Неуязвимый (в сокращении) - Фил Эшби

Все это походило на прогулку от Лондона до Брайтона, но только без запасов еды и питья, через густой лес, в атмосфере, больше всего напоминающей сауну, и — что весьма желательно — без каких-либо встреч с местными жителями. Восемьдесят километров по прямой легко могли обратиться в двести восемьдесят. Я полагал, что дорога займет у нас примерно неделю.

Я доверился Фергусу, чувствуя себя виноватым из-за того, что мы покидаем его. Фергус прямо ответил мне, что без нас у него хлопот будет меньше. Он собирался на следующий день вступить с повстанцами в переговоры — может, за деньги его выпустят. Я спросил, не хотят ли его люди попытать удачи вместе с нами. Он считал их физически недостаточно крепкими для этого и потому предложение мое отверг. Мы пожелали друг другу удачи.

Большую часть наших припасов мы уже израсходовали, так что у нас оставалось лишь:

• по литру воды на каждого (на крайний случай);

• несколько ломтей хлеба и моя жестянка с фасолью;

• карта масштаба 1:500 000 (одна десятая масштаба стандартной военно-топографической карты Соединенного Королевства, один сантиметр карты соответствовал пяти километрам);

• компас;

• принадлежащее Энди портативное устройство ГСП (глобальной системы позиционирования);

• небольшая походная аптечка;

• портативные фильтры для воды плюс йод и обеззараживающие воду таблетки.

Пол ни за что не соглашался расстаться с фотоаппаратом. Это было не таким уж и легкомыслием, как могло бы показаться. Повстанцы очень любили позировать, порой достаточно было лишь извлечь фотоаппарат, чтобы обратить потенциально враждебных жителей деревни в лучших друзей.

Я решил взять с собой спутниковый телефон. По форме и размерам эти устройства больше всего напоминают ноутбук. И, подобно ноутбукам, они довольно легко ломаются, а батарейки в них садятся в самый неподходящий момент.

Я воспользовался этим телефоном, чтобы сообщить полковнику Джиму, застрявшему во Фритауне командиру нашей группы, подробности предполагаемого побега и рассказать о выбранном маршруте. Джим ответил, что Фритаун может вскоре перейти в руки ОРФ, силы которого быстро надвигаются на столицу.

При заходе солнца я сделал три звонка в Соединенное Королевство. Сначала я поговорил с папой, поблагодарив его за то, что он был таким прекрасным отцом. Я с удовольствием поговорил бы и с мамой, но не хотел ее пугать. Отец сказал, что любит меня, и пожелал мне удачи — я чуть не расплакался.

Потом я позвонил Дэну Бэйли, старому другу. Ему я объяснил, какими я желал бы видеть мои похороны. Где именно меня закопают, мне было все равно, но хотелось бы услышать на прощание кое-какие гимны и приятные отзывы о себе. Я также попросил его, если мы не прорвемся, позаботиться об Анне. Дэн сказал, что я заговорил совершенно как персонаж из голливудского фильма, после чего разговор перешел на успехи нашего любимого футбольного клуба.

Последним был пятнадцатиминутный разговор с Анной. Я старался быть оптимистичным, однако вынужден был признаться ей в том, что этот наш разговор может оказаться последним. Мне никак не удавалось найти слова, которые объяснили бы ей, как сильно я ее люблю, и потому под конец было очень трудно положить трубку. Последние наши фразы оказались одинаковыми: «Береги себя. Люблю».

Разговор с ней вдохнул в меня новые силы.

В бегах

Если оставаться всю ночь на ногах (не принимая при этом никаких таблеток), хуже всего чувствуешь себя часа в четыре утра. Этим мы и воспользовались. Приток адреналина в кровь позволял нам ощущать себя бодрыми, а вот большинство повстанцев будут в это время, как я надеялся, достаточно сонными, так что можно проскользнуть мимо них. С другой стороны, если ждать до четырех, на то, чтобы добраться до джунглей под покровом темноты, остается всего два часа. Этого мало, поэтому побег мы назначили на три.

За полчаса до выступления мы проверили свое снаряжение и в последний раз обговорили план побега. Я заставил каждого попрыгать, дабы убедиться, что никакие части нашего снаряжения на ходу бренчать не будут. Затем мы, взяв из кострища уголь, зачернили себе лица. У Дэйва, недавно получившего жалованье, имелась тысяча долларов наличными. Мы разделили их между собой — на случай, если нам придется расстаться. И наконец, мы сорвали с нашей формы опознавательные знаки ООН. Эти ярко-голубые эмблемы — символы нейтралитета ООН, предположительно гарантирующие безопасность тем, кто их носит, однако нас они могли сделать лишь более заметными в темноте. Теперь мы уже не были наблюдателями, отныне мы, хоть и невооруженные, — участники боевых действий.

Чтобы успокоить нервы, мы с Дэйвом выкурили по последней сигарете, а там и еще по одной. Поскольку продолжительность нашей жизни, вполне вероятно, сократилась до тридцати минут, я махнул рукой на вред, который курение в конечном счете наносит здоровью.

В 2.45 все последние приготовления закончились, поэтому дальнейшее ожидание стало бессмысленным. Я предложил выступить чуть раньше, и все со мной согласились. Стараясь производить как можно меньше шума, мы прокрались в северо-западный угол лагеря. Чтобы легче было перебраться через стену, я подставил стул. Мы все сошлись на том, что говорить о наших планах капитану Кориру не следует: он мог остановить нас. Поэтому я просто перемолвился с капралом и попросил его нас прикрыть. Капрал высказался против нашей затеи и велел нам не двигаться с места, пока он не договорится со своим начальством.

Я постарался говорить как можно увереннее:

— Капрал, я получил от моего правительства приказ бежать отсюда. Поскольку вы кениец, приказать вам помочь нам я не могу. Поэтому я обращаюсь к вам как к товарищу по оружию. Мы попытаемся пройти через оцепление. Если заметите какое-либо движение на позициях повстанцев, пожалуйста, скажите своим людям, чтобы они прикрыли нас огнем.

Капрал молчал, однако я решил истолковать это как знак согласия. Я прошептал моим товарищам несколько последних слов:

— Удачи, ребята. За мной.

И перелез через стену.

С самого начала все пошло наперекосяк. Я спрыгнул со стены и стал ждать… и ждал, и ждал. Внезапно один из кенийцев, возможно спросонья, передернул затвор винтовки и начал стрелять. Возможно, он принял нас за бойцов ОРФ. Стало ясно, что уйти по-тихому нам не удастся. Я видел, как зашевелились повстанцы. И надеялся только на то, что они меня не заметят.

Я подумал: не перелезть ли мне через стену назад? Быть может, нам следовало отложить побег? Однако в глубине души я понимал, что вопрос стоит только так: сейчас или никогда. Я сжался под стеной в комок, чувствуя себя выставленным на всеобщее обозрение. Мне так хотелось, чтобы остальные поторопились. Однако у них возникли проблемы. На «безопасной» стороне стены один из кенийцев наставил на Энди винтовку, угрожая застрелить его, если тот попытается перелезть через стену. Потом я услышал голос часового, он заступался за нас. Похоже, слова его оказали должное воздействие.

Следующим был Пол. Несмотря на страх, я все же не удержался от улыбки, увидев, как он зацепился ремнем за край стены. Несколько секунд он провисел, молотя ногами по воздуху, потом сумел освободиться. Дэйв и Энди перебрались через стену довольно тихо. Впрочем, в ночном безмолвии даже малейший шум способен был выдать наше присутствие.

Теперь у нас обратной дороги не было.

— Все в порядке? Тогда за мной.

Утренние пробежки нескольких предыдущих месяцев позволили мне хорошо изучить все проулки и тропы Макени. Я создал в уме целую карту, которой теперь и руководствовался.

Мы заранее решили, что скорый шаг будет наилучшим вариантом быстрого и не бросающегося в глаза передвижения, однако трудно было удержаться от искушения перейти на бег. Я пожалел о том, что поддался ему, когда, обогнув первый стоявший на нашем пути дом, угодил в ограду из колючей проволоки и поранил веко и губу. Боковым зрением я заметил какое-то движение на ближайшей позиции повстанцев и замер, ожидая стрельбы.

Однако стрельбы не последовало. Возможно, нас приняли за патруль повстанцев или просто предпочли «не заметить», чтобы не ввязываться в перестрелку. Долю секунды я смотрел в глаза повстанца, потом отвел взгляд и пошел дальше. Должно быть, мой ангел-хранитель бодрствовал в эту ночь допоздна.

Продвигаясь по городу, я на каждом углу, за каждым зданием ожидал засады. Несколько раз мы видели патрули, однако вовремя уклонялись от них. Стоявшая вокруг тишина казалась нам жутковатой — мы слышали лишь звук нашего дыхания. Все чувства были обострены, и с каждым шагом страх, казалось, переходил в радостное возбуждение. Я ощущал себя более живым, чем когда-либо прежде, и наслаждался притоком какой-то первобытной силы. Теперь, когда путь назад был отрезан полностью, я почему-то испытывал странное спокойствие. На несколько мгновений я почувствовал себя почти неуязвимым, как физически, так и психологически. Я был уверен, что, если повстанцы попытаются меня остановить, я, даже получив от них пулю, перебью их голыми руками.