Приключений не предвидится. Айсберг и фонарный столб - Николас Гэннон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты видел…
– Что? – спросил Николя.
– Я, наверное, просто…
– Что – просто?
Кристоф покачал головой.
– Ладно, не важно, – сказал он.
Николя поднял брови и сделал радио погромче. А Кристоф уже почти точно увидел минимум тридцать семь птиц, которые во весь дух мчались за фургоном. Нет, это не галлюцинация! Он видел их так же ясно, как вы видите сейчас эту книгу.
– Нас преследуют! – закричал Кристоф.
– Кто? – спокойно спросил Николя.
– Голуби!
Николя поглядел в боковое зеркало с другой стороны. Моргнул два раза, потом еще раз. Воображаемые голуби так и не появились.
– Опять налегал на блины и сидр, да? – укоризненно спросил он.
Кристоф твердо отмел все обвинения:
– Это все из-за хлеба! Они хотят съесть мой хлеб!
Он нажал на газ и понесся по улице. Николя потуже затянул ремень безопасности.
По правде говоря, все голуби, которые только были на улице, в тот момент сидели на крыше у Аделаиды, дожидаясь завтрака. Но накануне вечером Аделаида оставила ведущую на крышу дверь приоткрытой, и ее кот по имени Наполеон с первыми лучами солнца отправился на разведку. Он вылез на крышу и обнаружил, что завтрак подан.
На краю крыши сидела целая стая голубей, и многие еще даже не успели проснуться. Наполеон прижался брюхом к крыше и стал думать, кого же съесть первым. Сделав свой выбор, он бросился в атаку. Кот прыгнул быстро, как молния. Голуби так и брызнули во все стороны и заметались, беспорядочно хлопая крыльями. Наполеон растерялся. Он подпрыг нул, надеясь поймать хотя бы одного, но потерпел неудачу. Птицы сбились в стаю, оставили крышу и понеслись вниз, к мостовой. Глупые создания так перепугались, что влетели прямиком в несущийся им навстречу по улице фургон булочника. Голуби шлепались о ветровое стекло и безжизненными тушками падали под ноги прохожим, которые в тот момент жалели, что не остались в постели.
Николя закричал.
– А я говорил! – закричал в ответ Кристоф. Он отпустил руль и закрыл лицо руками. Неуправляемый фургон стало швырять туда-сюда.
На часах было семь утра. Аделаида вышла на улицу. Из переулка со скрежетом вылетел фургон булочника. Было ясно, что колеса у него вот-вот лопнут. Вокруг носилась туча голубей. Кричали люди. Летели круассаны. Повсюду кружились перья. Аделаида смотрела, широко раскрыв глаза (по которым сразу было видно, что она пила эспрессо). Так не бывает!
Фургон вылетел на тротуар, врезался в фонарный столб, и наступила тишина. Однако от удара фонарный столб пошатнулся, накренился, раздался страшный стон металла, и мгновение спустя столб рухнул. Аделаида была так потрясена, что не успела сделать и шага.
КОРОЛЕВА ФАРСА
– Я ненадолго уеду, – объявил однажды господин Бельмон.
После случая с фургоном булочника прошло два года. Аделаиде было уже почти одиннадцать. Эти два года были окутаны для нее туманом, а когда туман рассеялся, оказалось, что теперь одна нога у нее деревянная. Аделаида больше не занималась в Парижском театре балета, но все еще училась на дому. Она не знала, что обо всем об этом думать, поэтому и не думала. И говорить о случившемся тоже не хотела. Куда бы она ни пошла, окружающие глазели на нее. (Вежливые люди делали вид, будто ничего не замечают.) Поэтому Аделаида сидела дома. А пока папа был в отъезде, помогала Амори с разными делами в кафе.
Однажды днем они играли в карты за барной стойкой. Вошел невысокий сердитый человечек. Он сделал заказ и очень невежливо уставился на ногу Аделаиды.
– Ты что, в карты ногу проиграла? – спросил он.
Не опуская карт, Аделаида посмотрела на Амори. Тот ухмыльнулся и наклонился к ней через стойку.
– Сама ему скажешь или лучше я?
– Лучше ты, – ответила девочка, выбирая карту.
Амори посмотрел на сердитого человечка.
– Что вы знаете о крокодилах?
– О крокодилах? – переспросил человечек.
Аделаида кивнула.
– Это мне крокодил откусил ногу, – сказала она и сделала ход.
Амори побил ее карту.
– Жуткие твари эти крокодилы, – заметил он.
– И зубы у них ого-го, – добавила Аделаида.
Амори и Аделаида рассмеялись, а сердитый человечек выскочил, так и не выпив кофе. Позже в тот же день Амори отправился на другой конец Парижа, чтобы проверить, как идут дела в другом кафе Бельмона. Аделаида сделала себе чашку чаю и ушла в комнаты за магазином. Она протиснулась мимо груды ящиков с надписью «Кофе Бельмон», миновала рассыпанные по полу зерна кофе, сбежавшие из заточения. У стены стояли полки, а напротив – столик, ножки которого буквально подгибались под весом большого любительского радиоприемника. Больше всего он походил на военную радиостанцию, но на самом деле Амори пользовался им исключительно в мирных целях. Он был радиолюбитель, и, когда отдыхал, большую часть времени проводил у приемника. Аделаида опустилась на скрипнувший стул и отпила чай. На радиоприемнике было множество ручек и датчиков, но Аделаида уверенно щелкнула выключателем, покрутила ручку настройки (она множество раз видела, как это делает Амори) и сказала в микрофон:
– Bonjour.
– Абажур? – ответил мальчишеский голос, перебивая статику.
Аделаида наклонилась к приемнику.
– Oui! Bonjour! – повторила она.
– Какой-какой абажур?
– Oui! Bonjour! – повторила Аделаида, подумав про себя, что мальчик, видимо, глуповат, раз только и может, что повторять за нею сказанное.
– Спасибо, мне не нужен абажур.
Тут Аделаида поняла, что мальчик говорит по-английски. Она быстро сказала «Хелло», но эфир был пуст.
СМЕНА ОБСТАНОВКИ
Через два месяца господин Бельмон вернулся и сделал второе заявление:
– Мы переезжаем за границу.
Как правило, жители Парижа никогда никуда не переезжают. Но из каждого правила есть исключения. К таким исключениям и относился господин Бельмон. Он решил, что Аделаиде нужно сменить обстановку. В поисках нового дома он поехал на другой континент, в город Розвуд, где и приобрел дом номер 376 по Северной Ивовой улице. А чтобы дом пришелся по душе его семье, велел отремонтировать его и переделать на парижский лад. Однако когда ремонт был завершен и настал день переезда, пропала госпожа Бельмон. Госпожа Бельмон не была исключением из правила. Она не собиралась покидать свой любимый город. Она осталась в Париже.
Что до Аделаиды, то она была рада возможности уехать. Жить в тени Парижского театра балета ей не нравилось. Она упаковала последние пожитки в чемодан и следом за отцом пошла в
