Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

ставка на те решения, которые пробудили бы инициативу людей, заставили «зашевелиться» предприятия, стимулировали извлечь из закромов запасы сырья, материалов, товаров, активизировали бы внутреннюю и внешнюю торговлю, оживили замирающее производство. Одним словом, заставили бы экономических субъектов действовать, и действовать не из-под палки, а потому, что им это выгодно или по крайней мере дает надежду на выживание. Эта логика и обусловила конкретные меры правительства: максимально либерализовать экономические отношения, дать свободу производителю, поставщику, торговцу, экспортеру и импортеру, финансовому сектору. Комплекс решений, снимающих подавляющую часть существовавших ограничений на выбор программы производства, поставщиков и потребителей продукции, на условия торговли, внешнеэкономической деятельности, и составил основу избранного нами пути спасения страны через реформирование ее экономики. Знаменитая либерализация цен была лишь одним, хотя и важным, элементом этой политики.

Нашей первейшей задачей было в максимально короткие сроки преодолеть охвативший страну товарный голод, вытащить со складов имевшиеся там запасы и запустить их в оборот. Именно эту цель преследовала либерализация цен и торговли, с помощью которых можно было в кратчайшие сроки обеспечить хотя бы ограниченное насыщение товарного рынка. В то же время либерализация цен во многом была вынужденной реакцией на создавшуюся ситуацию.

Здесь нужно напомнить, что частичная либерализация цен началась, по сути дела, еще до нас, когда при последнем премьере союзного правительства Валентине Павлове фактически были отпущены оптовые цены. Не регулировались цены, в том числе розничные, и в кооперативном секторе, на колхозных рынках. Именно тогда в стране появился огромный псевдокооперативный рынок: практически при любом большом заводе создавался «кооператив» из 3–5 человек, включая, как правило, родственников и друзей директора, и через этих «кооператоров» шла торговля очень большой частью продукции, выпускаемой на предприятии. Цены на такой «кооперативный товар» государством не регулировались. Можно к тому же вспомнить, что еще до нас ценовой реформой того же Павлова была уже отпущена почти треть розничных цен, касавшихся товаров не первой необходимости: эксклюзивные, категории «люкс», ювелирные изделия.

Держать розничные цены в то время, когда оптовые у вас уже отпущены, а доходы не контролируются, было абсолютно бессмысленным занятием. На это нужны такие субсидии, каких и в лучшие времена у всего Советского Союза не было. Все это определяло резкий рост скрытой инфляции. Скрытой, потому что формально государственные цены как будто существовали и оставались на стабильном уровне, но товаров по этим ценам уже не было. Кроме того, в условиях паралича управления огромная часть товаров, цены на которые формально еще были регулируемыми, в действительности перетекала на черный рынок, и цены на них становились бесконтрольными. Скрытая инфляция принимала открытые формы.

В дефицитной экономике, при полностью опустевших прилавках, человеку становится безразлично, по какой цене нет нужных ему товаров. Его интересует, по какой цене он может их получить. Так или иначе, люди вынуждены были искать товары и продукты питания и приобретать их отнюдь не по государственным ценам. В такой ситуации удерживать цены административным путем уже невозможно, а главное – бесполезно. Нам оставалось лишь открыто признать, что российский розничный рынок абсолютно разрушен и удержать цены правительство просто не может, потому что у него для этого нет ни финансовых, ни административных возможностей. И в этом смысле решение об их либерализации было лишь честной констатацией сложившегося положения вещей. Но в то же время в освобождении цен заключался и существенный стратегический момент. Оно имело огромное значение в плане создания механизмов рыночной экономики, в которой свободные цены играют колоссальную роль, давая производителю и потребителю информацию о реальных потребностях и возможностях рынка.

Сначала либерализация цен или приватизация? Спор теории с практикой

Нашему правительству часто приходилось выслушивать упреки за то, что мы пошли на либерализацию цен до того, как была создана конкурентная среда. Критики нашего курса говорили, что мы обязаны были вначале заняться демонополизацией российской экономики, приватизацией, аграрной реформой и только после этого освобождать цены.

Действительно, с абстрактной точки зрения преимущества такой последовательности реформ неоспоримы. Гораздо привлекательнее сначала демонополизировать экономику, создать эффективного собственника, заставить его действовать в конкурентной среде, а затем либерализовать цены. Причем в этом случае можно отпустить их все и сразу и быть уверенным, что выше определенного предела они не прыгнут. Им этого не позволят законы свободного рынка и механизмы конкуренции. Правда, и с точки зрения теории в такой постановке вопроса есть большой изъян. В отсутствие свободных цен этот самый собственник (точнее – производитель) не получает от рынка адекватные сигналы, главными из которых и являются складывающиеся на нем цены.

Эти дискуссии чрезвычайно интересны в рамках академического семинара. К сожалению, мы не могли абстрагироваться от одной досадной мелочи: от реального положения российской экономики, каждодневное ухудшение которого требовало радикальных мер.

Приватизация, в силу чисто объективных причин, – процесс длительный. К тому же между формальной приватизацией и возникновением действительно конкурентной среды, появлением подлинно эффективного собственника проходят годы. Как показал реальный ход изменений в российской экономике, даже наша так называемая обвальная приватизация, обязанная своими сверхвысокими темпами в том числе административному гению и особой напористости Анатолия Чубайса, потребовала нескольких лет. И до сегодняшнего дня мы еще не можем говорить о завершении демонополизации экономики и создании полностью рыночной конкурентной среды.

К сожалению, сейчас процесс развивается скорее в обратную сторону в силу взятого курса на огосударствление экономики. Поэтому в конце 1991 года рассчитывать на то, что мы сможем исподволь готовить экономику к либерализации цен, не приходилось. Мы вынуждены были действовать в условиях крайне жесткого лимита времени. Этот прессинг времени усугублялся и состоянием общественных настроений. Запас терпения населения был уже на исходе. Он был, по сути дела, исчерпан многолетними горбачевскими разговорами об экономической реформе, фактически не подкреплявшимися реальными переменами и приводившими лишь ко все большему развалу экономики. Люди устали от ожидания и бесконечных заверений прежних правителей о вот-вот начинающихся реформах, остававшихся не более чем заявлениями о намерениях.

Провал августовского путча и обретение Россией реальной самостоятельности дали россиянам новый импульс надежды. Но кредит доверия, предоставленный ими новой власти, требовал от нее быстрых и радикальных шагов. В противном случае капитал массового доверия к руководству России грозил растаять, окончательно лишив общественной поддержки идею экономических преобразований.

Возвращаясь к приведенному выше теоретическому спору, нельзя не привести еще один аргумент в пользу опережающей по отношению к приватизации либерализации цен. Когда приватизация проводится в таких странах, как Англия или Франция, где время от времени приватизируются крупные, но малоэффективные государственные компании, то это происходит в рыночной среде. У них уже действуют рыночные механизмы, и инвестор, собирающийся приобрести такое предприятие, может руководствоваться рыночной логикой и информацией, позволяющей ему объективно оценить