Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

- Так оно, да ведь в некоторых колхозах, слыхать, уходит народ из деревень.

- Где как. У нас отбою от пришлых нет: примите да примите. Принимаем, но с оглядкой. Жить тут можно. Что не жить? Места вон какие! И Тобольск рядом. Артисты тамошние бывают, мы в театр постоянно ездим. И заработки нехудые. Иная доярка не меньше профессора получает.

- Уж тут вы загнули.

- Загнул? – Андрей Тихонович оскорблённо вскинул коротенькие бровки. – Загнул, надо же! Да я, брат ты мой, токо по нужде вру... И то в интересах колхоза. Тебе-то какой прок врать?

- Верно. Никакого, – усмехнулся художник.

- На ферме дойка как раз. Хошь убедиться, что не вру, сходим.

Однако в пути произошла задержка. За околицей их догнали

Маринка с Димкой. Сзади трусили четвероногие «артисты», семенили Файка с Зойкой.

- Там... – задыхаясь от смеха, фыркал Димка. – Там... ффу! Сдохнуть можно!

- Это ты насмешила его, баловница? – строго взглянул на дочь Андрей Тихонович.

- Я не клоун – смешить, – с достоинством ответила девочка. Однако лицо её, синеглазое и веснушчатое, подёргивалось от еле сдерживаемого смеха. – Я дрессировщица.

- Там на столбе...

- Там на столбе... фрукт одиннн, – наконец членораздельно выговорил Димка, и все ребятишки загалдели. Глядя на них, вежливо гавкнули собаки.

- Как на столбе?

- Так, висит.

«Неужто повесился?» – ужаснулся Андрей Тихонович, повернулся налево кругом и затрусил по переулку. Там, на телеграфном столбе, неподалёку от конторы, действительно висел на когтях человек.

- Жив, слава богу, – пробормотал председатель.

- Что с ним?

- С ним-то? – усмехнулся Сильвестр Петрович. – А ничего. Вчерась подъёмные получил. Теперь ждёт, когда спускные выдадут.

- Снять его, что ли? – спросил подоспевший сюда Тимофей.

Пущай повисит, как памятник... Пьянству, – махнул рукой

Андрей Тихонович, осмотрев, хорошо ли укрепился этот «памятник». – Наши-то не пьют, – пояснил он гостям. – То есть пьют, понятно, но без всяких там фокусов. Этого со стороны взяли... на исправление. Вишь как исправляется!

- Я не ис-справлюсь... Я исправляя-яю. И вообще не пю... никогда, – вялым, окуделенным языком объяснялся человек на столбе.

- Не пьёшь, значит? – многообещающе ухмыльнулся председатель. – А похмелиться не желаешь?

- Не желаю... желаю!

- Так желаешь или не желаешь?

- Же... же... – активно закивал «памятник» и начал спускаться.

- Отведите на винзавод... грузчиком. К электричеству больше не допускать, – жёстко сказал председатель. Всех пьяниц он посылал на винзавод, и – странное дело! – к вину их больше не тянуло. Там кряду несколько дней алкоголиков напаивали, пока они были в состоянии открыть рот. К концу недели они умоляли перевести их на «трезвую» работу. Но Андрей Тихонович после «пьяной недели» сажал их в вытрезвитель на испытательный срок и снова посылал на завод. Когда видел, что бывшего пьяницу мутит от одного вида вина, переводил его по специальности.

- Что ему на столбе-то понадобилось? – спросил Тимофей.

- Да радио на ферме не работает.

- Вот беда-то, – Тимофей надел оставленные «памятником» когти, и через пять минут на главной улице взревел громкоговоритель.

- Ну, вот как не похвалишь такого? Я бы хоть сейчас тебя электриком взял. Оставайся!

Тимофей, сняв когти, молча ушёл.

- Переживает, – вздохнул Димка.

- Потому что любовь, – сказала Маринка и, велев собакам встать на задние лапы, пошла вслед за цыганом.

- Ушли? Ну и ладно, пущай позабавят человека, – одобрительно кивнул Андрей Тихонович. – А мы на ферму.

Была та пора лета, когда ещё очень свежо пахнет трава, когда вдоль деревянных гибких тротуаров, на которых приятно упружит нога, текут ручьи. Края их ровно обсеяны муравой и цветами. Проезжая часть улицы, по которой обычно ходят тракторы и машины, тоже в цветах и траве. На въезде в деревню знаки, показывающие объезд. Улица отдана детворе, которая без опаски играет в городки, в лапту, в чижика.

- У вас дома почему-то все деревянные, – заметил художник.

- А в них дышится легче. Внутри то же, что и в кирпичных: вода, газ и прочее. Вон мой скворешник.

Дом как дом, только одноэтажный. Значит, над головой не скрипит пол, не ссорятся соседи, не сыплется с верхних балконов мусор и шелуха. Тишина, воля. Во дворе, соединённом с палисадником, гараж да большая конура с несколькими лазами.

- Тут артисты Маринкины живут... А вон дом для престарелых, – указал председатель. – Там всё есть: сад, баня, столовая...

Ферма была огромным комплексом. Однако председатель повёл гостя не внутрь, а к пульту управления: «В области эпидемия. Так что извините... карантин».

Что-то шепнув диспетчеру, нажал кнопку, и художник увидел большой цех, в котором стояли