Дневники архимага. Книга 2 (СИ) - Белинцкая Марина

Башню Чёрной Кобры окружала непроходимая стена гор, замыкающая её территорию в полумесяц, в чаше которого плескалось море. Вечно дремлющее Море Снов бушевало только у подножия каменистого берега, ведущего в сады Кобры. Печально известный участок звался Лагуной Русалки, там тонули суда; его старались оплывать, держались на значительном расстоянии, но всё равно жаждущие крови потоки заносили сюда десятки незадачливых рыболовов. Будь то хрупкая лодочка или крупное торговое судно — заплыви они за невидимую черту, их внезапно подхватывал свирепый ураган и гнал в смертельные зубья скал, а после волны утягивали в ледяную пучину оставшиеся обломки.

С отвеса скалы открывался вид на беснующееся море и на Башню. Лагерь окружало шипение волн и рокот ветра. Усталые путники готовы были поклясться, что за всё время пребывания здесь они не видели ни одной птицы, что пролетела бы над ними. Едва начинался Кобров лес, птицы сворачивали и летели прочь, а те, кто имел глупость пролететь над лесом, падали мёртвые, да так и оставались, подхваченные плотными кронами. На скале не стрекотали насекомые. Мошки не слетались к костру, комары где-то пели, но их не было видно, а еду можно было оставлять прямо на земле — кусок мяса не привлекал муравьёв, хотя, по дороге сюда путники встречали громадные муравейники.

Когда-то Раймон снисходительно называл свои одиночные и групповые походы «охотой». Он одевался в чёрную кожу, и плащ как крыло развевался у него за спиной. Он носил перчатки без пальцев, а хищный взгляд сверкал из-за стёкол прямоугольных очков. Когда-то ему не составляло труда преодолевать пешком огромные расстояния.

В последний раз он проходил через Кобров лес несколько лет назад. Славного истребителя чёрных магов не смущала ни лесная темень, царившая здесь ночью и днем, ни наличие посланников Топей, которые здесь обитали. Тогда Раймон, не колеблясь, вошёл в сырую темноту леса. От плотно сомкнутых ветвей сюда не проникал ветер, и листья свисали как грозди спелого винограда, тяжёлые и оплетённые паутиной. Часть сучьев выступали граблями, лишёнными жизни от недостатка света.

В последнем сражении, получившим название «Битва в Кобровом лесе», армия мёртвых под покровительством могущественного чёрного колдуна напала на армию Раймона, и Раймон лично отбивался от них, размахивая секирой, отсекал ею руки и головы, и случайно — ветви деревьев.

В этот раз мертвецы не восстали, чтобы преградить армии Раймона путь, да и армия состояла всего из четырёх человек: самого Раймона, старика с арбалетом, Хорькинса с мечом и лекаря Новела с чемоданом с лекарствами.

Проклятье мёртвого брата лишило Раймона здоровья, и к концу пути он столь обессилел, что старику Мартину пришлось нести его на руках: в одной руке Раймон, в другой арбалет. Старик один мог заменить в сражении четырёх молодых бойцов, поэтому его поставили на охрану лагеря.

Их палатку украшал герб, изображающий всадника, пронзающего копьём змею. Возле палатки горели факелы. Внутри палатка казалась просторнее, чем снаружи. Она вмещала в себя четыре спальных мешка и рюкзаки с вещами. Вещи лежали в беспорядке по всей палаточной территории. Раймон потрошил рюкзаки в надежде найти важную для него вещь, а двое его друзей стояли в дверях и перешептывались.

Алхимик вытряхивал из корзины запасы еды. Его длинные русые волосы были подвязаны алой лентой, от каждого поворота его головы она сдвигалась, постепенно сползая ниже и ниже. Тонкий бархат одежд нежно обнимал его тело как прохладные пальцы Рассветного ветра, а трубки, идущие от носа и исчезающие под воротником, напоминали о приближении неизбежного. Лекарь Новел и Хорькинс устало смотрели, как алхимик, вытряхнув из корзины всю провизию и не найдя того, что ищет, принялся потрошить следующую. Раймон подносил близко к глазам каждый выпавший предмет и близоруко щурился: очки он потерял где-то среди разбросанных им же вещей.

Стоя у входа в палатку Хорькинс держал наготове меч, будто собирался отсечь голову всякому, кто сюда сунется. Тяжёлую ручку меча украшали драгоценные камни, а лезвие было таким острым, что Хорькинс порезался им, когда стирал отпечатки собственных пальцев. Хорькинс был одет в нарядный красный плащ, расшитый золотом и подпоясанный плетеной веревкой с жёлтыми кисточками. Его лысеющую голову украшала повязка с лентой такой же длины, какие длинные были волосы у алхимика. Каждый год Хорькинс удлинял статусную ленту и думал, что это не заметно для окружающих. Стоя в дверях, смуглый южанин считал себя картиной. Он изящно — так казалось ему — опирался на меч. На самом деле, он просто устал держать его на весу.

На его фоне пожилой лекарь был едва заметен. В отличии от Хорькинса, что даже в эти минуты любовался собой и наверняка думал, как идёт ему меч, лекарь не отводил тревожного взгляда от Раймона.

Раймон обернулся на них и удивился, словно не слышал их негромкого разговора и вовсе не знал, что они давно тут стоят. Кончик носа алхимика выглядел острым. Некогда пылающий в нём костёр догорел, остались угли, пепел залёг под глаза тёмными пятнами. Лишь умеющий видеть увидел бы ещё теплящиеся лучинки в глазах — они могли разжечь новый костёр, но могли и погаснуть, оставив обугленную раму когда-то прекрасной картины.

— Не могу найти Бэкки, — пожаловался он и нахмурился, будто силился что-то вспомнить.

Лекарь Новел спросил к Хорькинса, почти не размыкая губ:

— Кто такая Бэкки?

— Его талисман, — своим обычным голосом ответил Хорькинс, — фарфоровая безделушка, утка из киоска.

— Она всё время была со мной! В этом чемодане, — Раймон остро взглянул на советника. — Она не могла меня бросить.

Он произнёс это с той блестящей интонацией, которой спорил с коллегами на собраниях, от чего слова о фарфоровой игрушке прозвучали трагично. У него нервно задёргался глаз, он снова принялся обыскивать сумки. С этим чемоданом он ехал в деревню и точно помнил, как положил Бэкки в левый карман… левый, а может правый?

В последний раз Раймон брал её руки в поезде. Долго любовался, а потом посадил на грудь спящего сына и ждал, когда он проснётся, чтобы увидеть его улыбку. Алая лента соскользнула с волос. Раймон сказал, что никуда не пойдёт без своего талисмана.

И тут же в его голове, где-то в затылке, прозвучал надоедливый голос:

— Ты знаешь, дело не в глупой утке. Тебе страшно, братец. Ведь ты до сих пор не подобрал слов, которые ему скажешь.

Раймон прекратил поиски, вытащил из нагрудного кармана круглое зеркальце и, взглянув в него, нахмурился, а потом раздражённо спрятал обратно.

— Ты всегда умел красиво говорить. А сейчас нужные слова куда-то делись. Их унесла Бэкки, да?

— Займись чем-нибудь полезным, Рональд, — тихонько огрызнулся через левое плечо алхимик.

— Бэкки с ним. Смотрит, как он тонет во тьме.

Раймон ему не ответил. Невесомые руки опустились на его плечи, и он начал кашлять. Корчась от боли, пытался оттянуть воротник, как если бы это могло помочь дышать. Он кашлял до тех пор, пока в уголках его губ не выступила кровавая пена. Новел уже пробирался к нему, перешагивая через выпотрошенные рюкзаки. Хорькинс хотел пойти за ним, но не смог вытащить воткнутый в землю меч и остался стоять в дверях. Когда Новел подошёл, Раймон уже не кашлял. Дыхание с хрипом вырывалось из его рта, а с губ стекали кровавые слюни. Новел утёр его рот своим платочком. Раймон поднял на него глаза.

— С кем ты говорил? — спросил Новел, ощупывая ладонью его лоб. Холодный и влажный.

Раймон безразлично проследил, как Новел потянулся к чемодану, на котором как на столе стояли лекарства. Налил в чашу отвар, добавил туда каких-то капель и заставил Раймона выпить. Раймон выпил бездумно, а потом вдруг поморщился, словно запоздало ощутил горечь.

— Сам с собой. Просто бормочу что-то себе под нос. Впервые что ли заметил?

Лекарь Новел вздохнул. Он не был в восторге от их путешествия, но Раймона было не переспорить. Нездоровый, безутешный и отчаянный — он бы пошёл в Кобру один. Старику Мартину едва удалось уговорить его дождаться Новела и Хорькинса. Так, вчетвером, они отправились в Кобру за Габриэлем. Так же Раймон нанял поисковый отряд, чтобы обыскать Кобров Лес. Мартин говорил сыну, что поиски не дадут результатов, но Раймон все равно велел отряду не отступать.