Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

покорна колыханью.

2. «Лежат века на зреющем песке…»

Лежат века на зреющем песке.

Нет никого, нет ничего со мною.

Все голоса остались вдалеке.

Я предаюсь забвению и зною.

Журчит песок. Плыву, послушный плот,

По струям нерасслышанных журчаний.

Я слышу рост — и предвкушаю плод:

Тугое, полновесное молчанье.

А ты, душа, ты дремлешь на плоту

И видишь упоительные дали —

Ту голубую глубь и пустоту,

Что мы с тобой давно предугадали.

Журчит песок. И по волне тепла

Плыву, плыву — в последние покои.

Я переплыл моря добра и зла,

Держа весло упорною рукою.

Но старый сон мне преграждает путь,

И вижу устрашенными глазами

Знакомую заманчивую грудь,

Былые схватки с нежными врагами…

Последняя — веселая — борьба,

И сброшен груз — тяжелых дней и мыслей.

Играй, греми, победная труба.

Гуди, ликуй о сладостном безмыслии.

51. «Пустынный свет, спокойный и простой…»

Пустынный свет, спокойный и простой,

Течет вокруг, топя и заливая.

Торжественной последней полнотой

Напряжена душа полуживая.

Плывут первоцветущие сады,

Предслышится мелодия глухая,

И вот не кровь, но безымянный дым

Бежит во мне, светясь, благоухая.

Земля покачивается в убогих снах,

В тишайшем облаке пустыни безвоздушной.

Неупиваемы тепло и тишина,

Смиренье дел природы простодушной.

52. «…Протяжный звон песка…»

…Протяжный звон песка

И горький зной земли обетованной…

Да будет вам стопа моя легка,

О, кости гулкие прошедших караванов.

Благослови, творящая рука.

Благослови единожды и дважды —

Я до конца дошел, не расплескав

Любви, смирения и жажды.

53. «Как рассказать, что той просторной ночью…»

Как рассказать, что той просторной ночью

Шел в пустоте — земной катился шар,

И слышалось, как рвется и клокочет

Земная раскаленная душа?

Кричала в ночь невидимая птица,

И шла земля — покорно, чуть звеня…

И мне почудилось: ей плыть меж звезд, кружиться,

Чтоб в свет и тьму нести-кружить меня.

Как рассказать, что той простою ночью

Меня томили воздух и покой?

Стоял, забыв — чего Хозяин хочет,

И был печален, и дышал тоской.

54. «Подумать только, сколько есть людей…»

Подумать только, сколько есть людей,

Которых в этой жизни мы не встретим —

По ленности, по грубости своей,

Из-за имен, глаголов, междометий.

И сколько их, которых в этот час

Бог знает где — поблизости, быть может, —

Такая ж греет радость, что и нас,

И то же слово трудное тревожит.

Сообщники безвестные мои,

Быть может, вы сейчас со мною рядом

На том же страстном гибнете пути

Без веры и надежды на награду!

И вот, когда-нибудь, в полях иных,

В непоказуемом премудром свете,

Мы незнакомцев городов земных

Нечаянно и благодарно встретим.

И лишь тогда, с великой высоты

На мир земной невозмутимо глядя,

Узнаем переулки и мосты

И городской знакомый чахлый садик…

И мы поймем в тот дружелюбный час,

Мы с поздним сожалением узнаем,

Что в ночи одинокие не раз

Одна вела нас улица ночная…

Когда опустошен и одинок —

Непоправимо, горестно — был каждый,

Незримый брат (то видел только Бог!)

Томился той же пустотой и жаждой.

55. Испытание

I

Я занимался бренными делами

И бился в дрожи суетных минут,

Когда меня овеяло крылами

И трижды протрубило: «Довид Кнут».

О, стыд! Во тьме нога с ногой боролась,

Со мной играла милая моя,

Когда позвал меня суровый голос

И возвестил мне: «Сын мой, это — Я».

— Оставь сей мир! Мной суждено иначе.

Оставь заботы недостойных дел,

Благодари: иной тебе назначен

Возвышенный, благой, мужской удел.

— Возьми в охапку хлам земного дома,

Все радости, все горести твои,

Все, чем жива, утешена, ведома

Слепая жизнь — в геенны и раи.

— Подъемли груз бесстрашными руками,

Возьми с собою нож, огонь, дрова

И понеси на жертвенные камни,

Где — прах и соль, где выжжена трава…

— Там все, чем тщетно тешишься ты ныне,

Все скудные дела твоей земли,

Ты обложи пылающей полынью

И преданно и твердо заколи.

— За тот удар, за дым, за горечь муки —

За нищий крик сгорающей трухи —

Узнаешь край, где нет любви и скуки,

Услышишь бесповторные стихи.

— Ты обретешь ту праведную землю,

Где легок хлеб, где маслины в цвету.

Там в воздухе прохладном звуки дремлют,

Там спит пчела — и птица — на лету.

— Где благодать пустыню оросила —

Босой стопой ты ступишь не спеша…

Такого счастья даже не просила —

Не смела! — ненасытная душа.

— Повеют ветры с тихих океанов —

И вот — летят крепительные сны,

И вот — поют высокие органы

Блаженной, плодотворной тишины.

— Так будешь жить в гармонии безбрежной,

Так будешь чтить обетованный лад.

И слушать звук, и ждать его прилежно,

И умножать великолепный клад.

…И я упал на дрогнувшую землю,

И зашаталась огненная синь! —

И ужаснувшись, крикнул в тьму: приемлю.