Родная старина - В. Сиповский

На следующий день казаки с разных сторон кинулись на польский обоз; поляки около шести часов мужественно отбивались; казакам не удалось сломить их, но зато польский стан был окружен со всех сторон, и осажденные были отрезаны от воды. Письмо, которое послано было к коронному гетману с просьбой о немедленной помощи, было перехвачено казаками, и они с насмешками показывали его издали полякам, приглашая их «отдаться на милость хлопам».

Положение поляков было отчаянное; в случае мужественной обороны им грозила неминуемая голодная смерть…

Но Хмельницкому не расчет было долго застаиваться на месте, осаждая небольшой польский отряд, и он предложил полякам вступить в переговоры.

– Мне нет никакой надобности делать вам какие-либо уступки, – говорил он польскому уполномоченному, – а я предложил вам войти в сношения с нами, потому что мне жаль вас. Отдайте нам ваши пушки и идите себе спокойно домой.

Недолго думали поляки: предложение Хмельницкого показалось им весьма выгодным; они потребовали только, чтобы казаки клятвою скрепили обещание беспрепятственно выпустить их. Казаки присягнули. Польские пушки были отвезены в стан Хмельницкого. Они были очень ему нужны: у него было всего четыре орудия.

Поляки поспешно двинулись в обратный путь, надеясь скоро присоединиться к своим. Напрасная надежда! Прошли они спокойно три мили; тут надо было им проходить чрез яр, поросший лесом. Вдруг вдали показались облака пыли, затем среди них зачернелись всадники, наконец раздались дикие и грозные крики: то был Тугай-Бей со своею ордой. Татары, не глядя ни на какие договоры казаков, кинулись на польский обоз. Тучи стрел летели в лица шляхтичей, калечили людей и коней. Поляки думали скорее пройти яр, но идти было трудно по буеракам, покрытым мелким лесом. Казаки, забравшись сюда раньше, изрыли землю канавами, закидали дорогу деревьями и камнями – она стала непроходимою. Лошади портили себе ноги и падали, возы вязли в канавах. Татары начали бить поляков из их собственных пушек, только что сданных казакам.

Поляки, воодушевленные своим юным вождем, мужественно оборонялись, стали копать вал, отчаянно бились саблями, камнями, дубинами, но татары ударили разом с четырех сторон на польский обоз, ворвались, и началось побоище… Потоцкий, уже умирающий от ран, был взят в плен. Все сподвижники его, кто остался в живых, положили оружие (8 мая 1648 г.).

«Это вам за то, паны, – говорится в одной народной думе, – что не захотели вы с казаками-молодцами в мире жить; для вас лучше были жиды, чем удальцы-запорожцы; а теперь за то попробуйте татарской юшки». «Не по одном ляхе осталась вдова, не по одном заплакали дети-сироты, – говорит другая песня, – высыпался хмель из мешка, натворил беды панам – напились они желтой водицы, да, видно, хмелю было много положено, не устояли они на ногах».

Два дня стояли казаки на месте битвы. Хмельницкий, приведя в порядок свое войско, с двадцатью шестью пушками на маленьких двухколесных возах, поспешно двинулся в поход, чтобы настичь гетмана Потоцкого. В это время силы казаков увеличились: к ним пришло более двух тысяч охотников. У Хмельницкого было уже под начальством до пятнадцати тысяч, кроме татар.

В то время, когда был уничтожен польский отряд при Желтых Водах, коронный гетман стоял с войском близ Черкасс; оно было невелико – меньше, чем у Хмельницкого. Паны в польском стане пировали. Каждый из них, особенно богатые магнаты, прибыв с отрядами своими в стан, считали долгом устраивать пиры. Время летело незаметно; никто и не беспокоился о том, что уж много дней прошло, а об отряде молодого Потоцкого ни слуху ни духу… Самонадеянные поляки были так уверены в своем боевом превосходстве над казаками, что даже и верить не хотели, когда до них впервые дошли дурные слухи об участи отряда; однако тревожные вести о состоянии края начинали уже смущать их… Разведчики, которые посылались в разные стороны узнать, что делается в народе, доносили, что Украина повсюду пустеет; что кое-где заготовлены запасы и стоят вооруженные люди. Все показывало, что готовится большое народное движение.

Эти вести смутили панов-начальников; они с тревогой стали припоминать, что в отряде молодого Потоцкого много русских. Решено было идти на выручку своих. Два дня польское войско шло, не встречая людей, – казалось, будто весь край вымер. Наконец принес их раненый шляхтич, которому удалось спастись из желтоводской битвы. Все были поражены ужасом. Узнали, что Хмельницкий уже близко с бесчисленным войском, по уверению шляхтича, – и после долгих споров решили отступить и укрыться под защиту укрепленных городов. Двинулись в обратный путь и на третий день похода достигли Корсуня на реке Роси. Сюда разведчики принесли весть, что Хмельницкий с татарами следует по пятам за польским войском и с часу на час надо ожидать нападения. Решено было остановиться укрепленным станом и приготовиться к бою.

15 мая показались вдали облака пыли: то шел Хмельницкий с казаками и татарами. Пыли было так много, что поляки думали, что врагов, по крайней мере, тысяч сто, а их было всего пятнадцать тысяч. Передовой польский отряд – драгуны, навербованные из украинцев, – передались и здесь Богдану, не хотели они биться со своими… Польское войско стало падать духом; однако первые налеты татар на укрепленный стан были отбиты. Хмельницкий расположил свои полки полукругом и делал вид, будто хочет напасть на поляков всеми силами, а между тем задумал без больших потерь для своих уничтожить все польское войско. Одному ловкому и отважному казаку, Никите Галагану, готовому на все, поручил он пробираться подле польского стана так, чтобы его заметили и схватили, – и научил, что говорить при допросе. В то же время послан значительный отряд казаков, чтобы, обошедши польское войско, испортить дорогу, поставить в удобных местах пушки и под прикрытием леса приготовиться встретить поляков…

Затея Хмельницкого удалась вполне: Галаган был схвачен и приведен к начальникам. Его стали, по-тогдашнему обычаю, пытать огнем, допрашивая о числе казаков и татар.

– Нашим я не знаю счета, – сказал он, – да как и узнаешь, с каждым часом их прибывает, а татар тысяч пятьдесят; скоро и сам хан с ордою будет здесь…

И без того поляки были уже в большой тревоге, а тут ужас обуял их!.. На совете панов поднялись споры. Многие были того мнения, что надо бежать как можно скорее. Потоцкий был постоянно не в ладах с более решительным помощником своим Калиновским. После долгих пререканий решено было отступать.

На другой день, перед рассветом, польский обоз поднялся с места; возы с припасами, панские рыдваны [большие крытые повозки] со всяким добром, лошади и пушки под охраною пехоты тронулись в путь. Рассказывают, будто паны по какому-то непростительному легкомыслию взяли проводником Галагана, хорошо знавшего ту местность. Хмельницкий дал пройти полякам несколько верст спокойно, затем его наездники начали стремительно налетать на врагов: казаки давали залпы из ружей, татары пускали тучи стрел и затем быстро уносились назад, – таким образом томили поляков постоянной тревогой. Несколько верст прошли еще поляки, отбиваясь от врагов, и наконец, уже усталые, вошли в роковой лес. Тут Хмельницкий приказал ударить на польский обоз с тыла и успел отбить много возов. Но беда ждала поляков в конце рощи. Здесь дорога шла крутым спуском в долину и затем подымалась на гору. В этой долине, которую поселяне называли Крутой балкой, казаки прорыли на несколько верст глубокий ров. Поляки, ничего не подозревая, стали спускаться в долину. Когда заметили канаву, было уже поздно. Возы и пушки полетели в ров.

«Стой, стой!» – кричали передние задним, но кричали напрасно: значительная часть возов уже была на спуске, лошади не могли сдержать на себе их тяжести, и все катилось в ров. Иные возы бросались в беспорядке в стороны, но и там были овраги. В довершение беды с противоположной горы казаки били поляков из пушек, а с тылу всеми силами напирали казаки и татары… Один из польских полковников с отрядом своим в две тысячи кое-как пробился и ушел. Это привело польский стан в полное расстройство; казаки ворвались в средину его, и началось страшное побоище! Польское войско бежало врассыпную – кто в лес, кто в болото; но отовсюду из засады выскакивали казаки, стреляли, кололи, рубили их… Это было не поражение, а совершенный разгром польского войска. Потоцкий, видя, что спасения нет, предался на волю Божию и сидел в своей карете; другие паны последовали его примеру. Так их всех и привезли в казацкий стан.

– Видишь, Потоцкий, – сказал Хмельницкий, – как Бог устроил: вы пошли брать меня в неволю, да сами в нее и попались!

– Хлоп, – воскликнул Потоцкий, – чем ты заплатишь славному татарскому рыцарству? Оно победило меня, а не ты с твоей разбойничьей сволочью!

– Тобою, – отвечал Хмельницкий, – тобою, который называет меня хлопом, и тебе подобными!