АМБИГВЫ. Трудности к Фоме (Ambigua ad Thomam), Трудности к Иоанну (Ambigua ad Iohannem) - Преподобный Максим Исповедник

913

Использованные здесь формы причастия и глагола (соотв. praesens и imperfectum) указывают на продолжительность/многократность действия.

914

ἐν ἑαυτῷ τυπῶν τὸ ἡμέτερον. Источником этого выражения является, по всей вероятности, Слово 30 свт. Григория Богослова. В нем он дает свое толкование ряда мест Писания, которые приводили в свою пользу ариане, в частности – 1 Кор. 15:25-28 и Мф. 36:39, т. е. тех самых, которые в данном предложении цитирует прп. Максим. О первом из этих мест свт. Григорий говорит, что подразумеваемая в нем по видимости непокорность Сына, означает, на самом деле, усвоение Им нашей непокорности. Далее он продолжает: «Такое же, кажется мне, значение имеют слова: Боже, Боже мой, внемли Мне, для чего Ты оставил Меня (Пс. 21:1)? Ибо не Сам Он оставлен или Отцом, или собственным Божеством... но (как говорил уже я) в лице Своем изображает нас (ἐν ἑαυτῷ τυποῖ τὸ ἡμέτερον). Мы были прежде оставлены и презренны, а ныне восприняты и спасены страданиями Бесстрастного. Подобно этому, усваивает Он Себе и наше неразумие, и нашу греховность, как видно из продолжения псалма, потому что 21-й псалом явно относится ко Христу» (Gr. Naz., or. 30 (= О богословии 4 = О Сыне 2) 5, 16-27 (ed. Barbel)). В своем ответе пресвитеру Марину на вопросы диакона Константинопольского патриарха-монофелита Павла, прп. Максим позднее сформулирует, развивая эту мысль свт. Григория, различие между «природным» и «относительным» усвоением Христом человеческих качеств (см. opusc. 19 и 20). В данном контексте выражение τυπῶν τὸ ἡμέτερον имеет, как видно из продолжения периода, смысл указания на то, что речь, как и в случае «относительного» усвоения, идет не о восприятии нашей природы в Ипостась Спасителя (в которой обе природы Его уже существуют способом, соответствующим именно этой Ипостаси), а об усвоении Им, в дополнение к тому, способов, которыми наша природа существует в наших (тварных) ипостасях.

915

Толкование выражения прп. Максима «запечатляет свойственное нам» у исследователей расходится. Так, М. Дусе (Doucet 1985, р. 141-142) утверждает, что оно свидетельствует об усвоении Христом нашего, но не о том усвоении, которое в церковной традиции получит название «относительного», а о том, что в той же традиции получит название «сущностного», т. е. о проявлении человеческой воли, в ее отличии от Божией и подчинении ей. «Относительное усвоение», говорит М. Дусе, касается только укоризненного (имея в виду противление). Как заметил А. М. Шуфрин в переписке с нами, М. Дусе не прав, говоря, что в аmb. 7 прп. Максим имеет в виду природное усвоение. Целью прп. Максима в amb. 7 не было сказать что-либо о том, что происходило на самом деле в Гефсиманском молении с Христом. Христологию прп. Максим вообще в данной трудности непосредственно не рассматривает, интересует его в ней лишь то, как становятся святыми. И это, говорит Преподобный, Христос запечатлел. А именно – уступание святыми их (прежде всего) непокорной воли Богу. Во Христе же, по прп. Максиму, непокорности никогда на самом деле не было. В отличие от такого понимания, А. М. Шуфрин (см. предыдущее прим.) высказывает мнение, что прп. Максим, по всей вероятности, использует здесь выражение из Слова 30 свт. Григория Богослова, которое и в дальнейшем послужило основанием теории т. н. «относительного усвоения», более известного по отрывку из Точного изложения православной веры прп. Иоанна Дамаскина. При этом А. М. Шуфрин, очевидно, исходит из того, что в толковании Гефсиманского моления (правда, не в том месте, где он утверждает о запечатлении и усвоении свойственного нам) свт. Григорий действительно говорит об «изображении» Христом нашей непокорности, и прп. Максим это хорошо знал. Впрочем, постановка вопроса о том, какой именно род «усвоения» имел в виду прп. Максим (а именно так ставит вопрос М. Дусе), является анахронизмом, поскольку само различение между «относительным» и «сущностным» усвоением будет проведено прп. Максимом лишь в ходе полемики вокруг монофелитского Экфесиса, т. е. много позднее написания Трудностей к Иоанну. Заслуга прп. Максима и состоит в том, что он покажет в opusc. 20, что наряду с относительным усвоением, о котором говорили монофелиты и которое, следуя свт. Григорию Богослову, признавал прп. Максим, в Гефсимании Христом было явлено и сущностное усвоение человеческой воли, и отличит одно усвоение от другого. Но окончательно это учение он сформулирует только в opusc. 19, т. е. почти через пятнадцать лет после написания amb. 7. Так что в Трудностях к Иоанну эта тема у него еще просто не проблематизирована, как отсутствует и развернутое толкование Гефсиманского моления. Факт тот, что в контексте полемики с монофелитами тема «усвоения», особенно применительно к толкованию Гефсиманского моления, становится одной из важнейших. Мы обсуждаем эту тему подробно во вступительной статье Богословско-полемических сочинений прп. Максима. – Г. Б.

916

Мф. 26:39. Я хочу, очевидно, относится к желанию, выраженному в предваряющем эту фразу молении Спасителя: да минует Меня чаша сия. Тема т. н. «Гефсиманского борения» воспринимается прп. Максимом в свете толкования ее свт. Григорием; к нему прп. Максим еще не раз будет обращаться, возвращаясь к этой теме в период антимонофелитской полемики. Приведем только один пример: «Но, допустим, кто-нибудь скажет: „Даже если признать, что ничто природное не в конфликте с Богом, – как же о соответствующей нам природной воле [свт. Григорий] сказал (если действительно о ней, а не об иной, ненароком, упомянул этот отец), что она „не во всяком случае следует за Богом“, но „по большей части противится и противоборствует“? Ведь либо не природна она, поскольку противоборствует, либо не противоборствует, поскольку является природной. Иначе остается только признать, что в своем природном качестве она противостоит волению человеческой воли, соответствующей Спасителю; если последняя действительно никоим образом не в конфликте с Богом, а первая – в конфликте“. На это мы говорим, что... воление человеческой воли, какой она была у Спасителя, хотя и было природным, но не было просто человеческим, каково оно у нас; так же точно, как и сама эта человеческая воля – поскольку превосходит нас, будучи совершеннейше обожена соединением (с чем, собственно, связана и ее безгрешность). А наша – заведомо просто человеческая, и никак не может быть названа безгрешной из-за случающегося отклонения то сюда, то туда, не изменяющего природу, но извращающего движение, или, точнее сказать, пожалуй, меняющего его образ (тропос). И это ясно