Энциклопедия логических ошибок: Заблуждения, манипуляции, когнитивные искажения и другие враги здравого смысла - Иммануил Толстоевский

ошибку, которую мы сейчас называем «вина по ассоциации» (guilt by association) или «ошибка ассоциации». Впрочем, считалось – уже независимо от его личных связей, – что его учение, якобы направленное против демократии, косвенно привело к перевороту. Молодых афинян, поддерживающих Спарту, Аристофан обвинял в том, что они ходят «грязные, заросшие, голодные и с палкой, по-сократовски»{26}.

Словом, это было в первую очередь политическое дело, связанное с национальной безопасностью. А «религиозно-нравственная» сторона служила для обхода всеобщей амнистии, касавшейся политических преступлений, совершенных перед переворотом. Иначе, будь главной заботой афинян обиженные боги, они не ждали бы, когда Сократу сравняется 70 лет, чтобы его судить. Платон же не вдается ни в детали формальных обвинений, ни в закулисную сторону дела. В конце концов, он и сам был из аристократической семьи и, подобно своему учителю, не жаловал «крайности» демократии.

•••

Сократ во время этого полутеатрального действа попытался прибегнуть к двум интересным логическим уловкам. Первая – попытка убедить присяжных в том, что он не атеист. Однако ему вменяли в вину не то, что он не признает богов вообще, а пренебрежительное отношение к богам города. Видимо, он понадеялся, что присяжные не уловят этот нюанс. Вторая его уловка была чуть более коварной: чтобы доказать, что он не друг мятежникам, он рассказал, как не подчинился приказу[52], когда во время правления Тридцати тиранов ему велели арестовать невиновного. Вместо того чтобы присоединиться к другим четырем получателям приказа, он развернулся и отправился к себе домой. Если бы тираны не были свергнуты, утверждал он, за одно это неповиновение до него давно бы добрались (то есть выставлял себя жертвой). Между тем и сама эта попытка оправдаться не была ответом на обвинение в целом, и оправдание получилось не настолько принципиальным, как могло бы показаться. Он ведь ничего не возразил своим бывшим ученикам, отдавшим приказ, не попытался переубедить других получателей приказа, даже не попробовал тайком предупредить жертву. Все, что он сделал, – пошел домой и стал ждать.

Помните: все это мы знаем со слов защитников Сократа. Документов обвинения у нас нет. Вполне вероятно, что человек с улицы видел его больше не как «овода, приставленного к лошади», а как беззубого диванного оппозиционера или даже откровенного приспешника режима. Но уловки Сократа ценны именно поэтому. Он защищался от системы, которая покушалась на его жизнь, утверждая: «Ни то, что я вам не нравлюсь, ни то, что я ненавижу Спарту не столь фанатично, как вы, не могут быть законными поводами меня убить; впрочем, моя невиновность и моя популярность тоже никак не связаны». Иными словами, его уловки – это скорее защита правового государства, чем самозащита.

•••

Эта стратегия почти увенчалась успехом. Согласно Платону, если бы всего 30 человек проголосовали иначе, Сократа бы оправдали. Больше того, во втором туре голосования, призванном определить меру наказания, было довольно сложно протолкнуть смертный приговор. От Сократа требовалось лишь предложить для себя «разумное» наказание. Но вместо того чтобы пустить в ход софистские приемы, он выдал легендарный троллинг, потребовав наказания в виде «пожизненного бесплатного питания».

Друзья запаниковали и вмешались: «Да он просто шутит, вы же знаете, он у нас немного того». Они предложили денежный штраф, который и вызвались уплатить сами вместо нищего Сократа, – но слишком уж было уязвлено самолюбие присяжных: многие из тех, кто в первом туре проголосовал за оправдание, теперь высказались за «казнь».

Мы уже говорили: Сократ, пытаясь защитить себя, в то же время обвинял общество. Иными словами, он пытался как убедить толпу, так и спровоцировать ее, – словно сам не до конца понимал, чего хочет. Но как только наказание было объявлено, он проявил невероятную решимость. Все ждали, что он сбежит – и готовы были закрыть на это глаза, – он сказал, что будет ждать казни. Вероятно, чтобы не подрывать веру в правовое государство еще больше.

Жак-Луи Давид. Смерть Сократа (1787)

В платоновском диалоге, который носит имя Критона, затеявшего этот побег (ему не суждено было состояться), два друга сидят в камере с распахнутой настежь дверью и рассуждают о понятии справедливости. Сократ считает, что, оставшись в Афинах после переворота, он заключил договор с народом. И если в суде есть согласие, то и справедливость конечного вердикта, и уловки, к которым он сам прибегал в ходе прений, отходят на второй план. Он мирится с тем, что считает несправедливостью по отношению к себе, лишь бы не подрывать культуру компромисса. Поговорив еще немного с Критоном на тему «ты уж поболей тут без меня за наш бедный „Олимпиакос“[53]», Сократ выпивает принесенный ему яд и обретает бессмертие.

https://open.spotify.com/episode/4QXvzKZEvMS6h3pNhkkY5Z

Слушай, доченька!

А ты, Бодрийяр, тоже мотай на ус

Очевидно, что в афинском суде целевой аудиторией логических рассуждений были слушатели. Но наш-то с вами мир даже в большей степени театр, чем раньше! Поэтому большинство наших коммуникаций, даже если они кажутся диалогом собеседников, на самом деле обращены к слушателям.

Будь то научный диспут или сетевые разборки, на множестве площадок мы только делаем вид, будто беседуем с оппонентом, но сами обращаемся к «присяжным»[54]. Скажем, лидер оппозиции соглашается участвовать в телешоу провластного журналиста вовсе не потому, что надеется переубедить этого журналиста. Цель журналиста тоже не в том, чтобы узнать что-то новое или (упаси боже) изменить собственную точку зрения, а в том, чтобы выдать комментарии, которые придутся по вкусу его лагерю. Стороны выходят на сцену, полностью отдавая себе отчет, в чем состоит фундаментальный конфликт их интересов. Пьеса сочиняется по ходу действия, но одна реплика не прозвучит в ней ни за что и никогда: «Да, вы правы, а я, похоже, заблуждался».

•••

Чем плотнее вокруг нас сжимается кольцо телекамер и лайков в соцсетях, тем крепче мы цепляемся за свою роль на сцене и тем глубже в нее погружаемся. В наши дни многие парламентские заседания – включая заседания ВНСТ[55] – постоянно транслируются вживую. А в Британии вы даже можете пойти в парламент без билета и лично понаблюдать за дебатами. (Да-да, в чужой стране вы можете делать как турист то, что вам недоступно в своей собственной.) Как вы думаете, повысила ли эта прозрачность качество дискуссии?

Каждую среду в полдень премьер-министр Соединенного Королевства сталкивается нос к носу с оппозицией в тесном зале нижней палаты, именуемой палатой общин, и отвечает на самые каверзные вопросы. В этом демократическом ритуале, который с 1990 года транслируется BBC в прямом эфире, участвует много амбициозных обезьян, мечтающих выслужиться, устраивая шоу на камеру

Как в физике элементарных частиц невозможно просто наблюдать за экспериментом, не воздействуя на его результаты, так и природу коммуникации трудно изучать, не изменяя ее. Чем больше наблюдателей, тем ощутимее давление. Какое там стремление к истине – даже тяга к компромиссу и та испарится: ведь теперь под угрозой ваш внутригрупповой статус. Короче говоря, установите трибуны вокруг арены дискуссии – и социальные животные по природе своей начнут заигрывать с трибунами.

На передний план в таких условиях чаще всего выходят логические уловки, дискредитирующие личность и авторитет оппонента. Как известно, для того чтобы убежать от медведя, необязательно бежать быстрее медведя, достаточно бежать быстрее товарища. Для того чтобы «выиграть» двусторонний спор перед толпой, тоже не нужно доказывать свою правоту: достаточно доказать, что ваш соперник некомпетентен или не заслуживает доверия. Так начинают портиться отношения даже между теми, кто в обычных условиях вполне мог бы после шоу достичь закулисного компромисса. Сможете ли вы, как только выключатся камеры, нормально общаться с тем, кто ежедневно унижает вас перед всей страной? В такой рабочей атмосфере было бы вольготно разве что социопатам.

Только не воспринимайте мои жалобы как «э-хе-хе, где ты, старая добрая культура ведения дискуссии?». Вспомните процесс Сократа: в древности тоже были и трибуны, и те, кто играл