Родная старина - В. Сиповский

Утром рано 5 августа поляки начали переправу чрез речку. День был пасмурный и дождливый. В полдень, когда значительная часть войска переправилась, поляки спокойно расположились обедать… Вдруг из сторожевого отряда прибегают посланные, извещают, что из лесу напали на них татары, что нужна помощь… Сначала этой вести даже и не поверили, а когда увидели своих бегущих воинов, было уже поздно…Татары и казаки с оглушительным криком ударили на ошеломленных поляков, не знавших, что делать… Люди, перевозившие воза чрез реку, в страхе оставили их на мосту, загородили его так, что ни с той стороны нельзя было помочь пострадавшим, ни им спастись и соединиться со своими. Притом шел дождь, и туман был такой, что поляки, по словам современника, прежде могли чувствовать удары, чем видеть врага, наносившего их… Спасения не было, казаки и татары окружили всех и истребили вконец… На полмили кругом все поле покрылось шляхетскими телами; кровь струилась ручьями; до пяти тысяч дворян легло во время этого побоища, не считая слуг.

Уничтоживши одну часть польского войска, казаки и татары кинулись на остальных, которые поспешно перешли чрез реку и разрушили мосты. Король наскоро приготовил свое войско к бою… Густой толпою показались татары; затем из лесу и с возвышенностей появились казаки. Несколько раз с громкими криками: «Алла! Алла!» – налетали татары на поляков; три раза уже подавалось польское войско; едва-едва удалось военачальникам привесть его в порядок, удержать от бегства… Татары наконец врезались в средину войска, поляки уже обратились в бегство… Король во весь опор поскакал к бегущим.

– Господа! Не покидайте меня, не губите отечества! – кричал он, заслоняя им путь.

Король сам хватал за узды лошадей, поворачивал их на неприятеля, поднимал кинутые знамена, напоминал всем об их долге, умолял, наконец, грозил заколоть первого, кто опозорит себя робостью…

– Тот умрет, как изменник, кто струсит! – кричал он. – Велю палачу казнить негодяев!

Постыдились некоторые слов короля, – смелые схватились с врагом, но были снова смяты. Тогда король двинул в дело немецкую пехоту и конницу (рейтаров).

Только в сумерках прекратился бой. Расстроенные, изнуренные, упавшие духом поляки столпились в своем обозе, а кругом со всех сторон обступила их вражья сила непроницаемым кольцом. Спасения не было… Здесь должна была решиться судьба украинского восстания. Настала ночь. Непроглядная тьма легла на поле; только кругом светились зловещие огни казацкого и татарского стана. Отчаяние овладело поляками; наиболее мужественные и те упали духом.

– Мы погибли! Спасения нет! – говорили чуть не все.

Король, стараясь скрыть гнетущее его чувство и казаться бодрым, совещался с военачальниками; все были верхом на конях.

Некоторые выразили мнение, что гибели не миновать, но надо придумать способ, чтобы короля тайно вывести из обоза; король с негодованием отверг это предложение. Иные, более решительные, предлагали силою пробиться сквозь неприятельские ряды, а более благоразумные советовали королю снестись с ханом, попытаться как-нибудь склонить его в свою пользу. Этому совету король и последовал. Хану было отправлено письмо, очень дружелюбное… Вместе с тем приказано было укрепить стан, окопаться и приготовиться к отпору; но по войску разнеслась весть, будто король в ту же ночь покинет стан.

– Нас оставляют здесь на убой! – зашумела толпа.

Жолнеры перестали работать на окопах. Смятение началось общее. Все только и помышляли о бегстве.

Сильно утомленный король едва сомкнул глаза, как был разбужен своим духовником, который сказал ему об общем волнении.

– Коня! – крикнул он. – Я поеду по рядам и покажу всем, что король с ними!

Он поехал по стану с обнаженной головой; пред ним несли зажженные факелы, чтобы все ясно видели его лицо.

– Вот я! Вот я! Я – ваш король! – повторял он, проезжая мимо воинов. – Не бегите от меня, дети мои! Не покидайте, благородные шляхтичи, государя своего!.. Бог милосерд! Завтра с его помощью я надеюсь победить врага. Я не оставлю вас и, если такова воля Божия, сложу мою голову вместе с вами!

При этом у короля, говорившего взволнованным голосом, лились слезы по щекам. Это на многих подействовало; они приободрились и кричали: «Не уйдем, король с нами; он не покинет нас!»

С рассветом поляки уже были готовы к битве. Они замкнулись в неоконченных окопах; там, где недоставало насыпей, поставлены были телеги. Скоро начался бой.

Татары бросились в тыл полякам. Хмельницкий направил один сильнейший отряд казаков на польский стан, а другому велел сделать приступ на город (мещане города помогали казакам). Загорелась жестокая битва. Казаки неудержимо рвались в польский стан, наконец ворвались.

– Ради бога, спасайте меня и отечество! – кричал король.

Около него стеснились более мужественные, хотели его избавить хоть от неволи; но казаки, наполнившие польский стан, рассеяли эту оборону и дорвались до короля…

Вдруг раздался крик: «Згода!» (мир). То Хмельницкий велел остановить бой.

С трудом унялись расходившиеся казаки…

Что побудило Богдана остановить бой, когда король был уже почти в его руках, – трудно решить. По одним известиям, он не хотел государя-христианина отдавать в плен крымцам; по другим – прекращение битвы было делом хана. Можно думать, что союз с ханом уже сильно тяготил в это время Хмельницкого, связывал ему руки: можно было опасаться, что татары при выгодных условиях легко могут перейти на сторону поляков; Богдан уже не ладил с ханом.

Хан и Хмельницкий прислали королю миролюбивые письма. Богдан старался уверить, что он не мятежник, что он и все казацкое войско желают, чтобы король был могущественнее своего покойного брата.

Король заключил договор с ханом, обязался ежегодно давать ему дань, или, как называли ее поляки, «подарок» в девяносто тысяч злотых, кроме того, единовременно выдать двести тысяч.

После того состоялся договор с казаками. Численность казацкого войска полагалась в сорок тысяч; в казацких владениях (нынешние [на конец XIX в.] Киевская, Полтавская, Черниговская губернии и часть Подольской) воспрещалось проживать евреям; не дозволялось здесь стоять и коронным войскам; все должности предоставлены в Украине только православным; Киевскому митрополиту давалось право заседать в сенате; об унии определено сделать постановление на сейм; наконец, всем повстанцам обещано полное прощение (амнистия) за все прошлое.

Такова сущность Зборовского договора. Выгоды, приобретенные Украиной сравнительно с военными успехами казаков, были очень умеренны. Хмельницкий, очевидно не доверяя своим союзникам-крымцам, не хотел совсем оторвать свою землю от Польши. Он всячески старался выказать себя преданным слугою короля; по заключении договора пожелал свидеться с государем, «упасть к ногам его». Проведав о намерении Богдана ехать в королевский стан, казаки закричали, что они не пустят своего «батька» без заложников, – пришлось одному из знатных панов остаться на время у них, Хмельницкий в сопровождении сотни знатнейших казаков прибыл в польский лагерь. Паны убеждены были, что Богдан явится пред лицом государя, с унижением, трусливым видом, как провинившийся хлоп, но ошиблись: он вошел бодро, выказывая должное уважение к особе государя, но сохраняя вполне и чувство собственного достоинства. Преклонив одно колено, он стал говорить почтительно, но смело, указал вкратце на беды, какие пришлось вынести русскому люду, и прибавил:

– Прости смелости моей речи, государь милостивый, мы не обманываем благосклонного слуха твоего… Терпение наше истощилось: мы вынуждены были заключить союз с чужеземцами против шляхетства… Можно ли осуждать нас за то, что мы защищали свою жизнь и имущество?.. Скот, если его мучать, и тот бодается! У меня и в помыслах никогда не было поднимать оружие против вашего величества, государя нашего милосердного и не повинного в страданиях наших. Мы восстали только против тех, которые презирали казаков, как пресмыкающихся, угнетали нас, как самых последних рабов.

Король молча, но ласково протянул руку; Хмельницкий почтительно поцеловал ее. Подканцлер от лица короля сказал несколько примирительных слов и выразил надежду, что Богдан загладит свой проступок «верностью и трудами на пользу отечества».

На другой день враждебные войска разошлись. Наконец, после семинедельной осады вышли из своих нор на свет божий поляки, бившиеся под Збаражем: из десяти тысяч их осталось около трех тысяч; от голода и изнурения они едва держались на ногах… Зборовский мир спас их от смерти. В это же время прекращено было восстание, поднявшееся в Белоруссии.

Вторая война Хмельницкого с Польшей

Первые дни по заключении Зборовского мира были счастливейшим временем на Украине. Народ искренно верил, что наступила пора свободы; что ни панов-католиков, ни жидов, ни ксендзов больше не будет на Русской земле. Вероятно, в это время сложились радостные стихи украинской думы: «Были страшные времена; никто не приходил спасать украинцев, никто не подавал воды омыть кровавые раны наши, а теперь прошли грозные невзгоды… Нет лучше, нет краше нашей Украины: нет на ней пана, нет жида, не будет и унии!»