Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В-третьих, в тридцатые годы все снова начало меняться к худшему для нас. Именно в тридцатые, а не в 1937. Поднятые материалы наглядно показывают, что на рубеже 1931–1932 годов Советский Союз стоял на грани войны с Японией, и в значительной мере именно работа советских спецслужб позволила этой войны избежать. И немедленно начались репрессии в отношении японоведов, в том числе из этих самых спецслужб – пока еще прикидочные, пристрелочные: разведчик и друг Ощепкова Трофим Юркевич получил пару лет лагерей, загадочный Николай Мацокин, дело которого – увлекательный роман, был осужден на 5 лет концлагеря, начали «щупать» остальных. В 1937-1938 ударили уже полной. То, что кто-то вообще выжил – чудо. Что интересно, мне несколько раз попадались в делах арестованных японоведов материалы по их прошлой работе в спецслужбах, но всегда это были либо дела более ранних арестов – начала и середины тридцатых, либо какие-то исключительные случаи (вот Ким – он всегда исключение). В делах 1937-38 годов этого уже нет. Это было просто НЕИНТЕРЕСНО следователям. Работал конвейер, и этот конвейер действительно почти полностью уничтожил наше японоведение. Дальше снова было все сначала, с напряжением всех сил, на грани возможного. Как написал позже тот же Ким, «я поднялся по счету девять».Кого не отправили в расстрельный ров, поднимались и работали.
Известно, что «трудовые книжки» у японских дзюдоистов-айкидошников и так далее лежат в полиции. А задействованы ниндзя сейчас в подготовке агентов спецслужб? Мне приходилось работать с делегацией ниндзя в Москве в прошлом году, там был мастер синоби в 32 поколении, но спросить их об этом было как-то неудобно…
Не у всех в полиции, у некоторых лежат в прямо противоположных структурах. С тем мастером синоби я летел в одном самолете из Токио, он сидел позади меня, и я поразился его нечеловеческой выносливости. Он разговаривал со своей японской спутницей все 10 часов полета непрерывно, и я понял, что он прошел специальное обучение.
Если серьезно, то все зависит от того, что мы имеем в виду под терминами «ниндзя, синоби, ниндзюцу». Если персонажей из легенд и кино, запакованных в черные костюмы, с колыбели учившихся бегать по потолку и метать отравленные сюрикэны, то это, скорее, к детским писателям или к психологу. Если в тех классических, словарных определениях, в которых писал о ниндзюцу Роман Николаевич Ким, то да, конечно, задействованы, и в некоторых спецслужбах используются. Причем, совершенно необязательно только в японских. Ким упоминал о «нацистских ниндзя», а сам, безусловно, был ниндзя советским, «ниндзя с Лубянки». Он тайно проникал в японское посольство, выкрадывал документы, следил, вербовал, блефовал, шантажировал, составлял и вскрывал шифры, но узнали мы об этом только сегодня. Вообще, это тема потрясающе интересная, мало исследованная и абсолютно не желтая. На нашей конференции был замечательный доклад о загадке темы ниндзюцу в жизни и творчестве Романа Кима, а я после этого не удержался и купил на очередной токийской барахолке фонарь ниндзя, которыми они пользовались вплоть до начала ХХ века.
Как, кстати, прошла конференция? В книге ты цитируешь японских исследователей – но на «второй» (или скорее даже «первой») Родине Кима в Корее должны внимательно относиться к своему соплеменнику?
Конференция прошла, на мой взгляд, просто великолепно и, признаюсь, намного лучше, чем я мог даже ожидать. У меня не было возможности прочесть доклады почти до самого слета гостей и, конечно, я переживал из-за этого. Но реальность превзошла мои ожидания, и я очень доволен.
Корейский же кимовед представил очень интересный доклад из области литературоведения. Это в принципе его тема исследований, но должен признаться, с теми соплеменниками Романа Николаевича, что живут в Корее, все сложно. Дело в том, что история Романа Кима начинается с истории его родителей. Возможно, его мать была родственницей королевы Мин, убитой японцами, но еще важнее, что его отец, и об этом можно говорить вполне уверенно, был причастен к заговору, в результате которого был убит один из двух «серых кардиналов» Японии князь Ито. В официальной же корейской историографии никакого масштабного заговора не числится вовсе, а непосредственный убийца, якобы одиночка (немногочисленные помощники не в счет), японского князя и вовсе фигура неприкасаемая, святая. Появление в истории Кима-старшего совсем не предусмотрено, тем более, что нити от заговора ведут не в Сеул и даже не во Владивосток, а в Токио. Это очень неприятно и для корейской, и для японской стороны, а в результате неприятно и для меня. Но из истории слов не выкинешь, переделать книгу я не могу, хотя особой радости по этому поводу не ожидаю ни из Сеула, ни из Токио. При этом те дальневосточные ученые, которые несколько дистанцированы от этих историко-политических завихрений, хотели бы видеть обоих Кимов – и отца, и сына в фокусе внимания своих коллег.
«Кореец Ким и немец Рихард Зорге в детстве покинули Россию, чтобы вернуться в нее людьми со сформировавшимися убеждениями». У этих двух фигур много общего и психологически – не совсем обычная (но и в каком-то смысле обычная – ты выделяешь целый класс так называемых разведчиков-«игровиков») страсть к личным мистификациям у Кима (в показаниях даже «путался», дочь у него или сын, что уж говорить о том, где он служил и к чему именно был причастен), к пьянству и бабству Зорге (хотя мне почему-то кажется, что такой экстремальный образ жизни был частью его прикрытия). После «Шпионского Токио», где третьим был Ощепков, не хотелось написать двойную биографию, на манер Плутарха? И какие, если это не шпионский секрет, дальнейшие творческие?
Это получилось почти случайно. Зорге в ряду моих интересов изначально не было вовсе. Он возник, когда я жил в Токио и из элементарного любопытства, из желания узнать, где стоял его дом. А вот когда узнал, стрельнуло под ложечкой так, что забыть об этом интересе уже не смог. Но пока не появился на горизонте Ким, и параллелей было проводить не с кем. Ни Василий Ощепков, ни кто-либо другой из моих персонажей не вставал в один ряд с Зорге. Не потому, что один больший герой, чем другой, а из элементарного сопоставления биографий и психотипов. Ощепков, Юркевич, Крылов, Мацокин, многие другие – замечательные люди с интереснейшими и трагическими биографиями. Но они показательны, они не есть исключение. Кима и Зорге действительно очень хочется сравнивать и сравнивать по самым разным «параметрам» – от достигнутых результатов
