"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Понятия не имею. Пусть принесут данные по регистрации иностранцев за последние, - он подумал, -полгода. И русских тоже, - Федор затянулся египетской папиросой и раздраженно добавил:

- Где мой кофе? Хвати московской неповоротливости, Александр Александрович. Я руковожу подготовкой города к приезду государя. Начинайте делать дела быстрее, как это принято в столице.

Федору, наконец, принесли гарднеровскую чашку с кофе. Он остался один. Глотая горький дым, он вспомнил прозрачные, зеленые глаза невестки.

- Повидаемся, мадам Гаспар, - усмехнулся Федор, - повидаемся, поговорим по душам. Дочь она мне отдаст, я уверен. Даже этой волчице хочется жить, - он ткнул окурком в кофейную гущу: «Я ей сделаю предложение, от которого она не сможет оказаться». Окно комнаты выходило во двор полицейского управления. Он распахнул форточку и посмотрел на голубое, летнее небо в разрывах туч.

- Мы ее найдем, - весело подумал Федор. В комнату потянулись сыщики. Пора было начинать совещание.

Волк вышел из гостиницы Дюпре, когда на Тверской улице и Кузнецком мосту зажглись газовые фонари. Магазины оживленно торговали. Мимо него плыла разряженная, летняя толпа, многие, краем уха услышал Волк, говорили об открытии памятника Пушкину. Макс был в скромном костюме английского твида, белокурые волосы прикрывало кепи. В кармане пиджака у него лежал блокнот и проверенный, обстрелянный в Ирландии, револьвер Кольта. Макс, обучая фениев на тайной базе, участвовал в их вылазках. Он всегда говорил, что молодежи надо показывать личный пример борьбы против угнетателей и капиталистов. Оружие к ввозу в Россию запрещено не было. На таможне, в Царстве Польском, Волк внес в декларацию и револьвер и патроны.

- Впрочем, - он остановился перед магазином ружей, - здесь тоже можно все это купить, совершенно свободно. А у товарища Техника, - Волк, мимолетно, улыбнулся, - есть неограниченный доступ к химическим препаратам и пороху.

Александр Воронцов-Вельяминов ему представился. Волк не стал его останавливать. Юноша смотрел на него восторженными глазами. Волк хмыкнул:

- Фанатик. С такими людьми очень удобно работать. Он кого угодно взорвет за идею, даже собственного отца.

Александр рассказал, что его отец собирается приехать в Москву, готовить визит царя, а его старший бра, тоже здесь, с комиссией от императорской канцелярии и Священного Синода.

- Тиран, наш крестный отец, - губы юноши, брезгливо искривились:

- Но я атеист, товарищ Волк. Я в Бога не верю. Товарищ Волк, - Александр подался вперед, - можно было бы покончить с царем в Москве…, Я готов пожертвовать своей жизнью ради этого. Мы все готовы…

Волк в этом и не сомневался. Они сидели в боковой кабинке кофейни Дюпре, закрывшись газетами, и тихо, неслышно разговаривали на французском языке. Волк заказал круассаны с ветчиной и сыром. Кофе здесь варили отменный, крепкий, горький. Волк аккуратно свернул Le Figaro и вынул блокнот:

- Товарищ Техник, - почти ласково сказал он, - нет доблести в том, чтобы умереть преждевременно, хотя и за правое дело. Нам надо жить, - он улыбнулся, - чтобы изменить мир вокруг себя, чтобы наши дети и внуки построили новое, коммунистическое общество. Я ученый, автор книг, - Волк потрепал его по плечу, - я знаю, Томас Мор и Кампанелла мечтали о времени, что скоро настанет. Я хочу, чтобы вы, молодежь, тоже его увидели.

Иногда, ночами, Волк лежал, закинув руки за голову, и мечтал. Он видел дворцы из стекла и стали, видел диковинные, приспособления, заменявшие рабочих, видел летательные машины и красные флаги.

- Мы создадим нового человека, - обещал он себе, - уйдет в прошлое чахотка и опасные болезни. Люди больше не будут умирать, дети не станут расти в нищете.

Он любовался красивыми юношами и девушками, идущими, стройными рядами, по огромным площадям будущих городов.

- Трущобы исчезнут, - говорил Волк, - мы откажемся от нездоровой привязанности родителей к детям, мешающей им посвятить себя общественному благу. Дети будут достоянием коммунистической республики. Их начнут воспитывать наставники, мудрые люди…, Я покажу пример, с Александром. По крови он мне не сын, однако, он больше мой ребенок, чем все остальные, - о старшей дочери, и о Жанне, которая тоже могла быть его потомством, Волк и думать не хотел.

- И, может быть, - он смотрел в темноту, - я еще встречу женщину, которая разделит мою судьбу. Взрослую, самостоятельную женщину. Моего товарища, борца. Она пойдет рядом со мной, в грядущий мир…

- Не надо поспешности, - подытожил он, открывая блокнот, - сегодня вечером встретимся с товарищем Халтуриным, и подробно все обсудим. Мы здесь для того, чтобы выяснить, кто охраняет императора, и каков режим проезда торжественного кортежа…, Не надо жертвовать своей жизнью впустую, товарищ Техник, - Волк понимал, что юноша не знает о знакомстве его отца с Кассандрой.

- Он коммунист, - Волк, искоса, посмотрел на упрямое лицо, - если Кассандре придется соблазнить господина жандарма, товарищ Техник, следуя партийной дисциплине, должен будет с этим смириться. Хотя зачем его соблазнять, - Волк развеселился, - пану Круку шестой десяток. Он спит и видит, как бы эту малышку заполучить. Она хорошенькая, - лениво подумал Волк, - я с ней потом развлекусь, в столице.

Волк оценивающе посмотрел на изящные, с золотой гравировкой, охотничьи ружья. Он бодро пошел дальше, на Петровку. В поезде, он, как следует, изучил план Москвы. Город, конечно, не был похож на столицу империи.

- Санкт-Петербург напоминает Вашингтон, - подумал Волк, - месье Л'Анфан строил его согласно плану. Париж и Лондон росли сами, как и Москва. Кремль здесь красивый, - Волк успел сходить на Красную площадь и к собору Василия Блаженного.

Он стоял, засунув руки в карманы пиджака, закинув голову: «При коммунизме мы избавимся от церквей, храмов, синагог. Никому они будут не нужны. Кое-какие здания оставим, для музеев атеизма. Свезем туда мощи, реликвии…, Будем объяснять рабочим, как их обманывали попы. Например, мой тесть, - Волк усмехнулся и направился к Охотному Ряду.

Он отлично пообедал, в русском трактире. Все официанты, называли их, впрочем, «половыми», носили кафтаны старинного кроя и бороды. Меню было на французском языке, на нем же, с парижским акцентом, говорил метрдотель. Сидя в низком, расписанном золотом зале, Волк понял, что русского языка вокруг не слышно.

- Заведение для иностранцев, - он изучал меню, - но мы сегодня на Хитровку отправимся. Такие же трущобы, как Сенной рынок. Однако, в них безопасно.

Он с удовольствием съел уху из стерлядей и судака в белом вине, с молодым картофелем. Готовили здесь отменно. Кофе, правда, не подавали. Волк заказал себе крепкого чая с пряниками и халвой и погрузился в работу. Схема операции была почти готова. Он предполагал остаться в Москве до визита императора, и досконально изучить манеру следования торжественного кортежа.

Волк не собирался подрывать карету царя во время публичного празднества. Это было слишком опасно, в такие дни охрану всегда усиливали.

Он шел по Петровке вниз, к Большому Театру: «Нет, надо, в столице, окружить их со всех сторон. Кассандра подберется к Воронцову-Вельяминову, а я займусь Долгоруковой. Тридцать три года, -вспомнил Волк, - четверо детей от царя. Надеюсь, она не расплылась. Русские женщины, - он проводил глазами какую-то даму, которой турнюр вовсе не был нужен, - к этому склонны».

Он вспомнил узкие бедра Кассандры: «Этой едва ли двадцать исполнилось. Отлично, просто отлично». На Маросейке Волк забежал в кофейню и пролистал у стойки вечерний выпуск «Московских Ведомостей». Здесь можно было не прятаться. Конторы, помещавшиеся вокруг, заканчивали рабочий день. Улица была забита народом, экипажи стояли в пробке. Макса через пять минут никто бы и не вспомнил. Стойку осаждали молодые люди с пятнами от чернил на пальцах, служащие с близлежащих улиц. Волк припомнил, что ему говорил промышленник в вагоне:

- Уголь, лес, железные дороги, бакинская нефть, уральские металлы…, Не страна, а золотое дно. Нам это очень пригодится. Россия станет светочем коммунизма. Крестьяне получили свободу всего двадцать лет назад. Те, кто помнит рабство, те, кто ненавидят эксплуататоров, еще долго проживут. Мы их раскачаем, - в газете писали о речи Достоевского на открытии памятника. Макс обратил внимание на строчки петитом в самом низу листа: «В связи с приближающимся приездом государя императора в городе вводится особый полицейский режим».