Метрополис - Теа фон Харбоу

человека могущественнее Иоха Фредерсена. Он как Земля. В отношении Земли тоже нет нашей воли. Ее законы всегда держат нас вертикально по отношению к центру Земли, пусть даже мы станем на голову… Коли Иох Фредерсен отпускает человека, тот все равно что лишается силы притяжения Земли. Все равно что падает в ничто… И отпустить Иох Фредерсен может кого угодно, только не своего сына…

– А вдруг, – отвечал Фредер, и говорил он теперь как в лихорадке, – вдруг человек преодолеет законы Земли?

– Утопия, господин Фредер.

– Для творческого духа человека не существует утопий, существует лишь «пока что не». Я твердо решил рискнуть. Я должен идти своим путем… да, должен! Пока что я его не знаю, но отыщу, потому что должен отыскать…

– Куда бы вы ни отправились, господин Фредер… я с вами…

– Спасибо! – Фредер протянул руку. Почувствовал, как ее схватили и крепко пожали.

– Вы же знаете, господин Фредер, да?.. – глухо проговорил Иосафат. – Вам принадлежит все… и я сам, и все, что у меня есть… Это немного, ведь я жил как безумец… Но на сегодня, на завтра и послезавтра…

Фредер покачал головой, не отнимая у Иосафата своей руки.

– Нет-нет! – сказал он, заливаясь краской. – Так новые пути не начинают… Нам надо найти другие средства… Это будет непросто. Тощий свое дело знает.

– Может, удастся привлечь его на вашу сторону… – помедлив, заметил Иосафат. – Ведь… как ни странно, он любит вас…

– Тощий любит всех своих жертв. Что не мешает этому невероятно чуткому и нежному палачу бросать их к ногам моего отца. Он – прирожденное орудие, но орудие сильнейшего. Он никогда не станет орудием слабого, ведь для него это унизительно. А вы только что рассказали мне, Иосафат, насколько мой отец сильнее меня…

– А если вам довериться кому-нибудь из ваших друзей…

– У меня нет друзей, Иосафат.

Иосафат хотел возразить, но промолчал. Фредер посмотрел на него. Выпрямился и улыбнулся, все еще не отнимая руки.

– У меня нет друзей, Иосафат, а что еще хуже – нет друга. У меня были товарищи по играм, товарищи по развлеченьям… Но друзья? Друг? Нет, Иосафат! Можно ли довериться человеку, о котором знаешь только, как звучит его смех, а больше ничего?

Он видел, что собеседник смотрит на него, прочел в его глазах страстность, и боль, и правду.

– Да. – Он нервно улыбнулся. – Тебе я, пожалуй, мог бы довериться… Должен довериться, Иосафат… Должен обращаться на «ты», называть другом и братом… потому что мне необходим человек, который с верой и доверием пойдет со мной хоть на край света. Хочешь быть этим человеком?

– Да.

– Да? – Фредер шагнул к Иосафату, положил руки ему на плечи. Пристально посмотрел в лицо. Встряхнул. – Ты говоришь «да»! А понимаешь ли, что́ это значит для тебя и для меня? Последний раз опущен лот… последний раз брошен якорь… Мы едва знакомы… я хотел помочь тебе… и даже помочь уже не могу, поскольку в этот час беднее тебя, впрочем, может статься, оно и хорошо… Сына Иоха Фредерсена, пожалуй, можно предать… но меня, Иосафат? Человека, у которого нет ничего, кроме воли и цели? Выдавать его вряд ли дело стоящее… а, Иосафат?

– Побей меня Бог, как бьют шелудивую собаку…

– Ладно, ладно… – По лицу Фредера вновь скользнула улыбка, осветила убежденностью усталые черты. – Сейчас я уйду, Иосафат. Хочу навестить мать моего отца, отнести ей кое-что, для меня святое… К вечеру вернусь. Я найду тебя здесь?

– Да, господин Фредер, безусловно!

Они протянули друг другу руки. Одна крепко пожала другую. Глаза смотрели в глаза. Взгляды скрестились. Потом руки в молчанье разжались, и Фредер ушел.

Чуть погодя – Иосафат еще стоял там, где его оставил Фредер, – в дверь постучали.

Хотя стук был тихий, кроткий, как стук просителя, в нем все же сквозило что-то, от чего по спине Иосафата пробежал холодок. Он не шевелился, только смотрел на дверь, не в силах ни сказать «войдите», ни открыть.

Стук повторился, но громче не стал. И в третий раз остался таким же тихим. Однако именно это усилило впечатление неотвратимости и укрепило ощущение, что притворяться глухим бессмысленно.

– Кто там? – хрипло спросил Иосафат. Он точно знал, кто стоит за дверью. Спросил, только чтобы выиграть время… перевести дух, ведь это было ему совершенно необходимо. Ответа он не ждал, да и не получил.

Дверь отворилась.

На пороге стоял Тощий.

Оба молчали, не поздоровались. Иосафат – потому, что у него пересохло в горле; Тощий – потому, что в ту же секунду, когда шагнул на порог, хищный его взгляд облетел комнату и кое-что зацепил – черную шапку на полу.

Иосафат проследил взгляд Тощего, но не пошевелился. Тощий спокойно подошел к шапке, нагнулся, поднял ее. Повертел в руках, перевернул.

На пропитанной по́том подкладке значилось: «11 811».

Тощий чуть ли не ласково покачивал шапку в ладонях. Перевел затуманенные усталостью глаза на Иосафата, спросил вполголоса:

– Где Фредер, Иосафат?

– Не знаю…

Тощий вяло усмехнулся. Разгладил черную шапку. Иосафат хриплым голосом продолжил:

– …а если б и знал, нипочем бы вам не сказал…

Тощий взглянул на Иосафата, все еще с усмешкой, все еще поглаживая черную шапку.

– Вы правы, – учтиво сказал он. – Простите! Вопрос был праздный. Разумеется, вы не скажете, где господин Фредер. Да это и не нужно… Речь идет совсем о другом…

Аккуратно свернув шапку, он сунул ее в карман и обвел взглядом комнату. Прошел к одному из кресел возле блестящего черным лаком низкого столика.

– Вы позволите? – вежливо спросил он, садясь.

Иосафат мотнул головой, но «пожалуйста!» сухим комком застряло в горле. Он не двигался с места.

– Красиво живете, – сказал Тощий, откидываясь на спинку кресла и оглядывая квартиру. – Все настроено на мягкость и полумрак. Над подушками – прохладный аромат. Могу понять, что вам будет трудно отказаться от этой квартиры.

– Да я и не собираюсь, – сказал Иосафат, сглотнув.

Тощий опустил веки, будто надумал вздремнуть.

– Ну-ну… Пока что… Но в скором времени…

– Я вообще не собираюсь, – отвечал Иосафат. Глаза его покраснели, он бросил на Тощего взгляд, в котором тлела ненависть.

– Да… Пока что… Но в скором времени…

Иосафат стоял в оцепенении, потом вдруг взмахнул кулаком в воздухе, будто ударил по незримой двери.

– Что, собственно, вам нужно? – спросил он, тяжело дыша. – Что это значит? Чего вы от меня хотите?..

Сначала казалось, будто Тощий не слышал вопросов. Вялый, с закрытыми глазами, он сидел, неслышно дыша. Но когда под рукой Иосафата скрипнул подлокотник кресла, проговорил очень медленно, но очень отчетливо:

– Я хочу услышать от вас цену, за какую вы откажетесь от этой квартиры, Иосафат.

– Когда…

– Сию минуту.

– Что значит… сию минуту…

Тощий открыл глаза, они были холодны и блестели, как галька в ручье.

– Сию минуту значит – в течение часа… Сию минуту значит – задолго до наступления вечера…

Дрожь пробежала по спине Иосафата. Повисшие руки медленно сжались в кулаки.

– Подите вон, сударь… – глухо сказал он. – Убирайтесь! Сей же час! Немедленно! Сию минуту!

– Красивая квартира, – продолжал Тощий. – Вы расстанетесь с ней неохотно. Знаток не постоит за ценой. И времени у вас в обрез, больших