Г. М. Пулэм, эсквайр - Джон Марквэнд

Написанное не удовлетворило меня. Я разорвал бумагу, выбросил клочки в корзину и начал снова:

Ты спихнул мне эту работу, полагая, что я буду польщен и что меня нетрудно обвести вокруг пальца. Хотя я терпел и завтракал за твой счет, но все равно должен сказать, что ты олух. Какое мне в конце концов дело, выйдет или не выйдет книга о нашем выпуске?»

На этот раз я сказал даже больше, чем хотел сказать, тем более что о подобных вещах как-то не принято говорить. Я снова порвал написанное и набросал следующее:

Я забыл сказать, что мне предстоит длительная деловая поездка в Нью-Йорк. Кроме того, мы с Кэй собираемся осенью и зимой отправиться на Тихоокеанское побережье. Безусловно, предложенная тобой работа весьма интересна, но ты, надеюсь, согласишься, что я не в состоянии взяться за нее. Большое спасибо, что ты нашел возможным предложить ее мне».

Все это, разумеется, не соответствовало действительности. Конечно, я мог бы предложить Кэй куда-нибудь поехать, но что толку? При наличии таких долгов, как у нас, вряд ли мы могли бы позволить себе подобную роскошь.

Я снова порвал письмо и выбросил его в корзинку.

«Дорогой Боджо! — писал я на этот раз. — Прежде чем приступить к работе, считаю необходимым снова повидать тебя и поговорить более подробно.

Я сложил письмо, сунул его в конверт и вручил мисс Фернкрофт.

— Пожалуйста, передайте мистеру Брауну, когда он будет не очень занят, — попросил я. — А мне, к сожалению, нужно бежать.

— Но вы же вернетесь, правда? — спросила мисс Фернкрофт.

3. Память долго хранит воспоминания молодости

Беспокойные мысли начали обуревать меня, едва я снова оказался на улице. Не скажу, что я был очень доволен собой. Я не смог прямо высказать Боджо Брауну того, что должен был высказать, — не смог не потому, что трусил, — просто не хотел прослыть брюзгой, да и, кроме того, дружба имеет свои определенные законы.

И все же я испытывал какое-то странное чувство опустошенности, какую-то неудовлетворенность прожитой жизнью. Вспоминая заваленный бумагами стол, я задумался над тем, какой будет моя биография в книге о нашем выпуске. При мысли о том, что напишу я сам, мне вспомнилось сочинение Чарльза Мэсона Хиллерда — казалось, слова его неотступно следовали за мной по залитой солнцем улице.

Вернувшись в контору, я, конечно, не застал тут никаких перемен, зато сам я в чем-то изменился. Меня одолевали воспоминания — бессвязные картины детства, Нью-Йорк, война, лица людей, места, которые я давным-давно забыл. Почему-то на память пришла ограда за конюшней в Уэствуде. Блики солнца на белых стенах конюшни, игра, которая так нравилась нам с сестренкой Мери и заключалась в том, что мы ходили по верху ограды и останавливались на каждом углу, воображая будто путешествуем вокруг света и посещаем разные страны. Я припомнил стойла в конюшне, украшенные аккуратными соломенными жгутами, кладовую для упряжи, где висели застекленные шкафчики и пахло смазкой. Все это возникало в моей памяти так отчетливо, что, казалось, я мог бы при желании хоть сейчас спрыгнуть с этой ограды или, припоминая каждую деталь, уверенно пробежать к дому через огород, лужайку и террасы сада.

— Я задержался на заседании, — обратился я к мисс Ролло. — Надеюсь, у вас тут ничего не стряслось?

— Нет, конечно. Мистер Мэксуэлл ушел домой.

— Он не сказал почему? Заболел?

— Говорил, что по дороге хочет зайти в банк.

— Да? Соедините меня с маклером. Я хочу сказать — соедините меня по телефону с мистером Элдриджем.

Все еще не в силах отогнать воспоминания, я уселся за письменный стол. В моей памяти всплывали флаги на Пятой авеню в Нью-Йорке после войны и оштукатуренная триумфальная арка около Двадцать третьей улицы.

— Мистер Элдридж, — доложила мисс Ролло.

— Это ты, Нат? — проговорил я в трубку. — Как поживаешь?

— Так же, как и утром.

— Что новенького на бирже?

— К закрытию рынок оставался устойчивым.

— Как акции Атчисона?

— Поднялись на четверть каждая… Хотя минуточку… На три восьмых.

— Мы тут говорили о них, Нат. Завтра, как только биржа откроется, можешь продать тысячу семьсот пятьдесят акций.

— Хорошо. Что еще, Гарри?

— Ты записался на соревнования в сквош?

— И не думал. У меня нет времени.

— Черт возьми! Что ты хочешь сказать? Я же обязан составить список участников.

— Хорошо, хорошо! Можешь записать меня, если тебе нужно. До свиданья.

— Мисс Ролло, — сказал я. — Запишите мистера Элдриджа для участия в соревнованиях по сквошу и пошлите ему счет на уплату вступительного взноса.

— Будет сделано, — ответила мисс Ролло. — Кстати, мистер Пулэм, минут пятнадцать назад звонила миссис Пулэм, просила вас позвонить ей.

— Хорошо. Попробуйте соединить.

У каждого, очевидно, бывает такое настроение, когда самые неожиданные воспоминания приходят на ум без всяких, казалось бы, повода и усилий с вашей стороны. В моей памяти вдруг возникла бильярдная комната в Уэствуде… Отец намеливает кий, и мне даже кажется, что я вижу его выпачканные мелом, немного искривленные ревматизмом пальцы. В то время мне было не больше шестнадцати, но я отчетливо помню положение шаров и просьбу отца передать ему сошку.

— Миссис Пулэм у телефона, — сообщила мисс Ролло.

— Алло, Кэй? — сказал я.

— Гарри, — сказала Кэй, — не забудь, пожалуйста, что мы сегодня идем обедать в гости.

— К кому?

— К Роднеям.

— К Роднеям? Опять?

— Но ты же хорошо помнишь, как это произошло. После того как Беатриса пригласила нас, ты сам сказал, что от них не отвяжешься и что нам придется пойти. Вернись домой пораньше.

— Мистер Пулэм, — снова заговорила мисс Ролло, когда я положил трубку, — есть еще кое-что. Звонила некая миссис Рэнсом и просила вас позвонить ей в гостиницу «Хедли».

Фамилия «Рэнсом» мне ничего не сказала. Она промелькнула у меня в сознании и бесследно канула в океан других фамилий, которые я когда-то и где-то слышал. Все же я попытался припомнить всех известных мне Рэнсомов. Какой-то Рэнсом однажды пытался продать мне печь для жидкого топлива. Существовал еще один Рэнсом — профессиональный игрок в гольф. Наконец, как-то во время поездки в Европу, я познакомился с Рэнсомом, который дал мне расчет для проведения канализации из керамических труб.

— Рэнсом? Я не знаю никакой миссис Рэнсом.

— Миссис Джон Рэнсом. Она остановилась в гостинице «Хедли».

— Ну и что ей нужно? Ведь нужно же ей что-нибудь?

Мисс Ролло поправила пенсне.

— Она просто хотела, чтобы вы ей позвонили, как только вернетесь.

— Тогда соединитесь с гостиницей и узнайте, у себя ли она, а потом дайте мне страницу «Геральда» с кроссвордом.

Я подошел к окну и взглянул на незастроенную площадку внизу и на старые кирпичные дома за ней. Тени от труб стали длиннее, а голубизна неба несколько смягчилась. Было уже больше четырех часов дня.

— Я соединилась с миссис Джон Рэнсом, — доложила мисс Ролло. Я снова уселся за стол и откашлялся.

— Миссис Рэнсом? Говорит мистер Генри Пулэм. Вы хотели сообщить мне что-то?

— Разве я разговариваю не с Г. М. Пулэмом, эсквайром? — раздался женский голос.

— Да, это Генри Пулэм.

— Ты не узнаешь меня?

— Нет. Или телефон искажает голос, или просто плохо слышно.

— Ну, я-то тебя слышу хорошо. Это говорит Мэрвин. Мэрвин Майлс.

— Мэрвин? — повторил я, и в моем голосе, должно быть, прозвучали какие-то странные нотки. Я до сих пор не знал, что она вышла замуж.

— Боже мой, Гарри! Ты хочешь сделать вид, что не помнишь меня?

— Что ты здесь делаешь?

— Мне придется тут переночевать. Я приехала из Нью-Йорка. У Джона заседание Совета директоров. Ты не узнал меня?

— Да нет, но… так неожиданно, — промямлил я, пытаясь сообразить, о каком заседании директоров она говорит, но не испытывая желания расспрашивать ее. Я сидел и ждал, что она скажет дальше. Мэрвин тоже молчала. Я уже подумал было, что она положила трубку, когда услыхал ее слова:

— Гарри, я хочу встретиться с тобой. Разве ты не хочешь посмотреть, какой я стала?

Признаться, у меня не было особого желания встречаться с ней, однако я ответил:

— Да, да, конечно. С большим удовольствием, Мэрвин.

— Тогда не будем откладывать. Ты сможешь найти меня в «Комнате фараонов». Приходи сейчас, и поскорее.

— Но я сегодня приглашен в гости, — заметил я.

— У тебя останется достаточно времени. Между прочим, я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— О чем?

— О том, что тебя кто-нибудь увидит со мной. Вот о чем.