Криошок - Марат Александрович Чернов

полоснули ножом. Захлёбываясь кровью, Щеглов вцепился в рукав пуховика напарника, пытаясь что-то сказать, но так и не смог. Маскевич с трудом оторвал его руку от пуховика, вцепившуюся в него мёртвой хваткой, и выхватил из кармана свой ГШ-18. Снегохода не было видно из-за плотной завесы мечущегося снега, но где-то вблизи раздавался его приглушённый рокот. Похоже, он сделал круг и возвращался назад.

Первой мыслью Макарченко было взвалить раненого опера на плечи и отнести на станцию, но прежде нужно было разобраться с тем, кто на них напал. Пилот по имени Кир растерянно переводил взгляд то на одного, то на другого. Так они и застыли, образовав подобие треугольника, в центре которого лежало неподвижное тело Щеглова. Слой снега на нём становился с каждой секундой всё толще, словно укутывая его в белый саван.

– Это тот убийца? – спросил Макарченко у Маскевича. – Скажи наконец, кто он!

Опер не ответил, вперив сосредоточенный взор в пустоту. Рокот мотора стал отчётливее, и он выстрелил наугад несколько раз. Однако гусеничная машина продолжила ход, кружась вокруг них, подобно хищному одинокому зверю, выбирающему момент для нападения. Рокот казался то совсем близко, то отдалялся, становясь почти не различимым, как будто водитель снегохода петлял, чтобы сбить их с толку. Наконец нервы у Маскевича не выдержали, и когда машина снова максимально приблизилась, так что из-за пелены падающего снега проявился её темный силуэт, он принялся палить без остановки, пока не опустошил магазин пистолета. Макарченко тоже достал свой СОНАЗ, но стрелять не торопился, не видя цели.

Неожиданно снегоход снова проскочил совсем близко от них, раздался какой-то резкий свист, на секунду перекрывший пронзительные завывания ветра, и грудь опера пронзил внушительный предмет, напоминающий мачете, войдя в тело почти по рукоять. Из горла Маскевича вырвался сдавленный стон, и он упал на колени перед Макарченко. Лётчик успел его удержать, но второй опер обессиленно упал почти в тот же миг. Его лицо скривила гримаса мучительной боли, и Макарченко осторожно уложил его на бок.

Глядя на лётчика, полицейский попытался что-то сказать; тот пригнул голову, но расслышал только последнее слово:

– Блокнот… – после этого оперативник взмахнул рукой, словно пытаясь схватить горсть окровавленного снега, и обмяк в метре от напарника, без криков и конвульсий, будто заснул глубоким тихим сном.

– Он возвращается! – крикнул Кир.

Макарченко выпрямился как раз вовремя – снегоход, сделав ещё один виток, теперь нёсся на скорости по меньшей мере шестидесяти километров в час прямо на них.

Внезапно пилот вертолёта издал какой-то душераздирающий вопль ужаса, и бросился в сторону, в один миг скрывшись из поля зрения за бледным полотном метели. Рокот мотора раздался совсем рядом, и машина с рёвом выскочила из белёсой мглы прямо на Макарченко. В последний момент тот успел отскочить, выстрелив в спину пронесшемуся на снегоходе водителю разрывной пулей СОНАЗА. Нападавший проехал несколько метров, резко сбавив газ, и сник над рулём гусеничной машины.

Когда лётчик осторожно приблизился к нему, тот всё ещё держался обеими руками за руль, уткнувшись головой в лобовой стеклянный щиток. В его спине зияла свежая кровавая дыра от мощной пули. Несмотря на то, что снег неистово сыпал прямо в глаза, Макарченко почти сразу заметил, что с водителем что-то не так. На его голове не было шапки, а на руках перчаток, поэтому в глаза сразу бросилось шокирующее зрелище. На кистях рук сквозь облезшую, будто под воздействием кислоты, кожу, выглядывали голые костяшки пальцев и какого-то синего оттенка обнажённые сухожилия. На затылке, правом виске и щеке виднелись несколько больших обмороженных фурункулов, издали напоминающих одно широкое тёмно-синее пятно.

Макарченко коснулся концом ствола его спины, но незнакомец не подал признаков жизни. Тогда лётчик с силой спихнул его с сиденья снегохода, и тот распластался на снегу лицом вверх. Картина была, что называется, не для слабонервных. Эдуард ещё долго не мог отвести взгляд от этого лица, не понимая, что могло послужить причиной настолько кошмарного уродства – лица, почти полностью лишённого кожи, губ и даже зубов в синюшного цвета обмороженных дёснах.

Он мог бы стоять ещё долго, но ледяной холод и подвывающая вьюга быстро напомнили лётчику о реальности. Он огляделся в поисках пилота вертолёта, но того и след простыл. Вспомнив о своих спутниках, Эдуард вернулся к операм. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что им уже не помочь. Напарники погибли в одночасье от руки неизвестного урода, который определённо мог быть полярником, туристом, военным, в общем, кем угодно, но только не одним из тех девяти спортсменов, за которым они сюда и прилетели. Нет, этот обезображенный не мог быть и тем разыскиваемым убийцей из числа троих, перечисленных накануне Щегловым, мужчин. Возможно, тот до сих пор оставался на дрейфующей станции, а значит, у него, Хаски, оставалась одна невыполненная миссия – довести это расследование до конца.

«Блокнот!», – вспомнил Эдуард. Умирающий Маскевич выдавил из себя это последнее слово буквально за миг до предсмертного вздоха, – он совершенно точно хотел дать ему подсказку. И теперь было бы непростительной ошибкой ею не воспользоваться.

Макарченко опустился на колени перед Маскевичем, расстегнув на нём пуховик. Его обнажённые пальцы коснулись холодного, как лёд, металла тесака, проткнувшего грудь оперативника насквозь, и Эдуард почувствовал слабую боль, будто от несильного ожога. Он обшарил внутренние карманы одежды полицейского, но в них ничего не оказалось. Макарченко вспомнил, что тот никогда не расставался со своим компьютером, хотя перед последней вылазкой оставил его в вертолёте. Не мог же это быть виртуальный «блокнот» из списка стандартных программ Windows!

Блокнот, блокнот!.. Перед мысленным взором Макарченко возник Щеглов, извлёкший из кармана записную книжку, когда минут сорок назад они летели сюда на вертолёте. В этой книжке были записаны имена и данные всех участников экспедиции, но истинного имени убийцы Макарченко не знал. Лётчик перевёл взгляд на Щеглова, тело которого уже почти занесло снегом.

Внезапно его будто осенило! Он вспомнил их первую встречу в служебном помещении администрации аэропорта Хатанги. Тогда Щеглов показал всем членам экипажа самолёта фото жертв убийцы, однако, скрыв саму личность преступника. Возможно, так он потешил своё самолюбие, но по злой иронии судьбы теперь единственным, кто мог повязать убийцу, оказался Макарченко. И ему позарез нужно знать преступника в лицо!

Эдуард припомнил эту картину во всех подробностях. Щеглов с серьёзным и немного самодовольным выражением лица, очевидно, наслаждаясь видом шокированных содержанием фотографий лётчиков, сидел за столом, перелистывая записную книжку, в которой застряла ещё одна небольшая фотокарточка. Макарченко припомнил, что вот её-то он тогда