Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

— Да, конечно, потерплю…

Не помню, как все последующее происходило. Наверное, кто-то мягким ластиком с большим нажимом по остаткам памяти провел. Только очнулась я уже в машине мужа на заднем сидении в обнимку с подушками и в сопровождении женской сумки.

— Петь? — зову водителя, который по ощущениям никуда не гонит, а скорее, наоборот, жирным слизняком ползет.

— М? — замечаю пытливый взгляд пары голубых глаз в зеркале заднего вида.

— Почему не разбудил?

— Сладко спала, постанывала и даже, — подмигивает и, задрав подбородок, облизывает жадно губы, — трогала себя.

— Господи! — с нытьем натягиваю подушку себе на лицо, прижав ее, вгрызаюсь в обивку и слюнями пачкаю автомобильную ткань.

— Мне все очень понравилось, а вот…

— А вот? — резко убираю от лица велюровый барьер. — Продолжай! Что замолк?

— Ты постанывала, Тосечка. Стонала без меня. Это больно и обидно.

Похоже, Велихов оттаял, отработал и по-прежнему талдычит все об одном, о том, об этом.

— Мне снился страшный сон. Я боялась. Такой вариант не приходил в твой воспаленный мозг? Только секс, страсть и похоть?

Ворчу лишь для проформы, а так, естественно, приятно его желание и неиссякаемая фантазия, которую он питает специальными товарами двойного назначения.

— Я спас тебя? — замечаю, как включает поворотник и плавно направляет нас.

— Далеко еще? — приподнимаюсь, уперевшись рукой в сидение.

— Уже приехали.

Ощущаю корпусом, как скорость уменьшается, а машина проходит небольшой вираж — первый поворот на спуске к нашему дому. Замечаю, как Петя плавно крутит руль и аккуратно проходит еще одно небольшое закругление.

— Два, — еле двигаю губами.

— Считаешь?

— Да, — потому как чувствую, что скоро будет, — три!

— Сколько нам осталось? — сбрасывает скорость и как будто человечьим шагом подбирается к месту назначения.

— Еще один, — опускаю на пол ноги и принимаю вертикальное положение.

За то время, которое мы с ним живем, я изучила маршрут от дома и до «Шоколадницы», например, в точности и очень досконально, поэтому меня не провести.

— Давай же! — подначиваю мужа, который, ухмыльнувшись, обозначает еще один поворот, после которого нас ждет только ровная дорога к дверям подъезда, из которых Петя вынес на руках меня в день нашей свадьбы. — Я люблю тебя, — обнимаю через кресло, приподнимаюсь и, как маленький ребенок, торчком стоящий между автомобильных кресел улыбающихся этой шалости родителей, смотрю за тем, как мы, наконец-то, заезжаем на свое парковочное место, освещая ярким светом фар фасад жилого комплекса, в котором мы, Велиховы — Антония и Петр, на самом верхнем этаже, почти под крышей или в кармане Бога, живем в квартире, которую в скором времени придется обновлять.

Потому что нас как будто станет трое!

— Где ты была сегодня? — спрашивает в то время, как выключает электронику, разбирается с вещами и просит подать его портфель. — Спасибо, Тонечка, — приняв его из моих рук, любезно благодарит.

— Не хочу об этом говорить, — от чудаковатой важности раздувшись, отвечаю.

— И все же? Идем, жена? — повернувшись ко мне, пройти на выход приглашает.

Мне, как это ни странно, удается сохранять молчание на протяжении недлинного пути от машины до парадной лестницы, потом я непредсказуемо набираю в рот воды, когда мы поднимаемся на свой этаж, сканируя прожигающими взглядами картонные стенки дребезжащей лифтовой кабины, а за сытным ужином я предлагаю несколько иные темы для разговоров, которые Петя с удовольствием подхватывает, развивает и принимает в них непосредственное участие, а вот в душевой кабине мне, к сожалению, не удается избежать еще одного вопроса о том, как я свой день сегодня провела.

Он неторопливо водит мочалкой по моей спине, снимает пену, смывает ее и снова, не задумываясь, наносит мне на кожу.

— Петь, я уже чистая. Пожалуй, омовений на сегодня предостаточно. Хватит. Спасибо, любимый, — млею, запрокинув голову ему на плечо. Его рука, не обремененная «волосатой губкой», разминает мою грудь, пальцами порхая по соскам и прощупывая ребра, на которых он как будто фортепианную партию играет. — Приятно, — облизнув губы, сообщаю. — Нежности добавь побольше. Еще!

— Раздвинь ножки, — хрипит мне в ухо.

— Не хочу, — вредничаю, флиртую, кокетства совершенно не скрывая.

Слышу, как он хмыкает и посмеивается глухо:

— Врешь ведь, мелкая жена.

— Не вру! — таращусь на кафельную роспись, которая уже битых полчаса фланирует у меня перед глазами. — Что за выражения? Выбирай лучше и не обижай.

— Врешь, врешь, врешь, — он сильнее напирает телом и приближает мою незамедлительную встречу с декоративным каменным рисунком на стене.

Я успеваю выставить руки на ширину своих плечей и все-таки раздвинуть ноги, потому как со сведенными на выскальзывающем из-под ступней поддоне, увы, никак не устоять.

— Что ты… — пытаюсь повернуть голову, но муж быстрее и стремительнее. Петя стократно увеличивает свой напор и, коснувшись своей щекой виска, впечатывает мой профиль в запотевший камень.

— Ай! — вякаю и молниеносно обрываю речь.

— Где же ты была, Смирнова? Давай-ка подумаем, любимая. Две головы ведь лучше и надежнее, чем одна.

— Я Велихова! — толкаюсь задом. — Господи, у тебя…

— Что совсем неудивительно! Играем, да? Сегодня изображаем неразговорчивого свидетеля, которого мне нужно раскрутить на открытый диалог, чтобы добиться очевидной истины или состряпанной спешно сплетни?

— Каких еще, к черту, истины и сплетни? Я попала в аварию, разбила машину, испугалась и заставила бояться малыша, а у тебя какие-то подозрения и допросы. Грубо, Велихов, это очень грубо.

А хочется добавить:

«Пожалуйста, любимый, не останавливайся, не обижай и то, что начал, продолжай».

— Ты знала, что о передвижениях по общему счету мне приходят сообщения? Уведомления от банка я получаю каждый раз, когда ты пользуешься той карточкой.

— Гад! — стукаюсь зубами о забитый цементной пылью шов.

— Гад? — укладывает руку мне на живот, наощупь сразу, в точности и без ошибок, попадает пальцами на мой лобок и нагло, дерзко и без зазрения остатков жалкой совести, раздвигает складки, проводя назад-вперед. — Возьмешь свои слова обратно — кончишь быстро, начнешь отрицать, упираться и строить несговорчивую даму — трахать буду до утра.

— Я беременна, — шепчу, сильнее