Прекрасный яд - Мишель Бриддок

— Звучит как фантастическая идея. — Сказала я.

— Беннетт.

Серебристый голос раздался из ниоткуда, когда я обернулась и увидела Эстель, стоящую на ступеньках и смотрящую на нас с Милли, склонившихся над грядкой с гнилыми цветами.

Она смотрела на нас с нежной улыбкой на лице. Она выглядела совсем не испуганной женщиной, которую я видела с Андреасом, и это немного успокаивало.

— Не могла бы ты помочь с несколькими работами в прачечной? Сегодня там завал.

Я натянуто улыбнулась. Меньше всего мне хотелось заниматься домашними делами, но, как говорится, надо.

— Конечно, я сейчас приду.

Эстель кивнула, развернулась на каблуках и пошла обратно вверх по лестнице.

— Великолепно. Нет покоя нечестивцам! — Я закатила глаза.

Милли рассмеялась, возвращаясь к своим раскопкам.

— Значит, завтра на озеро? — Я встала, отряхивая грязь с колен.

— Конечно. — Сказала Милли, не отрываясь от своего занятия. — Захвати свой купальник. Встретимся там.

Должна признать, что мне нравилось знакомиться с Найтчерч. Я намеревалась узнать о нем как можно больше. И понятия не имела, зачем людям распускать слухи о таком прекрасном месте, как это. Наверное, зависть сыграла свою роль.

В близлежащих городках наверняка ненавидели, что в этом готическом шедевре живет привлекательная и состоятельная семья. Это казалось разумным аргументом для всех детских сплетен. В конце концов, призраков не существует.

Глава 12

Эзра

У каждого человека есть скелеты в его гребаном шкафу.

Конечно, у моей семьи их больше, чем у кого-либо, с кем я когда-либо сталкивался, но все же мне еще предстоит встретить человека, который не таил бы в глубине души чего-то темного и отчаянного. У всех нас есть секреты. Просто у одних они хуже, чем у других.

Я живу этим гребаным фактом, как мантрой. Я повторяю его про себя каждый раз, когда захожу в звуконепроницаемую комнату, спрятанную глубоко под стенами Найтчерч. Комнату, в которой, как я знаю, в эту самую минуту находится убийца, более развратный, чем все, кого я знал в своей жизни. Один из самых ужасных. Жаль, что он еще и трусливый мешок с дерьмом.

Люк под огромным черным египетским ковром в моей комнате ведет в подземные коридоры, затянутые паутиной и пылью таким толстым слоем, что мне приходится прикрывать рот и нос толстовкой.

Я пользуюсь фонариком, чтобы видеть, куда иду, хотя за свои двадцать восемь лет проделывал это путешествие много раз. Возможно, я смогу добраться до комнаты с закрытыми глазами.

Здесь холодно и мрачно, нормальный человек не захочет сюда соваться, но я никогда не притворялся чертовски нормальным человеком. Если бы.

Я единственный из троих, кто ходит по этой тропе. Я и мой отец, мы единственные, кто несет это бремя, это проклятие, и Калеб, когда он работает со мной. К сожалению, по каким-то другим причинам его сейчас со мной нет, так что сегодня я шел один.

Маме строго-настрого приказали следить за тем, чтобы персонал никогда не заходил в восточное крыло. Несмотря на звуконепроницаемые стены, осторожность никогда не повредит, чтобы кто-нибудь не услышал.

Я подхожу к большой железной двери в конце коридора, ведущей в комнату, где находится детоубийца Донаван Де Лука.

Он скрывался несколько месяцев с тех пор, как ему, наконец, предъявили обвинение в убийстве его падчериц-близняшек и их подруги. Всем девочкам было всего по шесть лет.

Моя кровь закипает, когда я открываю навесной замок и толстые металлические цепи на двери. Она со скрипом открывается, и, когда я вижу его, сидящего там, полуголого, привязанного к деревянному стулу посреди холодной, сырой комнаты, мне кажется, что кто-то залил пламя внутри меня ведром бензина.

Выплеснуть свою ярость — единственный способ хоть как-то заснуть, но и это не гарантировано.

Донаван хнычет, мотая головой, пытаясь прийти в сознание. Наркотики, которые я вколол ему ранее сегодня, должны вот-вот выйти из его организма, и по его остекленевшему выражению лица я понимаю, что он начинает осознавать, что не имеет ни малейшего представления о том, где находится. Я жду, когда начнется паника.

— Блять… блять… — вот оно. — Кто ты? Где я?

Донаван вертит головой туда-сюда между мной и комнатой, пока осматривается. Его бледная, почти прозрачная кожа покрылась мурашками, а сам он дрожит, как испуганная собака.

Я прищуриваюсь, хватаю единственный свободный деревянный стул в комнате, разворачиваю его и сажусь, облокотившись предплечьями на спинку. Я крепко сжимаю перочинный нож между большим и указательным пальцами, проводя кончиком лезвия по подушечке другого большого пальца. И изо всех сил пытаюсь скрыть скучающее выражение лица.

— Донован. — Мой голос заставляет его дрожать еще сильнее. Блять, я еще даже не прикоснулся к нему.

— Ч… чего ты хочешь? — Заикается он. Его глаза расширяются, блестя от страха, и я начинаю беспокоиться, что он потеряет сознание еще до того, как мы доберемся до самой приятной части.

— Тебе, наверное, интересно, почему ты здесь?

Донаван яростно кивает, все еще оглядывая комнату.

— Меня зовут Эзра Сильваро, и ты — VIP-гость в моем доме. Формально он известен тебе как поместье Найтчерч, но сегодня ты будешь знать его как… свой собственный частный ад.

Донаван начинает всхлипывать, дергая за веревки. Ужас запечатлен на его лице, когда он хнычет, сопли смешиваются со слезами, а лицо приобретает нездоровый оттенок красного.

— Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня, я никому не скажу. — Плачет он.

Я провожу пальцами по щетине на подбородке.

— Понимаешь, я не могу этого сделать, Донаван, потому что, видишь ли, я все слышал о тебе и о том, что полиция разыскивает тебя в связи со смертью трех маленьких девочек. Ничего не напоминает?

Он медленно качает головой, его лицо искажено от того, как сильно он сейчас плачет. Блять, какой же он уродливый. Я поднимаюсь на ноги, мое терпение по отношению к этому ублюдку иссякло.

Этот человек одолел этих детей и причинил им вред. Монстр, о котором тебе говорит мать, прячется под твоей кроватью, а этот — был здесь, слабый и умоляющий, в одних трусах, готовый встретиться с монстром под своей собственной кроватью.

Я подхожу к нему, все еще ожидая какого-то ответа на свой вопрос, но он все еще сидит, всхлипывая про себя. Из уголков его отвратительного рта стекает слюна.

Внезапно, без предупреждения и без каких-либо слов со стороны Донавана, я со всей силы вонзаю свой перочинный нож в его бедро. Он кричит в агонии и, без сомнения, в шоке, его глаза выпучиваются, и он в ужасе смотрит на нож, торчащий из его ноги.

— АААА, БЛЯТЬ, БЛЯТЬ.