Северное сияние - Филип Пулман

— …Нет, я не думаю, что в ближайшее время лорд Азраэль нас побеспокоит.

— Где вы сказали, его держат?

— В Свельбардской крепости, мне сказали. Охраняемой панцербьёрнами — вы знаете, этими медведями в латах. Жуткие создания! Он не сбежит, если только не собирается дожить до тысячи лет. Думаю, путь свободен, практически свободен…

— Последний эксперимент доказал то, в чем я никогда не сомневался — что Пыль имеет своим первоисточником темную сущность…

— Это что, заратустрийская ересь?

— …Что было использовано для ереси…

— И если бы мы могли изолировать эту темную сущность…

— Вы сказали Свельбард?…

— Броненосные медведи…

— Коллегия Жертвенников…

— Дети не страдают, я в этом уверен…

— Лорд Азраэль в заключении…

Лира услышала достаточно. Она развернулась, и, идя так же бесшумно, как и мотыль Пантелеймон, ушла в свою спальню и закрыла дверь. Шум вечеринки тут же умолк.

— Ну? — прошептала она, и на ее плече он превратился в щегла.

— Мы будем отсюда смываться? — прошелестел он в ответ.

— Конечно же! Если мы сделаем это прямо сейчас, когда кругом все эти люди, она некоторое время ничего не заметит.

— Он-то заметит.

Пантелеймон имел в виду деймона миссис Коултер. Когда Лира подумала о его гибком золотистом обличье, от страха ей стало дурно.

— В этот раз я буду с ним драться, — отважно сказал Пантелеймон. — Я могу меняться, а он нет. Я буду меняться так часто, что он не сможет меня удержать. Вот увидишь, в этот раз я одержу победу!

Лира отвлеченно кивнула. Что ей надеть? Как отсюда можно выбраться незамеченной?

— Тебе придется пойти шпионить, — прошептала она. — Как только путь будет чист, мы сбежим. — И добавила, — стань мотылем. Запомни, в ту секунду, когда никто не смотрит…

Она слегка приоткрыла дверь, и он выпорхнул в щель, темный на фоне розовато освещенного коридора.

Тем временем она поспешно собрала всю самую теплую одежду, что у нее была, и еще кое-что и запихала в одну из черных шелковых сумок, которые они купили в одном модном магазине как раз в этот день. Миссис Коултер давала ей деньги на сладости, и, хотя она тратила их, не скупясь, у нее все еще осталось несколько соверенов, которые она положила в карман своего пальто из волчьей шкуры перед тем, как на цыпочках красться к двери.

В последнюю очередь она упаковала алетиометр в черную бархатную коробочку. Нашел ли его этот гнусный деймон-обезьяна? Должно быть, да; и должно быть, рассказал ей; ах, если бы только она спрятала его получше!

Она прокралась на цыпочках к двери. К счастью, ее комната находилась в конце коридора, ближе всего к прихожей, а большинство гостей находились в двух дальних просторных комнатах. Доносились звуки громких разговоров, смеха, плеск воды в уборной, звон бокалов; а потом над самым ухом голос крохотного мотылька сказал:

— Давай! Быстро!

Она проскользнула в прихожую, и меньше чем через три секунды уже открывала входную дверь квартиры. Моментом позже она уже тихонько ее притворяла, и с Пантелеймоном, уже снова превратившимся в щегла, спустилась по лестнице и сбежала.

Глава шесть. Бросок сети

Она шла, быстро удаляясь от реки, так как набережная была широкой и хорошо освещенной. Целая путаница прямых улиц располагалась между местом, где она находилась, и Королевским Арктическим Институтом, бывшим единственным зданием, которое Лира была в состоянии найти, и в этот темный лабиринт она сейчас и спешила.

Если бы она только знала Лондон так, как знала Оксфорд! Тогда бы она знала, каких улиц следует избегать или где добыть немного еды; или даже в какую дверь постучать и попросить защиты. В ту холодную ночь темные аллеи вокруг казались живыми, наполненными движением и скрытой жизнью, о которых она не имела представления.

Пантелеймон преобразился в дикую кошку и сканировал темноту пронзающими ночь глазами. Иногда он останавливался, ощетиниваясь, и Лира спешила прочь от входа, в который готова была войти. Ночь была полна звуков: взрывы пьяного смеха, два хриплых голоса, затянувших песню, рёв и стоны какой-то несмазанной машины в подвале. Лира осторожно шла мимо всего этого, держась тени и узких аллей; ее обостренные чувства смешивались с чувствами Пантелеймона.

Время от времени перед ней вставала широкая освещенная улица, где гудели и искрили трамваи под ямтарическими проводами. Для пересечения лондонских улиц существовали правила, но она ими пренебрегала; когда же её кто-нибудь окликал, Лира убегала.

Хорошо быть снова свободной. Она знала, что Пантелеймон, мягко ступая кошачьими лапами позади нее, испытывал ту же радость, что и она, снова оказавшись на открытом воздухе, даже если это был мрачный воздух Лондона, пропитанный дымом, сажей и лязгом металла. Настанет момент, когда придётся обдумать то, что они услышали в квартире госпожи Коултер, но не сейчас. И, в конце концов, нужно будет найти место, где можно поспать.

На перекрестке у угла большого универмага, чьи окна ярко отсвечивали на мокром тротуаре, находился фургон-кафе: маленький домик на колесах с прилавком под деревянной откидной створкой, которая качалась, подобно тенту. Желтый свет мерцал внутри, и аромат кофе распространялся вокруг. Одетый в белое пальто владелец, наклонившись над прилавком, разговаривал с двумя или тремя клиентами.

Это было соблазнительно. Лира шла уже больше часа, ей было холодно и сыро. С Пантелеймоном в образе воробья, она подошла к прилавку, чтобы привлечь внимание владельца.

— Чашку кофе и сандвич с ветчиной, пожалуйста, — сказала она.

— Вы гуляете очень поздно, моя дорогая, — ответил мужчина в цилиндре и белом шелковом кашне.

— Да, — сказала она, отворачиваясь и глядя на оживленный перекресток. Театр поблизости только что опустел, и толпа бурлила перед ярко освещенным фойе, ища такси и закутывая плечи в пальто. С другой стороны был вход вокзала Чтоник, где еще большая толпа сновала вверх и вниз по ступеням.

— Все готово, милая, — сказал хозяин. — Два шиллинга.

— Позвольте мне заплатить, — сказал человек в цилиндре.

— Почему бы и нет? — подумала Лира. — Я бегаю быстрее, чем он, а деньги могут мне понадобиться позже.

Человек в цилиндре положил монету на стойку и улыбнулся ей. Его деймон был лемуром. Он цеплялся за отворот пальто, пристально смотря на Лиру круглыми глазами.

Она откусила от сандвича и взглянула на оживленную улицу. Лира понятия не имела, где находится, потому что никогда не видела карту Лондона, и даже не знала, насколько он велик и как далеко надо идти, чтобы найти деревню.

— Как Вас зовут? — спросил человек.

— Алиса.

— Красивое имя. Позвольте мне капнуть этого в Ваш кофе… это согреет Вас…

Он начал отвинчивать крышку серебряной фляги.

— Не нужно, — сказала Лира. — Я люблю обычный кофе.

— Держу пари, вы никогда раньше не пробовали бренди, подобное этому.

— Пробовала. Я тут же заболела. Я выпила целую бутылку. Почти.

— Как хотите, — сказал мужчина, наклоняя флягу над своей кружкой. — Куда это Вы идете совсем одна?

— Встречать отца.

— Кем он работает?

— Он убийца.

— Кто?

— Я же сказала, убийца. Это его профессия. Сегодня ночью он работает. У меня здесь для него чистая одежда, потому что обычно после работы он возвращается весь в крови.

— А! Вы шутите.

— Нет.

Лемур тихо мяукнул и медленно вскарабкался на плечо мужчины, чтобы вглядеться в нее поближе. Лира бесстрастно допивала кофе и доедала сандвич.

— Доброй ночи, — сказала она. — Я вижу, мой отец уже пришел. Похоже, он сердится.

Человек в цилиндре оглянулся, и Лира поспешила к толпе у театра. Как бы она ни хотела посмотреть на вокзал Чтоник (Госпожа Коултер говорила, что это не подходит для людей их класса), ещё сильнее она опасалась попасть в ловушку под землёй; лучше уж находиться на открытом пространстве, где при необходимости можно убежать.

Лира все шла и шла, а улицы темнели и пустели. Моросил мелкий дождь, но даже если бы не было облаков, городское небо было слишком освещённым, чтобы увидеть звезды. Пантелеймон полагал, что они двигаются на север, но кто знает?

Бесконечные улицы с одинаковыми кирпичными домиками, с садами, в которых хватало места только для ящика с мусором; большие мрачные фабрики за проволочными заборами, с одной лишь ямтарической лампой, холодно сияющей высоко на стене, и громко храпящим сторожем; иногда унылая часовня, отличающаяся от завода только крестом. Один раз она попробовала открыть какую-то дверь, чтобы услышать стон из-под скамейки в футе от себя в темноте. Она увидела, что двор был полон спящих фигур, и убежала.

— Где мы будем спать, Пан? — спросила она, пока они тащились вниз по улице мимо закрытых магазинов.