Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семиярусный зал театра Колон, одного из самых больших в мире, вмещал около 2500 зрителей. Там уже выступали бежавшие из Германии дирижеры Фриц Буш и Эрих Клайбер и знакомые Фриделинде по Байройту и Берлинской государственной опере певцы, в том числе Александр Кипнис и Герберт Янсен; вдобавок там была неплохая собственная труппа, так что Фриделинда вполне могла бы найти для себя широкое поле деятельности, по меньшей мере пройти в театре стажировку. Между тем девушка не торопилась найти себе занятие и лишь приглядывалась к окружавшей ее непривычной обстановке аргентинской столицы. В городе издавна проживало множество выходцев из Европы, в основном итальянцев, немцев и восточноевропейских евреев. В последние годы к ним добавились тысячи еврейских беженцев из Германии, но подыскать подходящую компанию было непросто. Хотя после тоскливой жизни в лагерях с их скудной пищей, отсутствием привычных развлечений и свободы перемещения она теперь могла наслаждаться беззаботным существованием в большом шумном городе, ее не оставляло нараставшее день ото дня беспокойство, связанное с неопределенным будущим, которое теперь всецело зависело от приезда в июле ее покровителя. Она бывала в гостях у Энгеля и супругов Буш, с ней охотно общался Эрих Клайбер, с которым она переписывалась еще во время пребывания в Трибшене. По этому поводу биограф дирижера приводит такое высказывания из его письма: «Маленькая Вагнер много общалась с Тосканини и писала мне, что я единственный из ныне живущих дирижеров, о ком он все еще доброжелательно отзывается, – от остальных он не оставил камня на камне. Она также общалась с Кипнисом и ждала революции в Германии. Ее братья на военной службе, а мать уже не так восхищается Адольфом!» По-видимому, Клайбер не совсем верно понял Фриделинду: речь могла идти об охлаждении отношения Гитлера к Винифред, а не наоборот, поскольку та не уставала восхищаться фюрером до конца жизни.
Фриделинда также много общалась с недавно покинувшим Германию знаменитым чилийским пианистом Клаудио Аррау, который, будучи вундеркиндом, с детства учился в Берлинской высшей музыкальной школе, а потом завоевал славу одного из лучших виртуозов Европы. Он, в частности, прославился своими трактовками Листа, и ему было непонятно, почему правнучка композитора так сдержанно относится к его фортепианному творчеству. Это легко понять, если принять во внимание, что она знакомилась с музыкой Листа главным образом на концертах отца, в которых тот дирижировал симфоническими поэмами своего деда. Она также слышала ораторию Легенда о святой Елизавете, но фортепианная музыка Листа звучала в Ванфриде довольно редко. Все же девушка прекрасно понимала, что доброе отношение к ней местных знаменитостей следует отнести скорее на счет ее благородного происхождения и ее близости к Тосканини.
Время шло, но она не торопилась использовать свои связи и опыт для получения какого-нибудь места в театре. О своей неуверенности в том, что сможет обосноваться в Южной Америке она, собственно, писала Тосканини еще из Лондона, ссылаясь при этом на незнакомство с особенностями тамошнего театра. В ответ на рекомендацию Тосканини заняться для начала постановкой произношения местным исполнителям, занятым в вагнеровских драмах (в то время в театре Колон шли Валькирия и Летучий Голландец), она писала, что общение с ними будет затруднено из-за незнания испанского языка; вдобавок ей этого не советовала и Берта Гайсмар. Поскольку для того, чтобы как-то обосновать свое участие в ее судьбе, Тосканини уже сообщил о своем проекте прессе, теперь он сильно огорчился и отложил все дальнейшие переговоры о будущем своей подопечной до встречи с ней в Буэнос-Айресе, а до тех пор поручил ее заботам местного дирижера, своего бывшего ассистента Ферруччо Калузио, который, положа руку на сердце, сам не знал, что с ней делать. Тосканини понял это из письма Фриделинды, писавшей о своей первой встрече с Калузио: «У него был такой мученический вид, словно ему жмут ботинки». Теперь они вместе ждали приезда маэстро, чтобы тот помог Фриделинде поскорее перебраться в Штаты, а работникам театра – избавиться от свалившейся на них обузы.
Фриделинда ждала своего спасителя ровно три месяца – он появился в аргентинской столице 9 июня. С этим городом Тосканини был связан издавна. Он дебютировал там в 1887 году; Аида под управлением девятнадцатилетнего маэстро снискала триумфальный успех. Впоследствии в столице Аргентины он выступал неоднократно – в том числе на открытии театра Колон в 1908 году. За год до появления Фриделинды в Буэнос-Айресе он прибыл туда с недавно созданным специально для него оркестром NBC, но перед началом сезона 1941/42 года рассорился с руководством оркестра, пригласившим нежелательных, с его точки зрения, гастролирующих дирижеров. Поэтому на этот раз он прибыл налегке, чтобы разучить с солистами, хором и оркестром театра Реквием Верди и Девятую симфонию Бетховена. В том, что за год его отсутствия оркестр NBC не распался, основная заслуга принадлежит работавшему с ним в то время Эриху Клайберу – единственному крупному дирижеру, которого признавал привередливый маэстро.
Ко времени приезда Тосканини Фриделинда уже дошла до полного отчаяния: настолько все происшедшее за последние три месяца не соответствовало ее ожиданиям. В своем неопубликованном дневнике,
