Обезглавленные. Трагическая история Марии-Антуанетты, мадам Дюбарри, мадам Ролан и Олимпии де Гуж - Сесиль Берли

Ролана, ее считали соучастницей массового заговора против молодой Республики, единой и неделимой. По окончании чтения обвинительного заключения мадам Ролан позволили сесть.

Свидетелей обвинения вызвали на трибуну. В зал суда вошли Луи Лекок и Маргарита Флери, верные слуги мадам Ролан. Оба, по всеобщему замечанию, сильно нервничали и категорически отказались произнести хоть слово против бывшей хозяйки. За подобное проявление верности и мужества Луи Лекока вскоре приговорили к смертной казни, а Маргариту Флери – к шести месяцам тюрьмы. Третьим свидетелем выступила мадемуазель Миньо, учившая Юдору играть на клавесине в 1792 году, когда господин Ролан занимал пост министра. Она воспользовалась случаем, чтобы свести счеты со своими бывшими работодателями. Гувернантка утверждала, не приведя никаких доказательств, что чета Ролан желала гражданской войны и радовалась победам вражеских армий. Наконец, она заявила, что мадам Ролан вела переписку с объявленными вне закона жирондистами, некоторых из которых казнили 31 октября.

Затем Флёрио-Леско вызвал на допрос некоего Гиро, незнакомого обвиняемой. Гражданин утверждал, что Роланы воспользовались резней в сентябре 1792 года и украли банкноты из кредитного учреждения. Прокурор вызвал последнего свидетеля, адвоката Плезана де Ла Уссе, которого мадам Ролан едва знала. Сам он уже несколько месяцев находился в тюрьме, поэтому без колебаний дал показания против обвиняемой, желая добиться помилования для себя. Наконец, зачитали ряд писем, найденных в доме Дюперре. Они доказывали выдвинутое ранее обвинение мадам Ролан в переписке с нежелательными депутатами. Тем не менее письма содержали личную и деликатную информацию, которая не имела никакого отношения к политике.

Слово предоставили новому адвокату. Мадам Ролан просила, если не требовала, чтобы ей позволили защищаться самой. В руке она держала черновик с речью своей защиты, большую часть которой она написала в ночь с 1 на 2 ноября, после первого допроса в Консьержери. Она начала зачитывать речь перед Революционным трибуналом, но ее вдруг резко и весьма грубо прервали. Председатель сделал ей замечание и приказал «не злоупотреблять словом для восхваления преступлений Бриссо и его сообщников». Затем обвиняемая повернулась к трибунам и воскликнула: «Я прошу вас остановить насилие надо мной». В ответ с трибун прокричали: «Да здравствует Республика! Долой предателей!» На этом дебаты окончились.

После очень короткого совещания присяжные признали ее виновной. Председатель огласил приговор:

«Существует ужасный заговор против единства и неделимости Республики, свободы и безопасности французского народа.

Мари-Жанна Флипон, жена Жан-Мари Ролана, признана зачинщицей заговора (или его соучастницей).

Суд выслушал требования прокурора и приговаривает Мари-Жанну Флипон, жену Жан-Мари Ролана, бывшего министра, к смертной казни».

Приговоренная к смерти, мадам Ролан сохраняла спокойствие и оставалась безмятежной. Казалось, она испытала облегчение и внутреннюю удовлетворенность, просто сказав. «Вы удостоили меня честью разделить судьбу великих людей, которых вы убили [жирондистов]; я постараюсь проявить на эшафоте то же мужество, что и они».

Тем временем заместитель прокурора подал прошение о том, чтобы Национальная гвардия казнила мадам Ролан в тот же день после полудня. Казнь назначили на 14:30, однако осужденная уже давно подготовилась к смерти.

Судебный процесс над мадам Дюбарри

6 и 7 декабря 1793 г.

Этим судебным процессом революция пыталась покончить со Старым порядком. Перед судом предстала женщина, которую считали последней фавориткой королевского века, последней куртизанкой ушедшего мира, «вдовой» Людовика XV на протяжении почти 20 лет. Она примеряла на себя разные роли, от «Аспазии французского Сарданапала» до новой «Лаисы», сменила Марию-Антуанетту, Олимпию де Гуж и мадам Ролан, став еще одной «Мессалиной». Чтобы описать мадам Дюбарри и то, как ее рисовало общественное воображение, не хватило бы и целой вечности. Будучи ключевой фигурой эпохи правления Людовика XV, она воплощала в себе все то, что презирала и стремилась искоренить революция: роскошь, сладострастие, женственная, даже женоподобная власть, вырождающееся общество с испорченной моралью. Она принадлежала к тому привилегированному меньшинству, которое бесстыдно жило за счет тяжелого труда миллионов французов, ставших отныне гражданами, а не подданными. Своим именем, образом жизни и просто существованием мадам Дюбарри оскорбляла новый порядок и потому заслуживала смерть.

6 декабря 1793 года, около 9 утра. Мадам Дюбарри вышла из своей камеры, располагавшейся в самом сердце Консьержери. В сопровождении жандармов она поднялась по лестнице башни Бонбек на второй этаж Дворца правосудия. Прежде Зал свободы служил высшей палатой парижского парламента, где во времена правления Людовика XV магистраты в открытом бою неоднократно отказывались регистрировать королевские эдикты. Суд начался ровно в 9:00. В этот день Революционный трибунал возглавил заместитель председателя Дюма вместе с тремя судьями, Денизо, Давидом и Браве, и секретарем Вольфом. За столом, заваленным бесчисленными бумагами, прокурор Фукье-Тенвиль кропотливо готовил и составлял обвинительное заключение. На скамьях сидели 12 присяжных граждан, а за ограждением восседала несметная публика. В зал ввели обвиняемых: женщина дю Барри (Дюбарри) и банкиры Вандениверы, отец и сын, считавшиеся сообщниками ее махинаций. Вслед за ними вошли назначенные судом адвокаты Шово-Лагард и Ла Флётори (Лафлётори). При появлении мадам Дюбарри публика смолкла, по крайней мере на время. Она была одета в белое платье, плечи покрывал того же цвета платок. Мадам Дюбарри обожала белый цвет, символ счастливых и беззаботных дней. В одежде именно этого цвета она хотела пройти уготованное ей испытание – цвета, который ее успокаивал и благодаря которому она чувствовала себя сильнее. Два с половиной месяца заключения прошли для обвиняемой бесследно: она сохранила свежий, фарфорово-белый цвет лица, гладкую, упругую кожу и пышные, бесподобные светлые волосы.

Заместитель председателя попросил обвиняемую назвать свою личность. Жанна Вобернье, 42-х лет [sic!], родилась в Вокулёре и все это время жила на свои доходы в замке Лувесьен. Как женщина, которая не могла обойтись без кокетства и знала, что внешность – ее главное социальное оружие, она намеренно солгала о своем возрасте. На самом деле ей уже исполнилось 50 лет. Дюма поразило, что обвиняемая ни слова не сказала о своем муже, графе Дюбарри, на что та ответила, что они законно разведены. Настала очередь Вандениверов.

Секретарь Вольф зачитал обвинительное заключение. Помимо истории жизни мадам Дюбарри при дворе и с Людовиком XV, в нем говорилось, что она пособничала эмигрантам. Чтобы помочь им материально, она инсценировала кражу некоторых своих драгоценностей и бриллиантов в первых числах января 1791 года. На самом деле кража являлась лишь плодом воображения мадам Дюбарри, который она использовала в качестве предлога для связи с неким Фортом, английским агентом, чтобы влиться в круг ярых сторонников контрреволюции в Лондоне. Чтобы отправиться в Англию под этим ложным предлогом, она получила необходимые паспорта,