Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

class="stanza">

И мы попросим набожно и страстно

О древней сладостной животной мгле,

О новой жизни, бедной и прекрасной,

На милой, на мучительной земле.

Мне думается: позови нас Боже

За семь небес, в простор блаженный свой,

Мы даже там — прости — вздохнем, быть может,

По той тщете, что мы зовем землей.

27. Благодарность

Смиренномудро отвращаю слух

От неба, что мне ангелы раскрыли.

Мне ль, недостойному, вдруг возвестит петух

Огонь и пенье лучезарных крылий!

Благодарю Тебя за все: за хлеб,

За пыль и жар моей дороги скудной,

За то, что я не навсегда ослеп

Для радости, отчаянной и трудной.

За эту плоть, Тобою обреченную

Вину и хлебу, букве и жене.

За сердце, древним сном отягощенное,

За жизнь и смерть, доверенные мне.

За то, что с детства слышал в небе трубы я

И видел перст, суровый и большой.

За то, что тело, бедное и грубое,

Ты посолил веселою душой.

28. «Здесь человек живет — гуляет, ест, и пишет…»

Здесь человек живет — гуляет, ест, и пишет,

И руки жмет знакомым и родным…

Здесь человек живет и благодарно дышит

Прекрасным, вкусным воздухом земным.

И облачко его веселого дыханья,

Легко летя в родные небеса,

Проходит древний путь горений и блужданий

И падает на землю, как роса.

И вспоминает он свой лет, свое вращенье

В космической таинственной пыли,

И холода высот, и пламя очищенья,

И все дороги неба и земли.

Веселию, любви и радости послушный,

Он в мужественной вере одолел

Соблазны пустоты и скуки малодушной

Бесславный, унизительный удел.

Пусть нищий маловер злословит и клевещет,

Здесь ходит некто, счастья не тая,

И жадно трогает рукой земные вещи

Свидетелей отрады бытия.

Здесь человек живет и благодарно дышит.

Он все простил в стремлении — понять.

И, слушая себя, Его дыханье слышит,

И жизнь ему любовница и мать.

29. «Лежу на грубом берегу…»

Лежу на грубом берегу,

Соленым воздухом согретый,

И жизнь любовно берегу,

Дар многой радости и света.

И сердце солнцем прокалив,

Его очистив от желаний,

Я слышу царственный прилив

Невозмутимого сиянья.

Так, омываемый волной

В веках испытанного счастья,

Я принимаю труд и зной

И предвкушаю хлеб земной,

Как набожное сопричастье

Вселенной, трудной и благой.

30.  «Пусть жизнь становится мутней и непролазней…»

Пусть жизнь становится мутней и непролазней,

Пусть трудно с человеком говорить,

Пусть все бесплодней труд и несуразней,

Благодарю Тебя за право: жить.

Пусть шаткие и гибельные годы

Качают нас в туманах и дыму,

Как утлые речные пароходы,

Плывя в океаническую тьму —

Воистину, ничтожна эта плата:

Слеза и вздох — за степь, за песнь вдали,

За милый голос, за глаза собрата,

За воздух жизнерадостной земли.

31. «Да, я повинен в непомерном счастьи…»

Да, я повинен в непомерном счастьи —

И в простоте своей ликую я.

Я утверждаю — самовольной властью —

Досмысленную радость бытия.

Трудна судьба: средь грузных и бескрылых

О легкости, о небе говорить,

Средь полумертвых, лживых и унылых

Бороться, верить, радоваться, быть.

Я вас зову в сообщники и братья,

Не презирая вашей слепоты,

Услышьте же дыханье благодати

Над этим миром трудной суеты.

Настойчиво спасая вас от смерти,

Я вас прошу: для вас — и для меня —

Предайтесь мне и голосу поверьте

Утерянной отрады бытия.

32. «Розовеет гранит в нежной стали тяжелого моря…»

Розовеет гранит в нежной стали тяжелого моря.

В небе медленно плавится радостный облачный снег.

На нагретой скале, позабыв про удачу и горе,

На вершине ее — одиноко лежит человек.

Человек — это я. Незаметный и будто ненужный,

Я лежу на скале, никуда — ни на что — не смотря…

Слышу соль и простор, и с волною заранее дружный,

Я лежу, как тюлень, я дышу — и как будто бы зря!

Он огромен, мой труд. Беззаботный, но опытный мастер,

Я себя научил неустанно и верно хранить

Память древней земли, плотный свет безусловного счастья,

Ненасытную жажду: ходить, воплощаться, любить.

33. «Я вышел. Вкруг меня, как по приказу…»

Я вышел. Вкруг меня, как по приказу,

Восстала жизнь, оформилось ничто.

Гудя, ревя, мыча — рванулись сразу

Стада людей, трамваев и авто.

Я в центре возникающего мира.

По радиусам от меня бегут

Деревья, камни, храмы и трактиры,

Где суетятся смерть, любовь и труд.

Мир призраков, свободный и безбрежный,

Вдруг воплотился, ожил и живет,

И, повинуясь воле центробежной,

Встает и крепнет, ширится, растет.

Мне каждый шаг являет воплощенье:

Вот дом возник из дыма и песка,

Взглянул — и вот, в невероятной лени,

Катятся голубые облака…

Моим хотеньем, чувственным и грубым,

Рожден пленительный и сложный мир:

Летит авто, дымятся в небе трубы,

И реют звуки еле слышных лир.

34. «Из моего окна гляжу глубоко вниз…»

Из моего окна гляжу глубоко вниз.

Мне многое