Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Да как сказать! — не унимался Боцзюэ. — Мне еще в одно место попасть надо. По правде сказать, нынче у двоюродного брата Ду Третьего день рождения. Я ему с утра подарки отправил, звали после обеда приходить. Мне уж не придется потом к тебе заглянуть, о деле доложить. Так что лучше дай слугу. Он тебе и доложит.

— Тогда я пошлю Ван Цзина, — сказал Симэнь и кликнул слугу.

Чан Шицзе оказался дома. Увидев Ин Боцзюэ, он попросил его пройти в дом и присаживаться. Боцзюэ достал серебро.

— Вот какое дело, — начал он. — Брат[950] велел мне помочь купить дом, но я занят. Меня двоюродный брат Ду Третий приглашает. Так что пойдем купчую оформим, и потом я к брату пойду, а доложить благодетелю отправится слуга. Вот для чего я его с собой взял, понял?

Чан Шицзе засуетился и велел жене подать чай.

— Кто б еще кроме брата мог оказать мне такую милость? — приговаривал Шицзе.

Они сели пить чай. Потом он позвал слугу, и все вместе они направились в сторону Нового рынка. Серебро вручили хозяину и составили купчую. Боцзюэ наказал Ван Цзину доложить хозяину, а остальное серебро велел взять Чан Шицзе, после чего простился с ним и поспешил на день рождения к Ду Третьему.

Симэнь пробежал глазами купчую и протянул Ван Цзину.

— Ступай передай дяде Чану, — сказал он. — Пусть у себя хранит. Однако не о том пойдет речь.

Да,

Если с просьбой вам прийти пришлось бы,лишь к достойным обращайте просьбы,Если беды ближних вам не чужды,пусть близки окажутся и нужды.Нашу жизнь назвать бы впору безднойсуеты ненужной, бесполезной.Только та услуга и огромна,что окажут тайно нам и скромно.

Воистину:

Отблеск благородного сияньяблагодатный на кого нисходит? —Зла с добром отколь чередованье?Перемены сами происходят.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава шестьдесят первая

И в прошлом, помнится, годуя в этот день грустна была,И ныне тягостная скорбьменя жестоко извела.Как меркнет на закате день,так осень гаснет, отпылав.Разлукой вечною томлюсь,слез безутешных не сдержав.За стаей увязался гусь[952] —письма я, видно, не дождусь,Все таю, таю с каждым днем,слабее, тоньше становлюсь.Цветок, бесчувственный на взгляд,дарит, однако, аромат,А я с тревогой на лицеукрадкой в зеркальце гляжусь.

Так вот. Вернулся как-то вечером из лавки Хань Даого и лег спать. Приближалась полночь, когда жена его, Ван Шестая, завела такой разговор.

— Гляди, как нам благоволит хозяин, — начала она. — Сколько ты в этот раз денег нажил! Надо бы угощение устроить и его пригласить. Он ведь сына потерял. Пусть у нас немного посидит, тоску развеет, а? Небось, не объест. Зато и мы перед ним не будем в долгу. Да и приказчики, видя, как ты близок с хозяином, станут совсем по-другому к тебе относиться. Особенно если придется еще ехать на юг…

— Я уж и сам о том думал, — поддержал ее Даого. — Завтра у нас пятое — несчастливое число, шестого и устроим. Позову повара, певиц и приглашение составлю, когда пойду к хозяину, приглашу его к нам. Выпьем с ним, на ночь я в лавку уйду.

— А певиц к чему? — прервала его жена. — Правда, может он захочет у меня посидеть — А так неудобно. Давай пригласим молоденькую певичку Шэнь Вторую. Она у нашей соседки, супруги Юэ Третьего, живет. Одевается со вкусом и собой хороша. Знает модные песенки. А под вечер, если батюшка пожелает ко мне заглянуть, ее можно будет отпустить.

— Хорошо! — согласился Даого.

Тем и кончился тот вечер.

На другой день Хань Даого пошел в лавку и попросил сюцая Вэня написать приглашение, а потом направился к Симэню.

— Вы, батюшка, завтра не заняты? — спросил он после приветствия. — Не могли бы вы пожаловать к нам на чарочку вина. Снизойдите, прошу вас, батюшка. Не откажите нам в такой чести.

Хань Даого протянул приглашение.

— Зачем это себя в расходы вводишь? — пробежав глазами приглашение, спросил Симэнь. — Завтра я свободен. Только в управу загляну и приеду.

Даого откланялся и пошел в лавку. Ху Сю он велел взять корзину и купить курицу и свиные ножки, утку и гуся, свежей рыбы, овощей и сладостей. Потом был нанят повар. Слугу послали нанять паланкин и пригласить певицу Шэнь Вторую. Ван Шестая со служанкой готовила лучший чай. Гостиная была тщательно прибрана. Блестели начищенные столы и кресла. Хозяева ожидали прибытия Симэня.

После обеда Циньтун принес жбан виноградного вина. Через некоторое время в летнем паланкине пожаловал и сам Симэнь в сопровождении Ван Цзина. У ворот Симэнь вышел из паланкина. На нем была парадная чиновничья шапка, длинный халат из темного тонкого шелка и черные сапоги на белой подошве. Его встретил Хань Даого и проводил в дом. Гость и хозяин обменялись приветствиями.

— Премного благодарен вам, батюшка, за вино, — говорил хозяин.

Посреди гостиной стояло почетное кресло, в которое и сел Симэнь. Немного погодя показалась вырядившаяся Вань Шестая. Ее прическу держали многочисленные шпильки полукругом, золотой ободок и серебряная сетка, украшенная по канту бахромой и подвесками. На ней была белая кофта из ханчжоуского шелка с застежкой спереди, бледно-зеленая шелковая безрукавка и бледно-желтая с бахромой юбка. На ногах у нее красовались атласные туфельки цвета воронова крыла на толстой подошве, отделанные золотой тесьмой в виде плывущих облаков. В ушах блестели золотые серьги-гвоздики. Словом, одета она была с большим вкусом. Ван Шестая грациозно подошла к Симэню и отвесила четыре поклона, а потом удалилась отдавать распоряжения.

Вскоре появился Вань Цзин. Он нес расписанный золотом красный лаковый поднос, на котором стояли две чашки густо заваренного чаю, куда для духу были примешаны бобы с корицей. Даого взял чашку и, высоко приподняв, торжественно преподнес ее Симэню. Другую он поставил себе и присел рядом с гостем. После чаю Ван Цзин унес посуду.

— Неизмеримо велика ваша милость, батюшка, оказываемая мне, ничтожному, — заговорил, наконец, Даого. — Вы не оставляете своим покровительством мою жену во время моих отъездов, взяли к себе в слуги Вань Цзина. Глубоко тронутые вашей добротою, мы с женой не знали, как выразить вам свою искреннейшую признательность, и решили устроить скромное угощение, пригласить вас, батюшка, побыть у нас. Кончина вашего наследника застала меня вдали, а жена моя была здесь, но из-за недомогания не смогла выразить вам своего соболезнования, чем, наверное, сильно вас огорчила. Мы пригласили вас, батюшка, во-первых, развеять горе, а во-вторых, попросить у вас прощения.

— Ну что ты! — отозвался Симэнь. — Заставил я только вас раскошелиться.

Пока они беседовали, Ван Шестая расположилась за небольшим столиком рядом.

— А ты уже батюшке сказал? — обратилась она к мужу.

— Нет еще, — отвечал Даого.

— Вы о чем? — поинтересовался Симэнь.

— Мы хотели пригласить для вас, батюшка, двух певиц, — объясняла Ван, — но потом так и не решились. Вот позвали барышню Шэнь Вторую от соседки Юэ. Барышня совсем молода, модные песенки и речитативы знает. В прошлый раз я слышала у вас барышню Юй. Поет она так, средне. Барышня Шэнь куда лучше ее! Вот я для вас, батюшка, ее и позвала. Не знаю, понравится ли она вам, батюшка. А то можно будет позвать ее и к вам. Пусть матушек усладит пением. Ее ведь постоянно зовут. Надо только с ней заранее договориться. Она не посмеет отказаться.

— Раз позвали, пусть выйдет, погляжу, — сказал Симэнь.

Даого кликнул Дайаня.

— Помоги батюшке снять халат, — обратился он к слуге.

Тем временем накрыли стол. Ху Сю расставил закуски и кушанья. Принесли вино. Были тут и копченая утка, и креветки, и прочая морская снедь, и пельмени. Ван Шестая откупорила жбан и, подогрев вино, принесла его в кувшине. Даого поднес Симэню чарку, а потом позвали барышню Шэнь. Симэнь пристально рассматривал певицу.

У барышни Шэнь была высокая прическа. Редкие цветы и шпильки украшали ее связанные узлом локоны-тучи. Переливались сапфировые серьги. Была она в зеленой кофте и красной юбке, из-под которой выглядывали золотые лотосы-ножки. Ее ланиты были нежны, как персики, рисинки-зубы ослепляли белизной, а тонкие изогнутые брови таили в себе чары весенних гор. Как колышущаяся на ветру ветка цветов, приблизилась она к Симэню и отвесила четыре земных поклона.

— Встань, прошу тебя! — сказал Симэнь. — Сколько цветущих весен ты видела?

— Мне двадцать один год.

— Много песен знаешь?