Оберег на любовь. Том 2 - Ирина Лукницкая

– Пап, я с завтрашнего дня начну, – обещала я всякий раз.

Но с утра надо было идти за завтраком. А по вечерам у меня теперь появилось дело необычайной важности.

Как только родные выдвигались на променад, я вытаскивала блокнот, конверт, шариковую ручку, и писала письмо Алексею. Подробно рассказывала обо всем: о погоде, о своем ежедневном, довольно примитивном времяпровождении, делилась восторженными впечатлениями от природы и откровенно признавалась, что горы действуют на меня удивительным образом. Красота нагоняет на меня тоску по нему, по Леше. Вторая половина моего сочинения посвящалась чувствам, воспоминаниям и клятвам не забывать. Потом письмо запечатывалось и, естественно, никуда не отправлялось, поскольку координаты адресата отсутствовали. Конверты складировались в блокнот. За пять дней поднакопилась солидная пачка, поскольку письма выходили довольно пухлыми. В какой-то момент мне стало скучно. Писать, не получая ответа, это все равно, что забивать голы в собственные ворота. И я придумала, как разнообразить свои занятия – надо написать самой себе ответ от Алексея. Только для пущей подлинности хорошо бы почерк изменить. Например, наклон сделать в другую сторону. Я потренировалась на блокноте, основательно почиркав обложку, избрав для эксперимента почему-то слово «аплодисменты». С подделкой почерка получилось, в общем, неплохо: буквально с первого раза. Жаль, в наличии оказалась лишь одна ручка с единственным стержнем, при том – заправленным красными чернилами. Вовсе непопулярный цвет для эпистолярного жанра. Но где же взять гусиные перья и чернильницу? Пришлось довольствоваться тем, что оказалось под рукой. И переписка обеих сторон состоялась в необычном красном цвете.

Поначалу задача показалась не такой уж простой. Кто знает, как бы ответил Алексей, ведь мне никогда не доводилось читать его писем. Но стоило напрячь воображение, и дорогой образ практически материализовался. Я как бы стала вести диалог с воображаемым Лешей. И тогда у меня стало получаться:

«Полина, здравствуй. Безумно рад, что получил твое письмо. Прости, малыш, что не написал первым. Закрутился с этим переездом. Но ты не думай, я ни на миг не забывал о тебе. На крыльях прилетел бы к тебе, в твою чудесную Хакасию. Ты так заманчиво описываешь горы и местную природу. Уж мы бы с тобой помотались! И по тайге, и по воде. Но придется тебе отдыхать на всю катушку и наслаждаться местными красотами как-нибудь без меня. Так надо, милая. Только умоляю тебя, моя девочка, не заплывай далеко, не перегревайся и не перекупывайся. Ведь сгореть на жарком солнце, ныряя в ледяную воду – пара пустяков. А на крем надежа, как на ёжа. Ведь у тебя такая нежная кожа. Видишь, опять в рифму. Ты же помнишь, как моментально стерла свои маленькие ручки? Сколько бы я сейчас отдал, чтобы еще раз поцеловать их…».

В общем, дело пошло. И сразу вся моя предыдущая писанина в один конец, сложенная толстой кипой в блокнот, обрела смысл.

Дальше, естественно, большая часть ответного письма посвящалась объяснению Леши мне в любви. Собственно, я ничего не знала о его нынешнем житье-бытье, поэтому, чуть ли не «во-первых строках», «Алексей» срывался на признания. В принципе, мой мнимый друг по переписке излагал только те приятные вещи, которые мне самой хотелось перечитывать снова и снова. Выходило очень удобно.

Увлекшись сочинительством, я чуть не попалась. Я уже заканчивала послание от любимого, когда на крыльце затопали детские сандалии. Пробы пера пришлось прервать. Едва я успела запихнуть исписанные листочки в блокнот и накрыть секретные материалы журналом «Вокруг света», как передо мной предстала запыхавшаяся сестренка.

– Что делаешь? – громко спросила она, а любопытные глазенки шарили по столу.

Тоже мне, Штирлиц.

– Чего кричишь? Не видишь, журнал читаю.

– Меня папа прислал. Идем скорее. На берегу уж весь народ собрался. Папа сказал, тебе будет интересно.

– А что за мероприятие? Бег в мешках, прыжки в сторону или какие другие игрища?

– Ну, Полина… Всегда ты что попало говоришь. На поляне уже костер до облаков. Все гуляют. А потом! Потом песни Высоцкого будут петь. Вот! – взахлеб оглашала программу вечера сестра.

Я вскочила со стула. Как же я забыла? Перед глазами возник плакат, намалеванный на ватмане алой гуашью и пришпиленный кнопками на дверь столовки: «Внимание! В субботу в 21:00 на Большой Поляне состоится вечер ПАМЯТИ В. С. Высоцкого. Приглашаются все желающие». Точно! Сегодня же суббота.

– Ира. Подожди. Две минутки, и я готова.

Я заметалась по домику, одновременно переодеваясь, переобуваясь и причесываясь. Кажется, в джинсах и босоножках будет вполне уместно. Раз мероприятие проходит у костра, возможно, придется сидеть на траве, а посему джинсы будут кстати. Ну, а босоножки – поскольку, все-таки, мероприятие вечернее. И вообще, куда ж их еще надевать, если не на концерт?! Да и мама будет рада, а то в последнее время ее раздражают мои вечные кроссовки. Я нарядилась…

Новые туфли с лаковыми ремешками и изящными пряжечками на высокой пробковой платформе. Новый, муха не сидела, тонкий темно-серый шерстяной свитерок а ля «Лапша», который залежался на дне сумки. Вот и пригодился. Все-таки вечерами у воды довольно прохладно. Стеклянные бусики с радужными гранями я сначала было одела, но потом подумала, что на концерт памяти не стоит сильно выпендриваться, и без сожаления их сняла. Осталось сбрызнуть себя маминым Сигнатюром с запахом болгарской розы, мандарина и мускатного ореха – и я готова. За компанию я и Ире мазнула за ушком. Большого зеркала не было, но с высоты платформы я ощутила, насколько стала выше. «Должно быть, выгляжу стройной и неотразимой», – премного довольная собой, нескромно предположила я и, взяв за руку сестру, поспешила на мероприятие. Мы бодро зашагали к цели, оставляя за собой тонкий шлейф маминых духов.

Костер и вправду уже разгорелся «до облаков». Ира правильно выразилась, здесь, у подножья гор, не всегда поймешь, то ли это облако, то ли туман. У нас в спортивном лагере такой гигантский костер устраивали только на закрытие сезона: для этого предварительно сооружали высоченный шалаш из лесин, потом обливали его бензином, поджигали и… к небу взметался огнище, наверное, повыше телеграфного столба!

Мы с трудом пробивались к родителям, лавируя между зрителями, расположившимися на площадке бессистемно: кто стоял, кто сидел, а кто-то даже влез на дерево. Народу была уйма. Я и не предполагала, что у нас на базе столько отдыхающих. Мама с папой оказались в числе счастливчиков, которые успели занять местечко «под солнцем». Однако на длинную скамейку набилось невероятное количество желающих. Казалось, будто лавка была резиновой. Везунчики наглядно демонстрировали суть понятия «сельди в бочке». Хорошо Ирке. Она прыг к папе на колени, и устроилась там кум королем. А мне куда деваться? Ну, не кидаться же к маме на колени. Я растерянно озиралась по сторонам.

– Эй! Идите к нам! Девушка в сером свитерке. Это я вам, вам говорю.

– Мне?!

Я удивленно окинула взглядом группку молодежи, которая устроилась на траве в десяти метрах от огня. Крупная девица, ростом выше меня, наверное, на пару голов, звонко похлопала рядом с собой по надувному матрасу.

– Да. Вам, вам. Идите. У нас места еще полно.

Я махнула святому семейству и решительно направилась к костру.

– Спасибо большое, – смущенно поблагодарила я незнакомку, польщенная столь неожиданным приглашением.

– Да ладно. Садись, не маячь, – резко перешла на «ты» девушка и протянула мне руку. – Я – Алена. А ты?

– Я – Полина.

– А… Я давно уже вашу семейку заметила. Дружные вы. И отец, видно, непьющий. Только по вечерам ты никогда с ними не гуляешь почему-то. Может, у тебя и парень здесь есть? Сознавайся, где ты его прячешь? – хитро прищурившись, довольно бесцеремонно пытала меня девица.

– Нет. То есть, здесь нет, – поправилась я, не понимая еще, как вести себя с новой знакомой.

– А мой парень вон сидит. Видишь, надулся. Сам-то из Красноярска. А я из Назарова. Эй, Кость, слышь, познакомься – это Полина.

Костя, вполне улыбчивый парень, по росту явно под стать Алене, протянул мне свою длиннющую руку с другого конца матраса, дугой огибая парочку молодых людей. Я не заметила в нем никакой надутости.

– А почему вы сели порознь? – я задала тоже не вполне корректный для первых минут знакомства вопрос.

Мне показалось, что в этой компании принято обращаться друг с другом без особых церемоний, и даже чуть-чуть развязно.

– Мы поссорились. Если ты сейчас скажешь, что не знаешь города Назарова, я тоже с тобой поссорюсь!

Ведет себя, прямо как маленькая разбойница из сказки о Снежной королеве. Вот только с ростом явный перебор. Пожалуй, крупная напористая Алена больше тянет на громогласную атаманшу, предводительницу шайки разбойников. Как ни странно, я очень хорошо знала о существовании города Назарово. Что-то удивительно приятное и нежное сразу промелькнуло в сознании. Я даже облизнулась. На знакомой сине-белой этикетке, которая окутывает жестяную банку с тягучим сливочным содержимым, всегда мелким шрифтом подписано: «Произведено: Назаровский молочный комбинат, Красноярский край. Город Назарово».