Романески - Ален Роб-Грийе

или:

…и сверх того невыносимый климат. В течение нескольких месяцев невозможно высунуть нос на улицу и вдруг, когда менее всего ожидаешь…

или еще:

Вы это видели собственными глазами?

— Нет. Но мне рассказывал друг…

— Ну да… друг…

Впрочем, и эти обрывки понятны лишь отчасти. Слова же произносятся все медленнее, в соответствии с замедлением смены кадров.

Череда видов отеля заканчивается статичным планом, представляющим все те же характеры, но уже достигшие высшей степени становления. Замедленная сцена. На левом краю кадра видна снятая крупным планом, но не очень четко, ибо съемка ведется с малого расстояния, голова мужчины, как бы обрубленная рамкой кадра и не обращенная к объективу. Это герой картины, X, однако зритель об этом догадаться не в состоянии, поскольку в подобном же виде в предыдущих кадрах появлялись другие персонажи. Посреди кадра и на втором плане хорошо различим элемент декорации: например, монументальный камин, украшенный канделябрами и большим зеркалом, забранным в богато орнаментированную раму. Справа и на заднем плане (желательно в другой комнате, в которую открыта дверь) мы видим мужчину и женщину; они стоят, разговаривая приглушенными голосами. Их едва слышная беседа напоминает невнятное перешептывание.

Голова X, на переднем плане, поворачивается в ту сторону, но как бы между прочим и так, что направление взгляда остается неопределенным: должно создаваться впечатление, что X смотрит на нашу пару. Похоже, что ни мужчина, ни женщина внимания на X (находящегося довольно далеко) не обращают.

Поначалу произносимые ими слова неразличимы, можно сказать, даже не слышны; затем их тональность слегка повышается, и мы начинаем понимать диалог, особенно реплики мужчины, говорящего все громче.

мужчина: Другие. Кто эти другие? Пусть вас не слишком беспокоит то, что они там себе думают.

женщина: Вам хорошо известно, что…

мужчина: Я знаю, что вы предпочли бы меня не слушать.

женщина: но я вас слушаю!

Во время этого обмена репликами камера передвигается так, что в центре кадра все заметнее оказываются эти двое, но камера, не приближаясь к ним, держит их на заднем плане. В результате такого маневра голова X исчезает из виду.

С этого момента текст становится слышимым и четким (хотя ощутимо остается затерянным в декоре).

мужчина: В таком случае выслушайте мои жалобы. Эта роль для меня уже невыносима. Я более не могу видеть эти стены, мне невыносима эта тишина и надоели эти шушукания, на которые вы меня вынуждаете…

женщина: умоляю вас! Говорите тише.

мужчина: Это перешептывание хуже молчания, от которого вы меня не освобождаете. Эти дни хуже смерти. Мы с вами ее переживаем, находясь бок о бок, будто два гроба, закопанные рядом в каком-то саду, тоже насмерть застывшем…

Когда звучат последние предложения, женщина отводит глаза в сторону и начинает беспокойно поглядывать в камеру, бросая взгляды налево и направо (но не оглядываясь назад), как если бы хотела видеть происходящее вокруг.

ЖЕНЩИНА: Молчите!

мужчина: Вот уверенною рукой спланированный сад с обрезанными кустами и прямыми аллеями. И мы с вами идем размеренным шагом, бок о бок, день за днем, на расстоянии вытянутой руки, не приближаясь друг к другу даже на дюйм, никогда…

женщина: Замолчите! Замолчите!

С этими словами устремляется вперед, оставляя позади спутника (стоявшего на месте, как и она, с самого начала сцены). Несколько секунд погодя он решается последовать за ней. Они идут по направлению к камере в полуметре друг от друга.

Тишина. Слышны только их приближающиеся шаги, особенно стук каблуков о паркет, ничем не покрытый в этом месте.

Когда оба выходят на передний план перед камерой, женщина делает разворот на 180°, чтобы остаться в кадре, и они продолжают молча идти по залам, уже удаляясь в другом направлении; звук шагов постепенно стихает.

Перед нашей парой появляются — на некотором расстоянии — двое мужчин (прекрасно одетых, подобно всем тем, каких мы видели вначале и какими будут все последующие); мужчины идут в направлении не противоположном, но ином (траектория их движения может, например, составлять прямой угол с движением парочки). Не спускавшая до того своего объектива с мужчины и женщины камера принимается следить за мужчинами, самым естественным образом изменив движение.

Те двое говорят низкими голосами. Мы их слов не разбираем. Камера за ними следит несколько издали и, возможно, не слишком пристально. В глубине, там и здесь, возникают другие персонажи, и на короткое время появляются крупным планом части их фигур.

Откуда-то долетают обрывки фраз:

…Это в самом деле кажется невероятным…

…Мы уже встречались в прежние времена…

…Плохо помню. Должно быть, это случилось в году двадцать восьмом… двадцать восьмом или двадцать девятом…

Снова и как-то исподволь зазвучала музыка, но уже не та романтическая, которую мы слышали в начале фильма, а, напротив, сочиненная из беспорядочных нот и коротких пассажей, к тому же неуверенная, прерывистая, немного нервная.

Когда те двое мужчин оказываются рядом с третьим, рассматривающим забранную в рамку гравюру на стене (гравюра изображает сад на французский манер и едва различима), камера останавливается на этом последнем, видимом со спины и ничем не привлекательном, а двое первых одновременно исчезают из кадра, который включает в себя (статичный план) помимо остановившегося человека большое зеркало (то, что мы видели ранее над камином), и в зеркале — в глубине — тотчас появляются наши мужчина и женщина: они останавливаются, не прекращая разговаривать (слова их не слышны).

Почти сразу: с обратной точки камера показывает нашу пару уже без посредства зеркала. Она все в том же ракурсе, то есть на втором плане, и достаточно удалена, теряясь в перегруженных или переусложненных (чередование дверей в анфиладе) декорациях. Мы видим, как мужчина и женщина беседуют, но ничего из их диалога не слышим. Они находятся ближе к центру кадра, несколько левее него.

Справа появляется силуэт X (только голова или чуть больше). Он устремляет взгляд на нашу пару. Камера изменила положение: она слегка передвинулась так, чтобы парочка оказалась в центре. В результате этого маневра X полностью исчез из поля зрения.

Прозвучавшая с некоторой значительностью в конце предыдущего кадра отрывистая музыка смолкла как бы из-за своей неубедительности. Обрывки доносившихся до нас предложений (…лето 1922 года… к чему это привело, так и не выяснилось… весьма красивая женщина… воображение…) в конце концов уступили место полной тишине, в которой вдруг зазвучал мужской голос — сначала тихо, потом мало-помалу обретая надлежащую силу.

мужчина: …терпеть эту тишину, эти стены, эти перешептывания, которые хуже тишины, эти однообразные дни, переживаемые нами здесь бок о бок, уныло бродя