Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия - Андрей Рудалёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это общее место того времени: не только обычная рутина, рядовые жизненные обстоятельства размалывают жизнь человека на мелочи, но в первую очередь раскрывшаяся воронка пустоты, торжество несправедливости.
Молодой человек с отличными, но нереализованными задатками футболиста попадает на «черную лестницу», где пьет горькую, тоскует, набравшись, надеется что-то еще изменить, но время ушло («На черной лестнице»). Другие спускаются в «душный подвальчик» – тошниловку «Второе дыхание», воспринимаемую как могила, и строят там суицидальные планы («Жить, жить…»). «Грань пропасти» для этих молодых людей – угроза сокращения с работы, где они «вдруг стали лишними».
Мир новых реалий агрессивен, он втягивает в себя людей, а потом исторгает. Если герой рассказа «Тоже история» потратил впустую десять лет жизни на политические сублимации, то персонаж рассказа «Жить, жить…» пребывает практически в рабстве у этих реалий: «Пять лет учился на специалиста по рекламе, пятнадцать лет проработал, и хорошо отработал». Говорили, что за рекламой – будущее, и в это будущее «по инерции, по общему плану» ринулся герой. Теперь же он отработанный материал с одной перспективой – в петлю. Потеря работы равносильна попаданию в небытие, вечным мучениям. Избавление от них, причащение «блаженной пустоте», возможно через самоубийство, ведь всё в этом мире «фигня», в том числе жена, дети, родители. Суицид – логический конец порабощения пустотным миром «новых реалий». Его Сенчин описал еще в раннем рассказе «В новых реалиях». В них у человека происходит отторжение от всего, в том числе от себя, от близких, от самой жизни. В них он натыкается на тупик, внушающий ему, что нет выхода. Жизнь катилась по пологому склону сама собой и закатилась в экзистенциальную душную и нечистую рюмочную, где либо открывается второе дыхание – либо могила. Такая вот современная достоевщина. Что тут скажешь: шанс был дан каждому. «Русская рулетка» решает всё.
Девяностые детерминировали, форматировали жизнь и будущее человека, погружали его в яму, из которой невозможно было выбраться: «Тяжелое начало девяностых Лена, тогда девочка десяти-двенадцати лет, часто переживала в памяти. Тогда голод, казалось, бродил совсем рядом с их домом и готов был ворваться. Папу сократили, он искал новое место, мама часто плакала; варили пшеничную кашу, от которой потом пекла изжога, ходили на Коломенский мясокомбинат за дешевой “некондицией”; вечера были тяжелые и тревожные, а утра нервные, почти злые. Собирая Лену в школу, мама умоляюще говорила: “Поешь там хорошо, ясно? На ужин не знаю что будет”. И тогда, наверное, в те дни, Лена и решила всерьез стать продавщицей. Но ела совсем немного – и в детстве, и сейчас к пище не испытывала жадности. Ей нравилось ощущение, что вокруг вдоволь продуктов. Они были самой надежной вещью, самой верной защитой» («Пусть этот вечер не останется…»).
Новые реалии кого-то ломали, изменяли до неузнаваемости, кого-то вообще выбрасывали за борт жизни. Они сломали успешную прежде жизнь героя того же рассказа-миниатюры «В новых реалиях» – замначальника цеха Егорова. Они, «новые реалии», нахлынули, как системный сбой в ровной и предсказуемой жизни Николая Михайловича Елтышева, когда он «проспал» и не вписался в них. С этого момента стала развертываться трагедия семьи, которая была выкорчевана с корнем.
Приход этих «новых реалий» показан и в рассказе «Дядя Вася», вошедшем в сборник «Напрямик». Странный огромный старик огородил часть двора колючей проволокой и устроил там «лесок». Ухаживал, неусыпно охранял его с прутиком от любых поползновений. Охранял внутренний лес. На груди у дяди Васи был знак заслуженного работника НКВД. Сенчин описывает эпизод, произошедший в 1985 году, когда ветераны не приняли его в свой круг, сказав, что «не твоя она, победа!». Он ответил, что тоже бил врагов, которых хватало и здесь, и после озвучил свое пророчество: «Вот увидите еще, как они поднимутся, недобитые. Они еще такое устроят! Вспомните!»
Дальше пошло известное: «Всё рушилось и разваливалось. И что-то, словно их чем-то отравили, происходило с людьми». Узнали, что такое «цинк» – цинковый гроб, всё больше становилось похоронных процессий. Пустые магазины, очереди. На улицах города стало небезопасно. Засох «лесок» дяди Васи, изменился и его взгляд на людей: уже не хмурый, а печальный, жалеющий. Пророческие слова дяди Васи автор-рассказчик вспомнил под занавес 1991-го, когда по телевизору смотрел, «как спускают в Кремле флаг СССР». «Тут тоже врагов хватало», которые в спину… «Они еще такое устроят!» – звучали слова хмурого старика. Дядя Вася умер незадолго до того, как спустили флаг. Была целая история вытащить огромное тело этого старика из квартиры, а потом из подъезда.
«Немного позже нам объяснили, что Советский Союз был давно обречен, что социализм является нежизнеспособной формой, что почти все подвиги – миф, великие стройки – блеф… Но кто объяснил? Не те ли враги, с которыми боролся и из-за чего стал презираемым окружающими сумрачный дядя Вася?» – так завершается рассказ.
«Новые реалии» начинаются с предательства, с выверта, с обмана.
Сегодня как завтра
По собственному признанию Романа, его любимая книга – «Лед под ногами», на которую критики обратили крайне мало внимания и которая осталась в тени разговоров по поводу «Елтышевых». Из своей же малой прозы он особо отмечает небольшой рассказ «Сегодня как завтра», написанный в 1997 году, когда уже все иллюзии о духе свободного времени окончательно и бесповоротно развеялись. Годом раньше в стране провально завершилась первая чеченская кампания, прошли президентские выборы с теми самыми «Голосуй или проиграешь!», о которых Роман пишет в книге «Лед под ногами». На следующий год будет знаменитый дефолт – апофеоз кризиса девяностых.
Этот рассказ Сенчина вполне можно назвать зеркалом сложнейшего периода в истории страны. Здесь появляются и производственная тематика, и герой, простой рабочий человек – то есть всё то, о чем сейчас взыскуют многие. Ну и, конечно же, вокруг тотальная ситуация безнадеги, из которой не вырваться. Сегодня как завтра. Время загнало человека в такую ситуацию, или он сам себе ее искусственно создал.
Кстати, еще в повести «Вперед и вверх на севших батарейках» Роман проговорил, что в современной литературе не находит «героев с обычными, распространенными в нормальной жизни профессиями». Это через десять лет о необходимости
