Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

жену, из такого места принято выносить на руках. А посему:

«Нет, нет, и еще раз нет! Веревочку до выбранного пункта назначения ни за какие денежки не развяжу».

Вальсирую с ней в пустом просторном холле, а она, выставив мне на обозрение шелковое декольте, и сильно выгнув шею, глазеет в потолочную лепнину; при этом созерцая хрустальную безвкусную люстру, смешным, как будто детским, голосом поет:

— Gelato al cioccolato dolce e un po' salato. Tu, gelato al cioccolato*, Петруччио! Ай лав ю!

— Итальянский, что ли?

— Не знаю. Свой собственный, наверное, — возвращается ко мне, укладывает одну ладошку мне на щеку, большим пальцем массируя кожу. — Едем уже, Велихов! Веди меня, мой сильный муж!

Какой тяжелый вечер… Боже-Боже! Антония практически не стоит на своих ногах. Она заваливается мне на плечо, потом зевает, раскрывая рот, потом блаженно улыбается и, еле-еле ворочая языком, что-то отвечает еще оставшимся, но основательно уставшим родственникам — гостям в одном лице.

— Мне кажется, Тонечке пора в кровать, — Ярослав подходит со спины ко мне, одной рукой он опирается на спинку моего стула, а второй о чем-то сигнализирует Дашке. — Транспорт подан, если что.

— Воспользуемся твоей любезностью, — ловлю Нию и сразу же тяну за хвостик, распутывая узы счастья. — Щенок? — прикасаюсь к теплой щечке.

— А? — ноет мне в лицо.

— Поедем-ка. Там нас Яр зовет.

— Наконец-то, — бухтит и довольно быстро принимает вертикальное положение. — Я думала, что ты никогда не предложишь. Всех утешили и ублажили? Я устала танцевать.

— Устала?

— Да. Но…

— Скучно?

— Нет. Но…

— Хочется побыть со мной?

— О, Господи! — подкатывает глазки. — Сомневаюсь, что от меня сейчас будет какой-то толк, Петя. Успокойся. Хорошо?

— Уже заигрываешь?

— Просто говорю.

— Предупреждаешь?

— Ставлю перед фактом, сообщаю по селектору. Ау?

— Тихо-тихо. Надо снять твои путы.

— Сделай одолжение. Тем более что я никуда не убегу. Но…

— Но?

— Мне чертовски приятно было твое рвение и нервное состояние, в котором ты находился там, а потом и здесь.

— Ну что ж, я очень рад, что доставил тебе удовольствие.

— Еще не доставил… — шепчет мне на ухо, а пальцами свободной руки проводит по ширинке.

— Ты… — сжав резко бедра, как пойманный на чем-то нехорошем, оглядываюсь вокруг себя.

Сдернув веревку, освобождаю наши руки. Теперь смотрю за тем, как сильно Тоня растирает и расчесывает запястье, при этом выпученно смотрит на странно красный цвет, в который окрасила веревка ее кожу.

— Некачественный товар? — подмигиваю.

— Хочешь, видимо, оформить возврат? — быстро огрызается.

— Если возможно.

— Магазин давно закрыт, а двухнедельный срок, естественно, истек.

— Да вы, сударыня, подкованы.

— А то! У меня муж — юрист, парниша, — вскидывает подбородок и встает со своего места. — Идем? — протягивает мне руку.

Идем… Конечно…

Прощаемся с родителями, немного утешаем мам, смеемся с выпивших отцов, обнимаемся с сестричками и братьями, друг друга хлопаем по плечам, по-стариковски гладим поясницы, талантливо раздаем советы, а после, помахав всем на прощание, загружаемся в карету Ярослава.

— Домой, — шумно выдыхаю и откидываюсь на сидении. — Иди ко мне, — подтягиваю жену к себе и принудительно укладываю себе на плечо. — Поспи, малыш.

— Не называй меня так, — прикладывает кулачок в живот.

— М-м-м, — вздрагиваю, но моментально затыкаюсь.

Ярослав, перегнувшись через свое кресло, показывает мне знак на соблюдение громкоговорящего молчания. Оказывается, Дари, обняв беременный живот и уткнувшись лбом в свое стекло, прикорнула сладенько на пассажирском кресле. С нескрываемым облегчением улыбаюсь и, приложившись подбородком о макушку Нии, прикрываю наконец-таки глаза, но моментально оживаю, по ощущениям, где-то через час от легкого толчка в плечо.

— Помочь? — почти забравшись в салон и склонившись надо мной, предлагает Горовой.

— Спасибо.

Он и так мне чересчур помог.

— Порядок! Всё на месте, — кивает на парковку, на которой я замечаю свою машину, а немного дальше — освещенные окна поджидающего молодых хозяев дома. — Тихо здесь, — осматривается на местности, глазея по сторонам.

— Поэтому и выбрали такой формат, — освободившись от Антонии, быстро выбираюсь из машины, протягиваю руки к ней и вытаскиваю на свежий воздух основательно уснувшую молодую.

— Замордовали Нию? — Яр посмеивается в свой кулак.

— Спать сегодня будет аки ангел, — направляю Тосика к нему, предлагая рассмотреть товар лицом. — Что вы с ней не поделили, м? — киваю на нее.

— То есть?

— Были непростые моменты?

— Не помню такого.

— Мне можешь открыться, Ярослав. Попробую повлиять на свою жену, чтобы вызвать у нее по отношению к тебе только теплые и дружеские чувства.

— Иди спать, Петр, — он хлопает по плечу. — Все хорошо, а это ни к чему.

— Спокойной ночи, — тихо говорю и замечаю, как возится на своем месте Горовая-кумпарсита. — Танцуешь с Дори?

— Каждый божий день, — подкатив глаза, смеется.

А мне, по-видимому, отныне светит яркий праздник все тот же «каждый божий день» в году.

Вот сегодня, например, мне выпала большая честь полностью раздеть совсем не сопротивляющуюся жену, найти ее пижаму, расправить крылышки, растянуть тугие резинки, аккуратно отвернуть воротник и по-отечески погладить ягодицы, которые на финал подставила Антония, заняв позицию на животе в обнимку со своей подушкой.

Приведя себя в порядок, покурив на веранде и проверив зорким взглядом периметр окружающего нас раздолья, на цыпочках я пробираюсь в супружескую комнату и мягкой поступью влезаю на кровать.

— Спокойной ночи, Тосечка, — в спину ей шепчу.

Иду немного дальше… Практически наглею и хамлю… Имею право, если честно. Меня любезно государство этим наградило. Обнимаю худенькое тельце и, опустив вниз руку, запускаю пальцы ей в короткие воздушные штаны. Там гладкий лобок и жаркое интимное местечко. На прикосновение Тоник отзывается, немного расслабляется, тяжело вздыхает и негромко ахает. Казалось бы, да что тут, в сущности, такого…

— Я хочу тебе кое-что сказать, Ния. Послушай, пожалуйста, и не перебивай, — внезапно начинаю говорить. — Ты сделала мне предложение. Помнишь? — сразу замираю в ожидании ответа. Она лишь ровно дышит