Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

— Ты всегда терпеть его не мог.

— Да, потому что он ублюдок и не знает, что такое хороший пинок.

— Если бы ты только попытался узнать его… Если бы ты только попытался отнестись к нему с симпатией, ты бы сразу обнаружил в нем массу достоинств. В конце концов, он делает много хорошего для нашего выпуска.

— Бог ты мой! — воскликнул Биль. — Да какое это имеет отношение к нашему разговору? Выходит, если я по чистой случайности оказался в учебном заведении, где обучается шестьсот человек, то обязан беспокоиться о своем выпуске?

— Неужели ты говоришь серьезно? — не мог не удивиться я.

— А ты? — ответил он вопросом на вопрос.

— Видишь ли… более или менее. Конечно, все мы встретились по чистой случайности, и все же для многих свой выпуск кое-что значит. Он дал нам многое.

— Да? Что же именно?

— Как тебе сказать? Это трудно выразить, но у нас, например, были совместные переживания.

— Какие же? И почему я должен обязательно извлечь что-то полезное из каких-то «совместных переживаний» с каким-то Боджо?

— Ну, ты-то совсем другое дело. А я знаю Боджо всю жизнь. Когда Боджо захочет, он может быть очень мил. По-моему, Боджо не нравится тебе главным образом потому, что он откровенен.

— О неприятных людях в их оправдание всегда говорят, что они откровенны. Боджо заслуживает хорошего пинка.

— Ты повторяешься.

— И еще повторю то же, потому что мне нравится так говорить, я получаю от этого удовлетворение. Вот посмотришь, когда-нибудь его все же… пнут как следует.

— Нет, нет! — перебил я. — Не верю. А если это и случится, то Боджо все равно не почувствует пинка.

Биль начал смеяться. Я всегда радовался, когда удавалось рассмешить его. Биль смеялся так, что у него вздулась рубашка на груди, а некоторые из присутствующих замолчали на полуслове.

— Эй! — окликнул нас Боджо из противоположного угла комнаты. — Над чем вы гогочете?

— Да вот Гарри говорит, будто у тебя такой толстый зад, что ты даже не почувствуешь, как тебя пнут.

Боджо на мгновенье задумался, а потом тоже захохотал.

— Приходится приспосабливаться к людям, — продолжал я, — если знаком с ними всю жизнь, живешь в одном городе и наши жены учились вместе. А тут еще мы с Боджо принадлежим к одному и тому же клубу.

По правде говоря, мы с Боджо никогда не сидели в клубе за одним столом, потому что он обычно обедал со старым мистером Блевинсом — главой фирмы «Лоу стрит ассошиэйтс». Если мы и встречались время от времени в клубе, то лишь внизу, в туалете, куда спускались помыть руки.

Не знаю почему я так много говорю о Боджо Брауне. Должно быть, потому, что без этого трудно было бы понять мои отношения с Билем.

Признаться, меня очень удивило и обрадовало, когда Боджо позвонил мне и пригласил позавтракать в «Даунтаун клаб». Мы давненько не завтракали вместе и теперь я ломал голову, чем вызвано его приглашение.

Мы так привыкли называть его Боджо, что когда мисс Ролло сказала мне, что по телефону номер три меня спрашивает какой-то мистер Браун, я даже не сообразил, о ком идет речь.

— По-моему, он хочет разговаривать с вами персонально, — доложила мисс Ролло.

Так могла выразиться только мисс Ролло. Она работала в конторах пятнадцать лет, была уроженкой Ист-Челси, все еще жила с матерью, но иногда по-прежнему пугалась телефона.

— А какое-нибудь другое имя он не назвал? — поинтересовался я. — Фамилия Браун ничего не говорит мне. Браунами хоть пруд пруди.

Мисс Ролло поправила пальцем пенсне, вечно ухитрявшееся сползать на кончик носа.

— Попытаюсь уточнить, — ответила она.

Минуту спустя мисс Ролло снова подошла ко мне. К этому времени я уже почти забыл о телефонном звонке какого-то Брауна, просматривая список акций миссис Гордон Шрюсбери и размышляя, не лучше ли продать «Атчисона». Не далее чем вчера Родней Грехэм сказал, что они намерены избавиться от всех акций «Атчисон» своих клиентов — не потому, что акции упали в цене, а потому, что у железных дорог якобы нет никакого будущего.

— Его зовут Лестер, — сообщила мисс Ролло.

— Я такого не знаю. Что ему нужно?

— Он хочет переговорить персонально с вами и, как мне кажется, знает вас. Возможно, это один из ваших партнеров по игре в сквош[2].

— Что, что?

— Кто-нибудь из тех, с кем вы играете в сквош, — повторила мисс Ролло, — а может быть, это один из участников чемпионата.

— Ну, не важно, — прервал я ее. — Что ж, я поговорю с ним.

Я пересек комнату и подошел к столу, на котором стоял телефон номер три.

— Да. Кто говорит? — спросил я и сразу услышал голос Боджо.

— Гарри, это ты? — сказал он. — Что с тобой? Говорит Боджо. Боджо Браун.

— Здравствуй, Боджо. Как поживаешь?

— Черт возьми, что там с тобой? Ты что, настолько занят, что не можешь разговаривать?

— Нет, почему же. Просто у нас тут произошла маленькая путаница. Мне не назвали твое настоящее имя. Как живешь, Боджо?

— Чудесно. А ты?

— И я чудесно.

— У тебя все в порядке? — спросил Боджо.

— Все в порядке.

— Ну-с, давненько мы с тобой не виделись. Почему ты мне никогда не позвонишь, Гарри?

— Да как-то все не получается…

— Вот, вот, — продолжал Боджо, — и у меня тоже все как-то не получается. Меня так задергали, что я не могу выбрать время и встретиться с людьми, с которыми хотелось бы повидаться. Мы обязательно должны встречаться почаще, как ты считаешь?

— Правильно, Боджо.

— Вы с Кэй должны как-нибудь пообедать с нами.

— Это было бы замечательно, Боджо.

— Ну ничего, что-нибудь сообразим. Все же мы очень редко встречаемся, не так ли?

— Ты прав, — подтвердил я.

— Так уж сложилась жизнь. Но мы должны это исправить, Гарри.

— Верно, верно. Мы обязательно должны исправить это, — согласился я.

Внезапно я почувствовал какое-то неприятное ощущение в уголках губ и обнаружил, что они искривлены механически дружественной улыбкой. Меня несколько растрогало, что он вспомнил обо мне и позвонил, и я с недоумением спросил себя, почему я сам до сих пор не додумался до этого.

— Так вот, — между тем продолжал Боджо, — давно, черт возьми, я хотел связаться с тобой. Ты завтракаешь сегодня с кем-нибудь?

— Сегодня? Нет.

— Замечательно. А как насчет того, чтобы прийти в «Даунтаун клаб» и поболтать? Одну минуточку… Сейчас двенадцать. В двенадцать тридцать, скажем, тебя устраивает?

— Конечно, Боджо, конечно! Спасибо. С большим удовольствием.

— В таком случае, ровно в двенадцать тридцать.

Я положил трубку и посмотрел в окно на площадку для стоянки автомашин, оборудованную на том месте, где еще недавно высилось здание с многочисленными конторами, которое снесли из-за высоких налогов на помещение; полисмен со своего выкрашенного в белое возвышения регулировал уличный поток. Стоял ясный апрельский день. Небо было безоблачное и голубое. Повторяю, я обрадовался звонку Боджо, но мысль о том, что мне придется целый час болтать с ним за завтраком, не приводила меня в особый восторг.

— Мисс Ролло, — сказал я. — Сегодня я завтракаю с мистером Брауном в «Даунтаун клаб». Это звонил мистер Боджо Браун — нападающий сборной страны. Мы вместе учились в университете.

— Да? А когда вы вернетесь, мистер Пулэм? В два часа должен прийти мистер Уотербери.

— Ну, если я задержусь, попросите его подождать. Если он не может ждать, то список участников чемпионата в правом ящике моего письменного стола. Если позвонит миссис Пулэм, скажите ей, что сегодня я не смогу зайти за Глэдис в танцевальный класс. Что еще, мисс Ролло?

Лифт в вестибюле опускался очень медленно. Когда-то это меня сильно раздражало, и мы однажды даже пожаловались на его неисправность. Теперь лифт меня не раздражает. Ко всему нужно относиться спокойно. Сейчас лифт находился где-то высоко над моей головой, неторопливо скользя в своей железной клетке, вокруг которой подымалась винтом мраморная лестница. Вначале появился пучок стальных кабелей, прикрепленных ко дну кабины, затем, когда они исчезли где-то внизу, показалась и сама кабина. Лифтом управляла женщина в испачканной серой форме и пилотке, что придавало ей сходство с официанткой какого-нибудь бара американского экспедиционного корпуса. О ней я знал только, что ее зовут Тилли. Кроме Тилли, в кабинке никого не было.

— Алло, Тилли, — обратился я к ней.

— Доброе утро, мистер Пулэм. Сегодня очень хорошее утро… вернее, день.

— Верно, верно, уже день.

— Насколько я понимаю, вы с миссис Пулэм провели конец недели в Коэссете, — продолжала Тилли.

— Откуда вы знаете? — удивился я.

— Прочла в газете. Я всегда слежу, что пишут в газетах о тех, кто работает в нашем здании. Своего рода игра.