Родная старина - В. Сиповский

Поляки сначала и понять не могли, что творится в казацком стане, думали, что это какая-нибудь новая хитрость Богуна, что казаки притворным бегством хотят завлечь в свой табор врагов. Но спустя несколько времени поляки кинулись на оставленный казацкий табор, завладели всеми припасами, двадцатью восемью пушками, знаменами и проч., затем принялись добивать бегущих.

После разгрома казацкого стана посполитое рушение было распущено, король уехал в столицу, а тысяч тридцать войска двинулось громить Украину; поляки надеялись теперь стереть казачество с лица земли.

Хан продержал у себя Хмельницкого как пленника до конца июля, затем отпустил его, взяв с него, вероятно, значительный выкуп. Таким образом, предательство хана мало того, что погубило казаков под Берестечком, но и лишило их главного вождя в самое опасное время. Хмельницкий, освободившись от хана, прибыл в местечко Паволочь, где с горя три дня и три ночи пил без просыпу. Сюда стали сходиться к нему жалкие остатки казацких полков. Но здесь-то и сказалась необычайная сила воли Богдана: он не упал духом, не потерялся в несчастии, несмотря на то, что казацкое дело, казалось, погибло, а сам он упал в глазах и казаков, и народа, видевших в нем изменника.

На Масловом Броде, на реке Русаве, собралась так называемая черная Рада [без участия старшин]. Здесь обвиняли Хмельницкого за то, что он покинул войско под Берестечком. В разных местах Украины на сходках осуждали Богдана как изменника, а он всюду смело являлся, с бодрым видом, с решительной речью, выставляя на вид, что он не считает еще дело потерянным. Прибыл он и на Маслов Брод, и чрез несколько времени казаки, незадолго пред тем проклинавшие его, готовы были идти на верную смерть по одному знаку его. Таково было обаяние этой сильной личности!

Ожил и народ и вооружился поголовно, готовясь опять к борьбе не на жизнь, а на смерть. Лишь только польское войско вступило в Украину, жители попутных сел и городов жгли свои жилища, истребляли всякие запасы, портили дороги и мосты, беспрестанно нападали на польские отряды, не давая им покою ни днем, ни ночью. Эта народная злоба приводила поляков в бешенство; они, овладев каким-либо селом, предавали непокорных поселян беспощадному поголовному истреблению, невзирая на возраст и пол. Русские тоже на пленных поляках вымещали свое озлобление, не уступая в зверстве своим заклятым врагам. Хмельницкий не в силах был остановить сильного неприятеля, тем более что литовский гетман вел новые силы на помощь полякам и занял Чернигов, а затем и Киев. В конце августа силы польские и литовские сошлись под Белой Церковью. Неподалеку отсюда стоял с войском и Хмельницкий; силы его были невелики, по большей части состояли из новобранцев, – отваживаться на битву было слишком смело, и он предложил мир. Поляки тоже были утомлены войной; они видели, как трудно вести борьбу с ожесточенным народом, притом наступила осень: припасы добывались с большим трудом. Польские вожди согласились вести переговоры. Скоро казаки проведали, что гетман склоняется к миру, что он готов идти на большие уступки полякам, и пришли в сильное волнение. Когда польские комиссары ехали, охраняемые значительным отрядом, в замок для переговоров, – казаки толпились вокруг, кричали, свистали, грозили им…

Один из комиссаров, старик Кисель, высовываясь из своего экипажа, старался успокоить толпу и говорил им кротко:

– Друзья мои, мы не ляхи; я – русский; мои кости такие же русские, как и ваши.

– Твои русские кости слишком обросли польским мясом! – кричали ему в ответ казаки.

Гетман и полковники поспешили навстречу комиссарам, унимали буйную толпу и почтительно ввели их в замок.

По окончании договора Хмельницкий и полковники вышли из замка к толпе казаков. Водворилось молчание; начали читать договор; но лишь только хлопы заметили, что число казаков уменьшено и что многим придется опять вернуться под власть панов, как поднялся сильный шум.

– Вот как ты, пане гетмане, трактуешь с ляхами, – раздались крики из толпы, – сам подбил нас подняться на панов, а теперь нас, бедных, на муки им снова отдаешь!.. Но прежде чем до этого дойдет, ты сам сложишь голову и ни один лях отсюда живой не уйдет!

Раздалось несколько выстрелов. Богдан и полковники скрылись в замок. Разъяренная толпа готовилась брать его приступом. Каменья полетели в окна… Комиссары трепетали от страха; но Хмельницкий выказал необычайное присутствие духа. Он снова вышел из замка со всеми старшинами. Некоторые из толпы с поднятыми саблями и дубинами двинулись было против него; он положил нескольких своей булавой, а за ним и полковники саблями или своими перначами [шестоперами] разгоняли хлопов. Войсковой писарь кричал им:

– Чего хотите вы, злодеи? За что оскорбляете вы панов (комиссаров), они не ляхи; притом они – послы, а послов нельзя трогать!

Чернь мало-помалу образумилась…

Переговоры тянулись довольно долго; наконец договор был заключен (17 сентября 1651 г.). Число казаков уменьшено до двадцати тысяч; помещики вступали в Украине в свои прежние права; евреям также предоставлялось свободно жить везде.

Когда вся Украина узнала об условиях Белоцерковского мира, поднялось повсюду сильное неудовольствие. Хмельницкий в глазах народа был предателем, отдавшим своих опять в жертву панам и жидам… Не желая снова идти в кабалу, крестьяне и казаки целыми тысячами стали выселяться в южные области Московского государства и устраивать там свои слободы, как это было после неудачных восстаний Остранина и Гуни. «Малорусы жгли свои хаты и гумна, чтоб не доставались врагам, грузили на возы свои пожитки и отправлялись огромными ватагами искать себе новой Украины, где бы не было ни ляхов, ни жидов». В пределах нынешних Курской и Харьковской губерний разом возникло множество малорусских слобод, из которых иные разрослись потом в значительные города (Сумы, Короча, Белополье, Ахтырка, Лебедин, Харьков и другие). Напрасно Хмельницкий запрещал выселяться, напрасно польское правительство хотело даже силою удержать переселенцев, – ничто не помогало, народ уходил толпами, порой даже оружием пролагал себе дорогу.

Но и крестьяне, оставшиеся на Украине, выказывали всюду крайнюю вражду к панам своим, которые стали снова водворяться в прежних своих поместьях. По-прежнему начали собираться вооруженные шайки, беспрестанно нападавшие на поляков. Сам гетман в своем Чигирине мог опасаться за свою жизнь. Чернь сильно волновалась против него, и он очутился между двух огней: с одной стороны, вынужден был исполнять договор, чтобы не навлечь на Украину новой беды от поляков; с другой – ему крайне опасно было еще более раздражать свой народ, угождая полякам. Приходилось то казнить нескольких вожаков, волновавших народ против поляков, то позволять вносить в реестр значительно большее число казаков, чем полагалось по договору… Хмельницкий, конечно, и сам вполне понимал, что в таком положении долго оставаться невозможно, и заключил Белоцерковский мир лишь с тем, чтобы собраться с новыми силами. Борьба была неизбежна; польское иго было невыносимо для Украины.

Переяславская рада

Повод к войне явился раньше, чем можно было ждать. Весной 1652 г. старший сын Хмельницкого Тимош с большим казацким отрядом и татарами пошел в Молдавию, чтобы вступить в брак с дочерью молдавского господаря, с которой он раньше был сговорен. Польский гетман Калиновский, несмотря на то что был предупрежден о цели похода, заградил Хмельницкому путь и напал на казацкий отряд. Загорелась жаркая битва (22 мая в урочище Батоге на реке Буге); в польском стане оказались сильные неурядицы, и все двадцатитысячное польское войско с предводителем погибло без остатка. Эта случайная победа послужила знаком к общему восстанию в Малороссии. Польские жолнеры, стоявшие тут, – одни были изгнаны, другие истреблены. Помещики снова покидали свои имения и бежали в Польшу. Король созвал чрезвычайный сейм, чтобы найти средства окончательно искоренить казачество; но полякам наскучили уже беспрерывные войны и тяжелые расходы, и потому сейм был против созвания посполитого рушения, а правительство не имело достаточно денег, чтобы содержать порядочное наемное войско. Польша не могла скоро начать военных действий.

Нелегко было вести войну и Хмельницкому. Шестилетняя борьба с Польшей сильно надломила малорусский народ – он не успел еще оправиться от недавних тяжких потерь и жертв. Хмельницкий понимал, что борьбе с Польшей долго еще не будет конца, что поляки скорее погубят свое отечество, чем откажутся от власти над русскими областями. Своими силами управиться с Польшей Украина и прежде не могла, а теперь и подавно. Хмельницкий всюду искал поддержки, заводил сношения и с Турцией, и с Трансильванией, даже со Швецией, но до сих пор ниоткуда не было ему помощи. Татары, которые всегда не прочь были участвовать в грабеже и опустошении неприятельской страны, – плохими были союзниками, когда борьба становилась трудной; притом их легко могли подкупить поляки и склонить на свою сторону. Одна надежда осталась у Хмельницкого – надежда на Москву: с нею связывала малорусский народ одна вера и одно происхождение. Уже не раз Богдан пытался как-нибудь втянуть Москву в борьбу с Польшей, но царь не желал нарушать мир с нею. После берестецкого погрома Хмельницкий стал откровенно говорить московским боярам, приезжавшим к нему, о своем желании поступить под высокую руку православного государя; наконец, прямо обратился к нему с этим предложением. Алексей Михайлович долго не соглашался, опасаясь разрыва с Польшей, но охотно взял на себя посредничество, чтобы примирить Хмельницкого с королем.