Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Много песен знаешь?

— Всего больше сотни напевов.

Симэнь велел Даого принести стул, и барышня, поклонившись, села рядом с гостем, взяла цитру и спела арии из «Беседки Осеннего благоухания». Когда она отведала рисового отвара, ее попросили спеть арии из сцены «Тьма солдат-бунтовщиков». Пир близился к концу.

— А теперь возьми лютню и спой малые романсы,[953] — попросил Симэнь.

Барышне Шэнь хотелось показать все свое умение. Легким движением она поправила шелковые рукава, подтянула колки и, нежно коснувшись струн, заиграла мотив «Овечка с горного склона»:

— Давным-давно я глаз не видел милых.Что на душе — и передать не в силах.Как я тоскую по тебе, — ты знаешь,Да и сама меня не забываешь.Близки мы были,Неразлучны были,Клялись в любви,В сердцах любовь носили.Жаль, что не в стенах монастыря случилось,[954]Что юной, нежной ты ко мне явилась,Прекрасную Инъин напоминая,Весеннее тепло в душе рождая.О, можешь ли еще хоть раз явиться,Чтобы в душе навеки поселиться!Едва увижу облик несравненный —И вот уж лезть готов я через стену,Чтоб к западному флигелю проникнутьИ телом и душой к нему приникнуть.[955]— Мой друг! Разлуке оба мы не рады.Не встретятся на расстоянии взгляды.С тех пор, как бросил ты меня жестоко,Мне холодно на ложе, одиноко.Как щепка, сохну,Думая о друге,Лишь лютня делитВсе мои досуги.Тебе тяжка разлука, милый? Знаю.Сама я с ног валюсь, вздыхаю, таю.Проходят ночи,Опьянена яЖеланьем встречи.Бессонны очи…Бессвязны речи…Лишь о свидании с тобой мечтаюИ в думах этих время коротаю.Явись же мне, Избавь меня от муки!Шаги слышны,Шум ветра ли в бамбуке?Я от письма невольно отрываюсь,Прислушиваюсь, в ожиданьи маюсь…Нет, то цветов чуть колыхнулись тени —Чист, как водица, лик луны осенней.

После исполнения двух романсов на мотив «Овечки с горного склона», Хань Даого велел жене подать вина. Ван Шестая поднесла гостю полную чарку.

— Барышня Шэнь, — говорила она, — ты ведь знаешь романсы на мотив «Застряла в решетке южная ветка». Спой-ка батюшке.

Барышня Шэнь переменила мотив и запела:

Как прежде смотрел на тебя я,Восторгом любовным согрет!В цвету, как весна молодаяКрасотка осьмнадцати лет.Волос твоих черные тучиИ прелесть молочных ланит,И взгляд ослепительный, жгучий, —Все счастье и радость сулит.Быть знатной тебе надлежало,Тобой и дворец бы блистал!Какая досада и жалость,Что продана в злачный квартал.Как прежде смотрел на тебя я,Мой нежный весенний цветок!Томилась, в пыли прозябая,И вовремя я не помог,Манеры твои горделивы,А голос — так мил и несмел!Но талию гибкую ивы,Не первый я лаской согрел.Твой облик чарующе нежныйИ страсть утоляющий взор…Как жаль мы не встретились прежде,Познала ты боль и позор.

Романсы на мотив «Застряла в решетке южная ветка» сразу напомнили Симэню первую встречу с Чжэн Айюэ. Он остался очень доволен. Ван Шестая, обрадованная тем, что угодила гостю-ценителю, опять наполнила до краев чарку.

— Батюшка, — улыбаясь, говорила она Симэню, — прошу вас, пропустите еще чарочку. Не торопитесь. Это только вступление. Барышня Шэнь еще споет, сколько вы пожелаете. А потом, может, к себе ее позовете. Она и матушек усладит. У вас, батюшка, кто поет?

— Больше барышня Юй в последнее время, — отвечал Симэнь.

— Но барышня Шэнь берет ноты и повыше ее, — продолжала Ван. — Когда пожелаете ее позвать, мне скажите. Я велю паланкин нанять и к вам проводить.

— Барышня Шэнь, — обратился к певице Симэнь, — я за тобой на осенний карнавал пришлю. У меня гости будут. Пойдешь?

— Разумеется! — согласилась певица. — Только дайте знать. Не посмею ослушаться.

Симэню понравился такой ответ певицы.

Во время пира Ван Шестой было неловко любезничать с гостем, поэтому, попросив Шэнь Вторую спеть еще, она шепнула Хань Даого:

— Ступай попроси слугу проводить барышню к супруге Юэ Третьего.

Перед уходом барышня Шэнь поклонилась Симэню. Тот протянул ей в награду узелок с тремя цянями серебра, который он достал из рукава. Певица тотчас же грациозно склонилась перед Симэнем в земном поклоне.

— Значит, восьмого я пришлю за тобой слугу, — сказал он.

— Вы, батюшка, только скажите Ван Цзину, а он мне передаст, — посоветовала Ван. — Я сама за ней слугу пошлю.

Барышня Шэнь откланялась и удалилась, сопровождаемая слугой. Ее проводил и Хань Даого. По договоренности с женой он ушел ночевать в лавку, оставив ее наедине с Симэнем. Они поиграли немного в кости, осушили по чарочке, но такое времяпрепровождение их явно не устраивало. Симэнь сделал вид, что ему требуется выйти по нужде, а сам последовал прямо в спальню хозяйки, где, запершись, они отдались любовным утехам.

Между тем Ван Цзин вынес светильник и присоединился к пировавшим в передней комнатушке Дайаню и Циньтуну.

Ху Сю полакомился и выпил украдкой на кухне, отпустил повара и, постелив циновку в небольшой комнатке с алтарем поклонения Будде, лег спать, но немного погодя проснулся. Надобно сказать, что комнатка эта отделялась от хозяйской спальни всего лишь тонкой дощатой перегородкой, Ху Сю и разбудил голос хозяйки. Решив, что Симэнь давно ушел, а в спальне почивают хозяин с хозяйкой, слуга поднес к стене светильник, проткнул головной шпилькой оклейку и стал подглядывать в щелку. В спальне ярко горела свеча, и Симэнь как ни в чем не бывало делил ложе с Ван Шестой. Ее ноги были привязаны к спинке кровати, а на Симэне была только короткая шелковая куртка, снизу он был обнажен. Ху Сю наблюдал, как Симэнь Цин взобрался на Ван Шестую, и они задвигались навстречу друг другу, и слышал громкие звуки, возникавшие при соприкосновении двух тел. Хозяйка щебетала на все лады, и страстные любовные звуки сливались воедино.

— Мой милый! — послышался, наконец, голос Ван. — Делай со мной, что только пожелаешь. Ведь я вся, как есть, принадлежу тебе и только одному тебе.

— А что если твой муж разгневается? — спросил Симэнь.

— Да как он посмеет гневаться, этот рогоносец! — воскликнула Ван. — Будь он хоть богатырь семи пядей во лбу, все равно тобой же живет.

— Если ты меня любишь, — говорил Симэнь, — я вот соберу серебра да пошлю твоего мужа вместе с Лайбао на юг. И пусть там остается. Заведет склад и товары будет закупать. А тут и приказчик Гань управится. Мне как раз закупщика и сторожа в тех краях завести необходимо.

— Он на юге не раз бывал, его и пошли, — поддержала Ван Шестая. — Чего ему дома околачиваться? Он и сам говорит: привык, говорит, разъезжать, так из дому и тянет. Он ведь с малых лет на реках и озерах. Мастер по торговой-то части и в товарах толк знает. Как бы хорошо его отправить! — я б ему бабу подыскала. Не нужен он мне. Я с тобой хочу быть. Куда ни сунешь, туда с радостью пойду. От души говорю. Пусть меня гром разразит на этом самом месте, не лгу.

— Хватит клятв, дорогая! — прервал ее Симэнь.

Они и не подозревали, что Ху Сю к великому своему удовольствию подглядывал любовников и подслушал весь их разговор.

Хань Даого между тем, не найдя Ху Сю, пошел ночевать в лавку. Ван Сян и Жунхай сказали ему, что Ху Сю не появлялся, и Даого вернулся домой, где застал пирующих Дайаня с Циньтуном, к которым присоединился и Ван Цзин. Заслышав голос хозяина, Ху Сю поспешно бросился к циновке и притворился спящим. Немного погодя вошел Даого, посветил, посветил под алтарем Будды и нашел там громко храпевшего слугу.

— Так вот ты куда, оказывается, забрался, сукин сын! — пнув ногой Ху Сю, заругался Даого. — Вот где растянулся, арестант проклятый! Я тебя в лавке обыскался. А ну, вставай сейчас же! Пошли!

Ху Сю поднялся, вытаращил глаза и, потерев их для виду, поплелся за хозяином в лавку.

Прошла, должно быть, целая стража, прежде чем Симэнь закончил сражение с Ван Шестой. Он возжег благовония на трех алтарях ее тела: груди, лобке и копчике. Ван Шестая встала, оделась и велела служанке подать воды. Она вымыла руки и, подогрев вина, опять села с Симэнем за пиршественный стол. За чаркой вина продолжалась их задушевная беседа. Потом Симэнь отбыл верхом в сопровождении Дайаня, Ван Цзина и Циньтуна. До дому он добрался только во вторую ночную стражу и пошел к Пинъэр. Она спала.

— Где это ты напился? — спросила она подвыпившего мужа.

— Меня Хань Даого угощал, — рассказывал Симэнь. — Я сына лишился, вот он и пригласил меня тоску развеять. У него была певица Шэнь Вторая. Такая молоденькая, а как поет! Лучше барышни Юй! На праздники я решил за ней паланкин послать. Она вам петь будет, и ты, может, тоску свою развеешь. Тяжело у тебя на сердце, а? Да ты брось уж так убиваться!