"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Ничего, - тихо отозвалась Ханеле, - я права оказалась. Во второй раз им самое дорогое отдадут, и правнуков он увидит, - внучка увидела на все еще красивых губах легкую улыбку.

- Хорошо, - ласково сказала Ханеле, - когда евреи живут на своей земле. Ты отправишься туда, милая. Когда совершится месть.

Волк, было, лениво подумал, что можно эту Кассандру соблазнить прямо сейчас. От девушки пахло сладко, волнующе, липовым цветом. В Женеве он прочел отчет Желябова и Перовской. Волк знал, что за Кассандрой ухаживает сам тайный советник Воронцов-Вельяминов.

- Пан Крук потерял голову, на старости лет, - весело подумал Волк, глядя на белую шею девушки, где блестела золотая цепочка, - это нам очень на руку. Не буду пока ему дорогу переходить. Пусть развлечется с этой малышкой, - он так и сказал девушке. Кассандра, отчаянно, зарделась:

- Я это делаю ради революции, товарищ Волк. У меня есть..., - она сглотнула, - есть спутник. Вы с ним познакомитесь. Товарищ Техник, - добавила Хана. Девушка вздохнула:

- Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я ему понравилась. Я буду его подругой, навсегда. Я сделаю все, что он скажет..., - у Волка было спокойное, холеное, немного загорелое лицо. Пахло от него осенним лесом и дымом костра. Хана, прошлой осенью, прочла в газетах о взрыве на Ганновер-сквер. С мельницей она не связывалась. Письма им были не нужны. Ночью она услышала голос бабушки: «Будь очень осторожна, милая. Помни о своем предназначении».

- Я помню, - сказала себе девушка, глядя в его голубые глаза.

- Я помню, и сделаю все, что надо. Я просто хочу быть с ним. Мне все равно, что он..., - она очнулась и услышала наставительный голос Волка:

- Я встречусь с вашим Техником и с товарищем Халтуриным. Вы останетесь здесь. На Хитровке вам делать нечего. Потом отправимся в Санкт-Петербург, по отдельности. Я займусь казнью Гольденберга...,

- Он в Петропавловской крепости..., - робко сказала Хана. Волк усмехнулся:

- Надо же! А я думал, он в Зимнем Дворце, с императором чай распивает, - девушка опустила голову. Он заметил:

- Где бы ни был Гольденберг, он приговорен к смертной казни, «Народной Волей». Я приведу приговор в исполнение. Вы будете сидеть тихо, обеспечивать связь с остальными товарищами и завлекать Воронцова-Вельяминова, - он поднялся и указал на дверь: «Все, товарищ Кассандра. Увидимся завтра».

Она ушла. Волк, вдыхая запах лип, решил:

- Потом. Осенью я ее в постель уложу. У меня впереди содержанка пана Крука, и госпожа Долгорукова, будущая жена императора. Я никуда не тороплюсь, - он закинул руки за голову и потянулся:

- Надо будет пустить в ход план с экипажами, который я в Лондоне разрабатывал. Поговорим об этом с Техником.

Кассандра сказала, что юноша будет ждать его в кофейне при гостинице, утром. Волк, за табльдотом, заметил толпу людей на Кузнецком Мосту. Он спросил у официанта:

- В Москве всегда оживленно, даже, - он посмотрел на хронометр, - в половине восьмого?

Француз наклонил кофейник над его чашкой:

- Сегодня памятник Пушкину открывают, месье. На Тверском бульваре. Это великий русский поэт. Их гордость, как месье Гюго.

- Не слышал, - сухо заметил Волк и вернулся к газете.

Бабушка переводила им с Анри «Капитанскую дочку». Он, ожидая Техника, вспомнил:

- Дедушка Теодор был в пугачевском восстании. И дедушка Джованни в нем память потерял. В России богатая история народных бунтов. Когда мы убьем императора, крестьяне и рабочие поднимутся против капиталистов, непременно. А мы встанем во главе революции.

Волк лениво пролистал газеты. Царило летнее затишье. Он знал, что в Британии премьер-министром стал Гладстон. Фении говорили, что политика метрополии не изменится, и парламент никогда не проголосует за предоставление Ирландии права на самоуправление.

- Значит, - холодно ответил Волк, - бомбы будут взрываться и дальше.

Волк, с интересом прочел, об американском пакетботе «Колумбия», первом корабле, оснащенном лампами Эдисона, и об электрической железной дороге. Изобретатель продемонстрировал новинку в своей лаборатории, в Менло-парке.

- За электричеством будущее, - весело сказал себе Волк, - настанет день, когда мы сможем управлять взрывами удаленно, без проводов. Я, сидя в Москве, свяжусь..., - он задумался, - со столицей, по телеграфу Белла. Смертники приведут в действие механизм бомбы..., - он закрыл глаза, так это было хорошо.

- Месье, - услышал он юношеский голос, - могу я одолжить The Times?

- Присаживайтесь, - Волк отодвинул стул и махнул официанту, - прочтите газету здесь.

Это был пароль и отзыв, Волк узнал их от Кассанды. Юноша, высокий, худощавый, в хорошем, легком, летнем костюме, при крахмальной рубашке с галстуком, кивнул и немного покраснел.

- Он на Федора Петровича похож, - Волк заказал еще кофе, - его отец, наверное, в молодости таким был. Второй сын меня тоже не узнает, - Волк улыбнулся и предложил Александру Воронцову-Вельяминову папиросу.

Места для публики с билетами отгородили канатами. У подножия памятника возвышалась деревянная трибуна. На ней собирались члены Общества Любителей Российской Словесности, писатели и московские чиновники. На бульваре шумела, волновалась толпа, многие пришли с цветами. Ранее утро было светлым, но сейчас небо затянуло тучами, закапал мелкий дождик. Над куполами Страстного монастыря кружились птицы. Марта вспомнила: «И стаи галок на крестах…». Прабабушка и дедушка Питер рассказывали ей о Пушкине. Питер улыбался:

- Я его на улице увидел, в Санкт-Петербурге. Он мне стихи читал. Он шафером был у Юджинии и мужа ее, письма им писал…

- Письма, - вздохнула Марта.

- Ничего не осталось, все пропало. Квартиру, у моста Пантелеймоновского, и не узнать теперь. Хорошо, что у Петра и клинок есть, и образ родовой и крестик. Это детям его перейдет. Женился бы он, - озабоченно подумала женщина, - но я невестку все равно не увижу. Она с ним ездить будет. Как Джейн с Грегори, в Бомбей отправляются. Может, и останутся в Индии…, - она услышала веселый голос второго сына:

- Мамочка, - Грегори поцеловал ее в бронзовый висок, - Джейн учиться надо. Мы вернемся, и вообще…, - он повел рукой, - здесь ты, тетя Полина….

Марта, было, хотела сказать:

- Тетя Полина может в Святую Землю уехать.

Однако она прикусила язык:

- Не надо. Она еще Аарону не написала. И у нее свекровь здесь, сын…, Посмотрим, как все сложится.

Марта взяла смуглую ладонь Грегори: «Поселитесь где-нибудь в Сент-Джонс-Вуде, и будете приходить на воскресные обеды».

- Домой бы вернуться, быстрее, - Марта отдала служителю билет, и достала из саквояжа томик Достоевского.

- Дети на каникулах. Дядя Мартин их в Ньюкасл повез. Я бы тоже взяла отпуск на несколько дней, и к ним поехала. Походили бы под парусом, поплавали с Люси…, А вместо этого, - Марта, внезапно, разозлилась, - я здесь, и неизвестно когда из России выберусь. Но нельзя такое прощать, - твердо сказала она себе, - нельзя. Они на семью руку подняли. Надо их наказать, обоих, - Марта, подходя к площади, заметила, что ближайшие улицы оцепили полицейские.

- Конечно, - она приподнялась на цыпочках, - здесь двадцать тысяч человек, а то и больше.

К расчищенной площадке перед памятником подъезжали кареты. Марта улыбнулась: «Федор Михайлович. Он постарел, но лучше выглядит, чем в Баден-Бадене». Марта знала, что Достоевский женился, и у него появились дети. В Лондоне она всегда читала русские газеты и журналы. Отдельный шкаф в библиотеке отвели под тома Пушкина, Достоевского, Тургенева и Толстого. Перед отъездом в Россию, Марта, внимательно изучила все материалы о расколе. Она долго, с карандашом в руках, сидела над романом нижегородского чиновника Мельникова.

- Монастыри, - Марта смотрела, как Федор Михайлович поднимается на помост, - мне очень на руку. Никто меня искать не будет, а я дальше, в Санкт-Петербург, отправлюсь. Ушла по обету на богомолье, и ушла.

Толпа стихла. Сначала выступали чиновники, кто-то говорил о народных деньгах, собранных на памятник. Марта подумала: