Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

Наконец он резким движением бросил кости, так что их желтоватые куски разлетелись по войлоку. Крылся ли ответ в том, как они подскочили и разлетелись по сторонам? С уст Морола сорвалось проклятие, а Хасар язвительно ухмыльнулся попытке шамана истолковать то, как они упали.

– Десять… одиннадцать… Где же последняя? – спросил Морол, не обращаясь ни к кому.

Лицо Толуя стало бледным почти как лицо хана. Шаман не заметил, как желтая лодыжечная кость уткнулась в мягкую кожу Толуева сапога.

Толуй это увидел. С тех пор как шаман сказал, что в жертву должен быть принесен кто-то из Угэдэевых кровных родственников, Толуй ощущал вязкий страх. С этого момента он пребывал в тисках беспомощности, покорности перед судьбой, которой не избежать. Это его сшибла с ног жертвенная кобылица. Смысл этого происшествия должен был дойти до него уже тогда. Хотелось незаметно наступить на кость и втоптать ее в войлок, укрыть под стопой, но усилием воли Толуй этого не сделал. Угэдэй был ханом державы – человеком, которого избрал на ханство отец. Ничья жизнь не важна так, как его.

– Она здесь, – одними губами вымолвил Толуй и, когда его никто не расслышал, повторил еще раз.

Морол поднял на него глаза, в них сверкнуло внезапное осознание.

– Кобылица, которая тебя сбила, – произнес шаман шепотом. На его лице читалось что-то вроде сострадания.

Толуй молча кивнул.

– Что? – вклинился Угэдэй, бросив на Морола пронзительный взгляд. – Даже не думай об этом, шаман. Толуй здесь ни при чем.

Голос его был тверд, но страх могилы по-прежнему довлел над ним, и чаша вина в руках дрожала. Толуй это заметил.

– Ты мой старший брат, Угэдэй, – сказал он. – Более того, ты хан, которого избрал наш отец. – Он улыбнулся и провел рукой по лицу с почти мальчишеской наивностью. – Он как-то сказал мне, чтобы я напоминал тебе о вещах, которые ты упускаешь из виду. Чтобы я поддерживал тебя как хана и был твоей правой рукой.

– Это… безумие! – воскликнул Хасар голосом, в котором вибрировал гнев. – Давайте я еще пущу кровь этому горе-гадателю!

– Давай же! – с внезапной решимостью бросил Морол. Он шагнул навстречу Хасару и встал, раскинув руки. – Я заплачу эту цену. Нынче поутру ты уже пролил мою кровь. Если желаешь, можешь пролить ту, что еще осталась в моих жилах. Предначертания это не изменит. Как и того, что надлежит сделать.

Хасар коснулся места, где у него за поясом под грубыми складками одежды находился нож, но Морол не пошевелился и не отвел глаз. Принятое зелье сделало его бесстрашным и проницательным, он увидел любовь Хасара к Угэдэю и Толую вкупе с отчаянием. Старый военачальник всегда смело смотрел в лицо врагу, но перед столь роковым решением растерялся и опешил. Морол опустил руки и так терпеливо стоял, ожидая, когда Хасар смирится с неизбежным.

В конце концов тишину прервал голос Толуя:

– Мне многое предстоит сделать, дядя. Сейчас оставь меня. Мне же нужно увидеть сына и написать жене.

Хасар посмотрел на племянника. Его лицо ожесточилось от боли, но голос был твердым.

– Твой отец не сдался бы, – хрипло выговорил Хасар. – Поверь мне, знавшему его лучше, чем другие.

Впрочем, полной уверенности у него не было. Иногда Тэмучжин швырялся своей жизнью бездумно, словно рисуясь. А случалось наоборот – боролся до последнего вздоха, какой бы отчаянной ни была ситуация. Хасар всем сердцем сейчас желал, чтобы рядом был Хачиун. У него бы нашелся ответ, причем такой, что обходил бы любые рогатки. Как неудачно сложилось, что Хачиун сейчас с Субудаем и Бату скакал на север. А Хасар остался один.

Хасар чувствовал на себе напряженные взгляды племянников, смотревших на него в надежде, что он одним ударом разрубит узел. Но в голову не приходило ничего – разве что убить шамана. Что, в общем, тоже бесполезно. Морол верил в то, что говорил, и, насколько Хасар мог судить, это была правда. Хасар зажмурился и попытался расслышать голос Хачиуна. Что бы он сказал? Кто-то должен за Угэдэя принять смерть. Хасар, подняв голову, открыл глаза:

– Твоей жертвой стану я, шаман. Возьми за хана мою жизнь. Я готов поступиться собой ради памяти моего брата и сына моего брата.

– Нет, – ответил, оборачиваясь, Морол. – Ты не тот, кто нужен нынче. Предначертания ясны. Выбор столь же прост, сколь и жесток.

Толуй слабо улыбнулся. Он подошел к Хасару, и они на глазах у Угэдэя и шамана крепко обнялись.

– На закате, Морол. – Толуй посмотрел на шамана. – Дай мне день, чтобы приготовиться.

– Мой господин, ответ получен. Мы не знаем, сколько хану отпущено времени.

Угэдэй под взглядом Толуя ничего не сказал. Младший брат сжал челюсти, борясь с собой.

– Я не сбегу, брат, – прошептал он наконец. – Но я не готов идти под нож… прямо сейчас. Дай мне всего один день, и я буду оберегать тебя из того мира.

Угэдэй едва кивнул, лицо его исказила мука. Хотелось что-то сказать, выкрикнуть, услать Морола – и будь что будет, пускай за ним явятся кровожадные духи. Но он не мог. Вновь всплыло воспоминание о давешней беспомощности. Больше он такого не вынесет.

– На закате, брат, – наконец вымолвил он.

Не говоря