Прекрасный яд - Мишель Бриддок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вырываю нож из его бедра, вытирая темно-красную жидкость о свои джинсы. Его кровь окрашивает джинсы, как красивая краска чистую бумагу.
— Теперь ты готов говорить, Донни? — Спрашиваю я. Он продолжает выть, боже, как это чертовски раздражает.
Сопли и слезы продолжают литься по его лицу.
— Я расскажу тебе все, что угодно. — Он всхлипывает, когда я улыбаюсь, проводя языком по своим клыкам.
— О, я знаю, что расскажешь, Донни. Теперь давай начнем с того, почему ты убил своих падчериц и их подругу. Трех невинных детей. Чьих-то дочерей, внучек. Скажи мне, Донни. Что заставило тебя это сделать?
Он смотрит на меня со страхом и отчаянием в своих маленьких глазках-бусинках.
— Я не хотел их убивать, я просто… просто…
УДАР.
Я вонзаю нож в другое его бедро, на этот раз мгновенно вырывая его обратно. Он визжит как сука, яростно вырываясь из веревок. Но он никуда не денется. Он — моя игрушка, и я еще далеко не закончил играть с ним сегодня.
— Тебе нужно говорить быстрее, Донни, я занятой человек. Я не могу тратить весь день на это.
— Это были фотографии, я просто хотел сделать несколько снимков. Один парень сказал, что купит несколько фотографий девочек, предложил мне десять штук.… они начали плакать, говоря, что расскажут маме. Я запаниковал.
Мой желудок скрутило от отвращения.
— Итак, ты задушил их. По крайней мере, я думаю, что так написано в полицейском отчете. Ты заставил замолчать троих детей навсегда, чтобы они не смогли разоблачить тебя как извращенца, которым ты и являешься?! — Моя кровь вскипела. Руки тряслись, я изо всех сил пытаюсь сдержаться.
— Пожалуйста, я не хотел…
Я бью кулаком в лицо, сильно ударяя его по скуле. Его голова откидывается в сторону, изо рта на пол брызжет кровь.
Он хнычет в отчаянии.
Идя в дальний конец большой комнаты, я беру большой черный рюкзак, который держу здесь, когда играю в свои игры. В нем ножи, электрошокеры, пилы, — практически все, что может понадобиться такому человеку, как я. Мой собственный мешок с сокровищами.
Я извлекаю из сумки лежащий на дне кабель.
— Теперь ты оборвал жизни этих невинных девочек одним из самых ужасных способов, так что, Донаван, прежде чем ты умрешь, я хотел бы дать тебе немного почувствовать, на что будет похож ад.
С этими словами я оборачиваю кабель вокруг его горла, затягивая так сильно, как только позволяют мои руки.
Его глаза выпучиваются, а лицо краснеет до того же цвета, что и кровь на бетонном полу, пока я продолжаю затягивать, перекрывая доступ воздуха и сдавливая трахею.
Он бьется в конвульсиях, цвет его лица быстро меняется с красного на фиолетовый. Я вижу, что он начинает терять сознание. Как раз в тот момент, когда он собирается потерять сознание, я отпускаю кабель. Это тяжелая работа, но кто-то же должен ее выполнять.
Донаван отчаянно вдыхает, кашляя и задыхаясь, пытаясь вернуть себе самообладание. Однако, как только его дыхание начинает нормализовываться, я снова хватаю кабель, туго натягиваю его у горла и снова перекрываю подачу воздуха, ожидая, пока он будет балансировать на краю, прежде чем я сдамся и подвергну его всему этому снова.
Чувство спокойствия охватывает меня, когда я впитываю его крики и ужас. Это как наркотик, только ничто из того, что я когда-либо принимал, не могло вызвать такой эйфории. Это что-то потустороннее.
Боль в моей собственной голове мучительна и дика, но это все, что я когда-либо знал, и это все, что я когда-либо буду знать. Все, чего я хочу, — причинять эту боль другим. Заставить их страдать.
Не знаю, сколько раз я буду повторять эту пытку над Донованом. Наверное, пока не надоест или не начнут болеть руки, но в любом случае к концу дня он будет мертв, и мир избавится от еще одного извращенного монстра. Жаль только, что мир так и не избавится от еще одного монстра вроде меня.
Глава 13
Беннетт
Теодора Олкотт Март 1911 г.
Прошло всего два месяца, а я уже не могу вспомнить, какой была моя жизнь до Найтчерч. Это место похоже на сон. Если бы только мама и папа могли видеть меня сейчас. Я писала им несколько раз за последние пару месяцев, но, к сожалению, не получила ответа. Уверена, папа просто занят на ферме, а маме нужно заботиться о моих сестрах, так что сейчас я не могу ожидать от них слишком многого. Карлос начал уделять мне внимание. Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Его глаза сверкают, как сапфиры. Я знаю, что испытывать к нему такие чувства — грех, но, клянусь, иногда, когда я купаюсь в озере, он наблюдает за мной из леса. Спрятавшись. Мне нравится мысль о том, что он наблюдает за мной. Я никогда раньше не была с мужчиной, но когда нахожусь в его присутствии, все, о чем я могу думать, — это каково было бы ощутить его прикосновение. Я представляю его губы, нежно ласкающие чувствительное местечко под моим ухом, и его пальцы, скользящие ниже, между моих ног. Я должна остановиться. Одно то, что я пишу это, заставляет меня хихикать, как маленького ребенка. Женевьева была так добра ко мне, что мне не следовало бы так думать о ее муже, но я просто не могу остановиться. Погода только начала становиться значительно теплее, и сейчас как никогда заманчиво просто провести время на свежем воздухе. Здесь просто бесконечное пространство. Я всегда любила прогулки на свежем воздухе, а теперь могу предаваться им сколько угодно. Мне пора идти, так как у меня много работы. Я знаю, что сегодня увижу Карлоса, и мой желудок уже скручивается в узел. Ничто не может стереть эту улыбку. Как мне так повезло?!
Вау! У этой сучки все было плохо.
Я хихикаю про себя, сворачивая потрепанный дневник обратно и закрепляя его резинкой, которую нашла на кухне.
Мне захотелось почитать еще, но у меня была работа, и я уже пообещала Милли, что пойду к озеру.
Я подумала о том, чтобы показать Милли то, что нашла, но было что-то приятное в том, что у меня есть этот маленький секрет, о котором никто больше не знал. Я сомневалась, что даже Сильваро знали о маленькой шкатулке и дневнике.
Чтобы сэкономить время, я беру
