Романески - Ален Роб-Грийе

изображений — безотносительно к тому, что они собой представляют, — раздаются отдельные, не связанные между собой определенным местом раздражающие звуки: дребезжание электрического звонка, поскрипывание дверей, звон колокольчиков, вызывающих прислугу, и проч. — все это звучит одновременно и резко, как бы подчеркивая достоверность происходящего; эти звуки обычны для гостиниц. Сверх того они должны быть и очень отчетливыми и приглушенными, смягченными коврами, а также резко выделяться на фоне тишины и длиться максимально короткое время.

Эта череда планов завершается картиной того же рода и также статичной, но длящейся немного более. Вдалеке различим всего один персонаж. Это А. Она в характерной позе, которую приняла еще во время первого появления в фильме.

В кадре не звучит ни одного из предыдущих звуков. После нескольких секунд полной тишины снова слышится голос X, все тот же, правда, теперь еще более негромкий.

Голос X: Похоже, вы ничего не помните.

А поворачивает голову то вправо, то влево, словно хочет определить, откуда донеслась до нее эта фраза.

Два-три фиксированных вида салонов и пустынных перспектив, которые для зрителя должны представлять собой именно то, что А видела, поворачивая голову в стороны.

В ходе этого чередования планов исчезли все персонажи, меньше стало и мебели. (Точно так же, когда исчезли мужчина и молодая женщина, мало-помалу уменьшилось количество видимых фигур, и зрителю оставалось лишь наблюдать рассеянных по дому немногих гостей, застывших словно истуканы слуг, одинокую А и опустевшие залы, стены, двери, колоннады, орнаменты и проч.)

Можно на короткое время вставить в эту серию появившийся как бы по ошибке вид французского сада. (Некий характерный для него уголок с балюстрадой, статуей и т. п., но без единой живой души.)

По ходу чередования фиксированных видов звучит музыка — сначала невнятно, потом все отчетливее; скомпонована она из прерывистых нот (фортепьяно, ударные и классические инструменты), то есть включает множество дыр, более или менее длительных пауз (как в некоторых сериальных композициях). Именно она с неизменной громкостью слышится во время последующего движения камеры.

Камера приближается к какой-нибудь декоративной детали последнего кадра. Было бы хорошо, если бы эта деталь была типично барочной (или в стиле 1900-х годов) и находилась над головами стоящих персонажей: например, люстра, или лепной фриз, или капитель, или расписной потолок. Съемка должна производиться снизу, как если бы деталь рассматривал кто-то (невидимый) из персонажей. Тем временем камера приблизилась к этой детали почти вплотную, настолько близко, как мог бы это сделать человек, лишь взобравшись на стремянку, а затем начала поворачиваться вокруг нее, словно желая показать составные элементы или создать некий архитектурный документ.

Музыка слышится еще несколько мгновений. Звучит голос X — сначала тихо, потом достаточно громко. Музыка же, растворившись в пространстве, умолкла. Совсем рядом, как это было во многих кадрах, слышится голос героя, неизменно красивый, бесстрастный и чистый.

Голос X: Однако вам хорошо знакомы эти барочные украшения, эти декорированные оконные перемычки, эта вязь, эта рука из стукко, держащая гроздь винограда… и вытянутый указательный палец как бы предупреждает падение хоть одной ягоды.

(Этот данный для примера текст полностью соответствует реальному декору, использованному для плана.) Описание, звучащее в устах X, должно быть безличным, полностью в духе «комментариев для фильмов об искусстве».

Голос X: За рукою вы видите листья, словно живую зелень сада, который ждет нас.

Пока он говорит о листьях, эта деталь еще не видна, и лишь после камера совершает необходимое движение (предпочтительно круговое), чтобы зритель ее увидел.

Во время этого маневра в нижнем углу кадра появляется мужская рука; указательный палец направлен на рассматриваемую деталь. Слышен смех А, скорее короткий смешок, но все тот же: грудной, теплый, вежливо сдержанный.

Камера перемещается ниже. Мы видим X, потом А, которой X показывает деталь (рука, как и голос, принадлежит ему). Они обмениваются несколькими фразами, полушутливыми-полусерьезными.

X: Вы когда-нибудь обращали внимание на это?

А: Такого хорошего гида у меня еще не было.

Камера продолжает двигаться, и мы обнаруживаем, что X и А не одни: в частности, совсем рядом с ними находится группа из трех человек, в их числе М, который, стоя поодаль, глядит на X (без подчеркнутого внимания; пристальность его взгляда обнаруживается лишь на мгновение). Кто-то другой из присутствующих, обращаясь к А, произносит: Вам, быть может, известна поговорка: «От компаса до корабля…»

X (продолжая разговор с А): Здесь есть на что посмотреть, если захотите.

Резкая перемена: хотя X и А находятся по-прежнему рядом, на том же месте кадра, что и на предыдущем плане, перед нами совершенно иная сцена: танцевальный вечер в другом салоне; X и А танцуют и беседуют в тесной толпе других танцующих пар.

Произнесенная А первая фраза как бы служит продолжением беседы в предыдущем кадре.

А: С удовольствием. В этом отеле много тайн?

Мало-помалу становятся слышными музыка и гул разговоров.

X: Несть числа!

А: Мистика!

Общий говор и музыка слышны теперь прекрасно, однако собрание не столь уж шумное, да и музыка негромкая. X не отвечает.

А (заговаривает снова): Почему вы так на меня смотрите?

X отвечает не сразу. Помолчав, он тихо произносит:

X: Мне кажется, вы меня не помните.

Очередной статичный план. В результате перемещений танцующих пар X и А, обменявшись несколькими словами, оказались на заднем плане, почти скрытыми от камеры другими танцующими; это происходит в тот момент, когда X произносит свою последнюю фразу, а героиня устремляет на него явно удивленный взгляд.

После ухода обоих из кадра план длится еще несколько секунд.

Его сменяет панорамный вид салонов и толпы — съемка ведется сверху (насколько это возможно). Мы наблюдаем за перемещениями танцующих, медленными, равномерными, без столкновений: нечто вроде броуновского движения. Танец светский и немодный (предпочтительно вальс).

Общий гул танцевального зала; никакого беспорядка. Музыка становится более громкой и понемногу начинает перекрывать все остальные звуки. Над залом несется возвышенная и немного напыщенная мелодия вальса, исполняемая в унисон всей группой струнных.

Внезапно возникает план неподвижный и беззвучный, сменяя пароксизм музыки, резко прерванной в разгар исполнения. Пять или шесть человек выстроились в тире для стрельбы из пистолета. Вечерних костюмов на них нет — лишь приталенные пиджаки темных тонов. Они стоят лицом к камере и спиной к мишеням (невидимым); все неподвижны и напряжены; в руках у них, вытянутых по швам, салонные пистолеты (длинноствольные, к примеру 22-го калибра); глаза их пусты, как у солдат, стоящих по стойке смирно.

По прошествии некоторого времени (пять, самое большее десять секунд) возглавляющий шеренгу человек поворачивается, поднимает пистолет и стреляет наугад. Следующий