Родная старина - В. Сиповский

Свой замысел Богдан открыл вполне только кошевому да старшинам запорожским, опасаясь, чтобы поляки не узнали преждевременно о том, что он затевает большое дело. Всячески старался он отвести им глаза, писал даже казацкому комиссару и коронному гетману, что бежал, спасая свою жизнь, на которую злоумышлял Чаплинский; что запорожские казаки собираются только с тем, чтобы послать в Варшаву депутацию и просить защиты от обид и насилий. Благодаря осторожности и ловкости Богдана поляки и не помышляли о том, что затевается большое восстание.

Восстание на Украине

Хмельницкий отправился в Крым, долго хлопотал у хана Ислам-Гирея о помощи, уверял его, что поляки – общие враги татар и казаков, показал ему королевскую привилегию, из которой хан ясно мог видеть, что король побуждал казаков к нападению на татар и турок; наконец заявил, что готов оставить сына своего заложником у хана в доказательство того, что не замышляет ничего дурного против него; по требованию хана даже поклялся на сабле…

Тогда Ислам-Гирей дал разрешение идти с ним перекопскому мурзе Тугай-Бею, и тот с ордой своей последовал за Богданом. Татары остановились, не доходя до Сечи, на реке Бузулуке, а Хмельницкий отправился в кош. Здесь его уже давно ждали. Кошевой собрал огромное число запорожцев, и они, предчувствуя, что затевается что-то важное, с нетерпением ждал и, когда им объяснят, в чем дело. 18 апреля 1648 г. к вечеру явился наконец в Сечь Хмельницкий; с ним было несколько татар, как свидетели ханской помощи.

В этот вечер дали три залпа из пушек; на рассвете повторили этот обычный сигнал для сбора на Раду. Запорожцы стали съезжаться верхом на конях. В полдень довбиш ударил в литавры. Сборище было так велико, что обычное место сходок – майдан, или площадь пред церковью, оказалось недостаточным – Рада собралась за крепостью.

Кошевой изложил громко и ясно пред всей казацкой громадой обиды, какие терпят украинцы от ляхов, заявил, что хан обещал казакам свою помощь, что перекопский мурза стоит уж неподалеку от Сечи.

Раздались громкие крики:

– Честь и слава Хмельницкому! Пусть он будет нашим головою! Мы все готовы идти и помогать ему до последнего дыхания!

По приказу кошевого принесли из скарбницы знаки гетманского достоинства: хоругвь, бунчук, позолоченную булаву с каменьями и серебряную войсковую печать – и, вручая все это Богдану, торжественно провозгласили его гетманом Запорожского войска. Хмельницкий теперь стал законным повелителем запорожцев; однако он признал себя только старшим, а не гетманом: для этого сана нужно было еще признание городовых казаков.

Решено было, что восемь тысяч отборных удальцов последуют за Хмельницким и с помощью татар откроют военные действия; остальным запорожцам велено было разойтись по домам, быть всякий час готовыми к походу и ждать приказаний.

Все эти приготовления к восстанию, конечно, не могли сохраниться втайне: хотя русские по деревням и по городам держали себя очень осторожно и разве только шепотом говорили между собой о своих надеждах, но угрозы подгулявших казаков да возмутительные воззвания показывали полякам, что затевается против них что-то недоброе. Жиды уже доносили панам о враждебных выходках казаков. Наконец Барабаш, казацкий старшина, верный польскому правительству, известил коронного гетмана, что Хмельницкий собирает мятежную шайку и надо опасаться восстания. Потоцкий, коронный гетман, дал приказ военным отрядам, стоявшим на зимних квартирах, собираться немедленно к Днепру, извещал магнатов об опасности, просил их наряжать свои отряды и спешить к нему. Паны собирались, по обыкновению, очень лениво, а зловещие признаки восстания обнаруживались все яснее и яснее: народ целыми толпами стал уходить к Хмельницкому. Тогда Потоцкий издал универсал к русскому народу, где оповещал всех бежавших, чтобы они вернулись в свои деревни, – иначе грозил, что не только имения отнимутся у них, но за их измену будут отвечать своей жизнью их дети и жены. Иные паны стали уже эту угрозу применять и на деле. Этим, конечно, еще более озлобили народ. Начались обычные в таких случаях стеснения: простонародию запрещали ходить толпами по улицам, собираться в домах; отбирали у поселян-украинцев всякое оружие. Все это, конечно, не достигало цели, а только пуще злобило народ… Сторонники Хмельницкого, переодетые богомольцами-странниками или нищими, ходили по селам и деревням и приготовляли народ к восстанию. Скоро не было деревни в Украине, где бы народ не был готов подняться на своих заклятых врагов при первом появлении казаков.

Польские вожди и не подозревали, какое готовится народное движение. Потоцкий отрядил часть войска под начальством своего сына против мятежников сухим путем, а другому отряду из реестровых казаков велел под предводительством Барабаша спуститься по Днепру на байдаках (большие лодки). Таким образом гетман надеялся сразу покончить с Хмельницким, который в это время стоял станом при потоке Жовты Воды [р. Желтая]. Здесь казаки, по своему обычаю, устроили табор, укрепились четырехугольником из возов.

Чрез восемь дней по выступлении в поход подошел сюда молодой Потоцкий с небольшим своим отрядом и поджидал Барабаша, который должен был тут соединиться с ним. Но дело вдруг приняло совсем неожиданный оборот. По приказу Хмельницкого некоторые из его сподвижников должны были попытаться склонить реестровых казаков к восстанию. Передовые отряды их охотно пристали к Богдану и радостно приветствовали его. Когда же барабашевцы пристали к берегу, неподалеку от того места, где находился польский стан, один из ловких агентов Хмельницкого, Ганжа, вмешался в толпу казаков, собрал так называемую «черную раду», т. е. сходку без начальников.

– Мы идем за веру, за казачество и за весь народ! – кричал он. – Силы наши немалы; позади нас идет Тугай-Бей с ордою… Разве вы будете проливать кровь своей братии?!

Разве не одна мать Украина породила нас и вас? За что лучше вам стоять: за костелы или за церкви Божии? Короне ли польской пособлять станете, которая отплатит вам неволей, или матери своей Украине?

Заговорила русская кровь в казаках-барабашевцах, которым и раньше поход на своих был совсем не по душе, – разгорячили ее слова Ганжи. Казаки принялись рвать знамена и значки, полученные от поляков.

– Бить изменников! – заревела толпа и кинулась на старшин.

Остановить ненужную жестокость уже нельзя было. Разъяренные казаки своих начальников-шляхтичей одних изрубили, других побросали в воду; тут погиб и Барабаш, преданный слуга Польши.

В тот же день встречал новых своих приверженцев Богдан Хмельницкий. Он сидел на белом коне, под белым знаменем, на котором было написано: «Покой христианству».

– Братия, молодцы! – обратился он к ним. – Да будет ведомо вам, что мы взялись за сабли не ради одной славы и добычи, а на защиту жизни, жен и детей наших! Все народы обороняют свою жизнь и свободу. Звери и птицы то же делают: на то Бог и дал им когти и зубы. Неужели оставаться нам невольниками в своей собственной земле? Поляки отняли у нас честь, вольность, веру – все это за то, что мы за них же проливали кровь… Не вас ли зовут они хлопами? Не они ли замучили ваших старшин? Несчастные эти мученики, погибшие от злодеев, взывают к вам о мести за них и за всю Украину!

Слова Хмельницкого сильно подействовали на новых его сподвижников, – они громкими криками приветствовали его и всех своих русских собратий.

Ужас охватил поляков, увидавших, что отряд, который они поджидали себе на помощь, передался врагу. Начальники совсем потеряли голову; порешили все-таки всеми силами обороняться и поскорее дать знать коронному гетману об опасности. Поляки сбили возы в четырехугольник, кругом вывели вал, поставили пушки и надеялись таким образом устоять, пока явится помощь. Началась перестрелка, но казаки отвечали полякам вяло; те ободрились, даже решились выйти из укреплений и напасть на врагов.

5 мая Потоцкий велел своему отряду выступать в поле. В казацком стане тоже готовились к бою, трубили в трубы, били в литавры, казаки строились, Хмельницкий ободрял их речью.

Стремительно вылетели казаки из стана, перешли чрез поток, отделявший их от врагов, и с оглушительным гиком кинулись на поляков. Потоцкий двинул на них своих воинов; загремели пушки. Но внезапно раздался позади польского стана дикий татарский крик: «Алла!»

Нежданное нападение татар озадачило поляков. Не успели они прийти в себя, как новый удар… Драгуны, навербованные из русских, изменяют – переходят на сторону казаков. Польское войско расстроилось; все пришло в смятение. Напрасно Потоцкий старался ободрить своих.

– Неужели, – кричал он, – хотите вы походить на овец, бегущих от волков? Лучше умереть в бою, чем обратиться в гнусное бегство и все-таки достаться в пищу зверям!

Поляки едва успели скрыться в окопах и увезти пушки.