Аваддон. Записки демона - Андрей Болдин

Гниющий заживо город широк, как спина Левиафана – кажется, что его жестяная чешуя шевелится под равнодушным взглядом осеннего солнца. Я попыхиваю сигарой и медленно тяну коньяк. Мне некуда спешить. Я ловлю убегающий небесный шар большим пузатым бокалом – солнце растворяется в смолистой жидкости, заставляя ее светиться. Еще глоток – жаль, некому показать, как я пью солнце, как солнце плавится внутри меня…

Посмотрите сюда. Рядом, на липком от пролитой «массандры» стеклянном столике мерцает раскрытый ноутбук. Здесь, на балконе хорошо пишется. Графомания – мое единственное утешение в последние недели. Когда я трезв – я пишу.

Нет, это не просто графомания. В этом есть цель. Смысл. Чтобы навсегда отслоить от настоящего свою прежнюю жизнь, от которой не так-то просто избавиться, надо просто описать ее – набросить на нее стальную сеть из букв, заставить застыть, прекратить изворачиваться и менять облик. Воспоминания пишут для того, чтобы расквитаться с прошлым. Когда я сел за свои «записки» (слово старомодное, но мне нравится), я думал, что это будут записки сумасшедшего. А оказалось… Как бы то ни было, начать следовало не с рассуждений о шизофрении и алкоголе. Начинать надо с начала.

Криминальная хроника

«Криминальная летопись Петербурга пополнилась еще одним дерзким и загадочным преступлением. Депутат Законодательного Собрания Родион Лосяк сегодня днем найден мертвым в собственном рабочем кабинете. По предварительным данным смерть парламентария наступила в результате удушения. Орудием убийства послужил галстук жертвы».

Увидев на экране до оскомины знакомый кабинет и ненавистный черный пиджак шефа, лежащего на ковре среди разбросанных бумаг, я чуть не поперхнулся аспирином. Когда телекамера, показав кончик рокового галстука, скользнула по спине и ногам покойника, почему-то задержавшись на тонких лодыжках в полосатых носках и выхватив сжатую в судороге руку с огромными золотыми часами на запястье, мое сердце пронзили сразу несколько труднопереносимых чувств.

Одно чувство было – жалость. Когда убивают человека, которого вы видите каждый день, пусть даже не желая его видеть, пусть даже втайне мечтая о том, чтобы не видеть его больше никогда, так вот, когда убивают человека, с которым вы каждый день имеете дело, будь вы самым черствым существом на земле, вы испытаете это чувство.

Другое чувство было – стыд. Мне стало стыдно за ту тайную ненависть, которой я платил покойнику за то, что он пригрел меня, человека с библиотекарским дипломом, научил работать, ввел в коридоры власти, наконец…

Тем временем на экране появилась лягушачья рожа депутата Атасова. Что он там квакает? Я прибавил звук.

– Обстоятельства этого преступления просто шокируют. Родион Альбертович был зверски убит в самый разгар рабочего дня, когда в Мариинском дворце кипит повседневная жизнь.

Ха-ха! Знаем мы эту кипящую жизнь. Неторопливые перемещения по коридорам, праздная болтовня, бесконечное питье кофе в Дубовом зале. Такое впечатление, что один я и работаю – бегаю целыми днями, как савраска.

– Кто мог совершить это злодеяние, сказать трудно, – продолжал народный избранник. – Хотя, у таких честных, преданных своему городу людей, враги найдутся всегда.

Хи-хи, не смешите мои подмышки! Это Лосяк-то честный? Это Лосяк-то преданный? Предан он был только себе и своему банковскому счету.

И тут меня снова настигло чувство стыда. Как можно так о мертвом? Как можно, когда он там, в холодильнике, среди голых покойников, а ты тут – хоть и с гриппом, а все-же в тепле и уюте, с чашкой чая и шарлоткой, с верной и любящей женой, даром что опостылевшей?

Чувство стыда усилилось, когда факт исключения шефа из списка живых наконец-то утвердился в моей голове со всей своей железобетонной основательностью, и я вдруг ощутил невероятное облегчение. Он больше никогда не будет на меня орать. Мне больше никогда не придется выполнять его идиотские поручения. И никогда, никогда я не совру больше папе, что его однокашник и мой «второй отец» обращается со мной как подобает обращаться с сыном боевого товарища и таким способным и добросовестным молодым человеком, как я. Я был свободен. Да, я был свободен от Родиона Альбертовича Лосяка, моего начальника и покровителя, мелкого шустрилы и большого зануды, упокой, Господи, его душу!

Между тем рыжая субтильная журналистка на фоне дворцового фасада надрывным фальцетом кричала в микрофон:

– Более всего вопросов вызывает тот факт, что убийство было совершено на территории Мариинского дворца, вход в который охраняет постоянный пост полиции. Войти в здание можно только по пропускам, и это значит, что убийцей мог быть кто-то из своих. Так или иначе, эксперты называют это убийство политическим и связывают его с предстоящими выборами в Санкт-Петербурге.

Эксперты? Любят шелкоперы напустить важности. Услышали от какого-нибудь болтуна вроде Атасова, какую-нибудь банальность, и давай ссылаться на мифических «экспертов».

Выключив телевизор и приняв, наконец, лекарство, я призадумался. Во-первых, мысленно поблагодарил того сопливого хама в троллейбусе, который обчихал меня с ног до головы. Спасибо тебе, неведомая сволочь, за подаренное мне алиби! Шефа душили в тот самый момент, когда я общался в поликлинике с пожилой рыхлолицей врачихой, и она меня, конечно, запомнила – во-первых, человек с симптомами гриппа в августе – все-таки редкость, во-вторых, трудно не запомнить пациента, который пришел на прием с собственным градусником. Каюсь, я чертовски брезглив, и сунуть под мышку градусник общего пользования для меня смерти подобно. А не запомнила меня та врачиха, так наверняка записала – в поликлиниках больше пишут, нежели лечат.

Во-вторых, я включил внутреннего Пинкертона и задался вопросом: кому это было выгодно? Но длительное напряжение мозговых мышц оказалось тщетным. По-моему, смерть Лосяка никому была не нужна. Как, впрочем, и его жизнь.

Но не загадка смерти начальника и благодетеля мучила меня. Не таинственный убийца тревожил мое воспаленное гриппом воображение. Я вдруг с удивительной ясностью увидел – медленно, как в заторможенном кадре танцующую фигуру в черном плаще и черной треуголке. Этой фигуре очень бы пошла коса-литовка, зажатая в костяной руке. Но в руках у нее ничего нет. Нет у нее и лица. Только карнавальная маска – белая, с выпирающим треугольником вместо рта и подбородка. Венецианцы называют эту маску Баута.

Она медленно танцевала поодаль и постепенно приближалась ко мне. Да, Смерть как будто сужала круги. А что если следующим буду я? Чушь! При чем тут я? Никакой закономерности, никакой связи.

Впервые за всё время семейной жизни я почувствовал, что нуждаюсь в обществе жены, пусть даже спящей, и тихонько, подавляя кашель, прокрался из кухни в комнату, где она сопела, обняв своего плюшевого медведя. Я сел в углу и смотрел на ее мраморное лицо, слабо освещенное светом ночных реклам – так было легче справиться с внезапно охватившим меня ужасом.

Дело в том, что смерть Лосяка была далеко не первой смертью, вошедшей в мою жизнь за последние полгода. Да, да, Лосяка убили спустя несколько месяцев с того дня, когда всё началось…

А началось всё в ночь с 24 на 25 марта 2014 года. В городе Ровно возле кафе «Три крася» был убит Александр Музычко, более известный, как Сашко Билый. Незадолго до смерти этот сиплый человек стал весьма знаменит. Его большое и круглое, как кочан капусты, лицо узнавали все, кто смотрел тогда телевизор. Но что телевизор! Музычко стал звездой Интернета. Если вы не знаете этого грозного имени, наберите его в поисковой строке, и вы увидите, как этот могучий муж кощунственно таскает за галстук представителя правосудия, как воинственно потрясает он оружием над головами безмолвствующих местечковых заседателей, как пламенно шлет проклятия жидам и москалям во имя спасения родины и революции. Вы увидите, как хорош был Сашко в молодости, когда носил светлорыжую бородку и зеленую ленту пророка на своей военной кепке, но широкое славянское лицо все равно выдавало в этом воине Аллаха веселого парня с Украины, а если быть точным – из Перми, где он, кажется, родился.

Широко жил Сашко! Не совсем для славы, не только для денег – а ради удали казацкой, ради неньки, которая, слава Богу, ще не вмерла, но уже заболела, и только чудо может ее спасти от таких, как он, хотя о покойниках – aut bene, aut nihil.

Пули, которые в ту весеннюю ночь настигли одного из мелких бесов Майдана, искали его давно. Про эту смерть много писали. Строили догадки. Усматривали кровавую руку Кремля. Катили бочку на Министерство внутренних дел Украины – и оказалось, катили вполне обоснованно. Убили, якобы, случайно. Хотели просто задержать – не получилось… По другой официальной версии Сашко убил себя сам. Разумеется, тоже случайно.