Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данные о социальном происхождении участников революционного движения 50 – 80-х годов показывают, что доля дворян среди них колеблется всего от четверти до одной пятой всех участников, во всяком случае, не поднимается выше трети, причем едва ли не большинство этих дворян принадлежит к мелкому дворянству. Так, на 1600 примерно лиц, зарегистрированных в списке деятелей революционного движения второй половины 50-х и 60-х годов, лишь около одной пятой составляли, по нашим подсчетам, лица дворянского сословия[242]. За период с 1873 по 1877 г. (период «хождения в народ» народнической революционной интеллигенции) из 1054 человек, признанных правительством участниками пропаганды, было потомственных и личных дворян 279, или 26%[243]. Для периода 1884 – 1890 гг., по статистическим сведениям, приводимым В.И. Лениным в статье «Роль сословий и классов в освободительном движении», группа дворян среди участников движения составляла 30,6%[244]. Несмотря на колебания, связанные отчасти с несовершенством и случайностями самой статистики, общий смысл явления ясен: преобладающая роль и руководство в движении начиная с 50-х годов решительно переходит к разночинцам[245].
Надо также учесть, что грань между революционерами-разночинцами и дворянами, участвующими в революционном движении, с 50 – 60-х годов в значительной мере стирается. Многие дворянские выходцы (из мелко- и среднедворянского круга) сливаются с разночинцами в самой жизни, в практической трудовой деятельности в связи с переходом к интеллигентным профессиям. Вместе с тем наблюдается идейное подчинение наиболее передовой части молодой дворянской интеллигенции руководству вождей разночинной демократии. Можно назвать ряд имен левых представителей дворянской молодежи, настолько тесно объединившихся с разночинно-демократической средой, что их принято прямо причислять к деятелям последней. Таковы, например, основатели первой «Земли и воли» (60-х годов) братья Николай и Александр Серно-Соловьевичи и А.А. Слепцов или руководитель московского революционного кружка начала 60-х годов П.Г. Заичневский.
Характерно, что видные представители старшего, дворянского поколения русских революционеров в большей или меньшей степени уже в 60-х годах понимали характер и значение происходившего в общественной жизни поворота. Об этом свидетельствуют приведенные высказывания Герцена. Аналогичные признания можно встретить у Огарева, причем, как и Герцен, Огарев отмечает ту или иную форму и степень связи разночинства с народной массой. Весной 1863 г. Н.П. Огарев в «Колоколе» говорил о возникновении и росте «другой молодежи», которой «нечего отрекаться от дворянства и помещичества», – это «образованная молодежь разночинцев». «Из духоты семинарий, – писал Огарев, – из-под гнета духовных академий, из бездомного чиновничества, из удрученного мещанства – она вырвалась к жизни и взяла инициативу в литературе». Огарев, обобщая уже возникавшие в жизни факты, указывал, что разночинная молодежь «примыкает к крестьянству, идет в народ»[246].
Следует отметить и суждения М. Бакунина, еще в 1860 г. выражавшего большие надежды на «среднее сословие, образующееся постоянно из отпускных людей, приказчиков, мещан, поповских детей». В этом слое он находил «русскую удалую предприимчивость», на него он рассчитывал в деле спасения России, как и на пока «спящую силу» самого народа[247].
Недовольство разночинной интеллигенции, бесспорно, было органически связано с ростом брожения в народных крестьянских массах, являлось отражением крестьянского недовольства и возмущения. Разоблачая «энциклопедию либерального ренегатства», сборник «Вехи», В.И. Ленин, как известно, вскрывает и ренегатский смысл либеральных попыток истолковать революционные выступления представителей русской демократии, начиная с Белинского, как выражение одного «интеллигентского настроения», якобы не связанного с интересами широких масс населения. «…Может быть, по мнению наших умных и образованных авторов, настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс остатками крепостнического гнета?»[248], – писал по этому поводу Ленин. Понятно, что, по мысли Ленина, отрицание этой зависимости грубо противоречило историческим фактам.
Та же связь с возмущением народных масс, та же зависимость от народных настроений недовольства и протеста в полной мере характерны для рекрутируемой из передовых разночинцев революционной демократии 50 – 60-х годов, вождей которой – Чернышевского и Добролюбова – Ленин называл «мужицкими» демократами.
В.И. Ленин, опираясь на глубокое изучение русского революционного движения, дал вполне научную, теоретически выдержанную и цельную его периодизацию. Появление разночинца как «главного массового деятеля» освободительного движения Ленин с полным основанием принимает критерием для выделения и обозначения нового периода – второго по счету – в русском революционном движении.
В статье «Памяти Герцена» В.И. Ленин указывал на «три поколения, три класса», действовавших в русском революционном движении.
«Сначала – дворяне и помещики, декабристы и Герцен… Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.
Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями „Народной воли“. Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. „Молодые штурманы будущей бури“ – звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.
Буря, это – движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их…»[249]
Ту же, обоснованную им схему развития революционного движения Ленин дает в работе «Из прошлого рабочей печати в России», где им снова устанавливаются три главных этапа освободительного движения в России: дворянский (примерно с 1825 по 1861 г.), разночинский, или буржуазно-демократический (приблизительно с 1861 по 1895 г.), и пролетарский (с 1895 г.)[250].
Именно разночинцы дали в начале нового периода великих писателей-просветителей, вождей революционно-демократического движения, могучее влияние которых на революционную среду продолжалось в течение десятилетий, – разночинцы дали русской революции Чернышевского и Добролюбова. Разночинцы главным образом составляли и аудиторию, к которой Чернышевский и Добролюбов непосредственно обращались, в которой они больше всего встречали сознательное сочувствие и поддержку. Среди разночинцев же, по существу, находились лучшие, наиболее стойкие и преданные друзья Герцена и Огарева (даже когда они видели и подвергали критике слабые стороны последних). Сами Герцен и Огарев, утрачивая веру в дворянский культурный круг, также все
