЛ, использующими стратегии борьбы (гнева и враждебности), и отрицание нежелательного опыта, например, уязвимости. Расщепление, при котором одна диссоциативная часть считает кого-то из окружения «хорошим», а для другой АЛ тот же человек предстает исключительно в негативном свете, с этих позиций, может быть поставлено в соответствие попытке распознавания хищников (например, «плохая мать») и особей, которых стадо или стая принимает («хорошая мать»). Отрицание некоторыми АЛ может принимать крайнюю форму психического бегства, как, например, в том случае, когда АЛ взрослой замужней женщины отрицает наличие у себя вторичных половых признаков и опыта супружеской жизни.

Индивид, пострадавший от травмы, активирует дезадаптивные тенденции психических защит в попытке защититься от повторения травмы в контексте отношения с другими людьми, а также от повторного проживания дезорганизующего внутреннего опыта, когда иные навыки совладания недоступны. Однако эти тенденции оказываются не только неэффективными, но и приводят к осложнению проблем в межличностной сфере и только усиливают внутреннее смятение. Когда защитные тенденции становятся привычным образом реагирования, это приводит к стойким дезадаптивным изменениям во всей личности, при этом определенные защитные стратегии иногда принадлежат ВНЛ, но главным образом связаны с АЛ.

ВНЛ «использует» АЛ как защиту от определенных психических элементов, оставляя им эмоции, мысли, фантазии, желания, потребности, ощущения, которые являются для ВНЛ неприемлемыми или непереносимыми. Например, детским АЛ часто «делегируют» сильные эмоции