Трое в Таиланде, не считая собак - Антон Лирник

— Интересно, а куда подевались Том и Клэр, мои друзья из солнечной Великобритании? Что-то их давно не видать с тех пор, как мы приехали.

— Ванчай говорил, они нас боятся.

— Странно, чего нас бояться? Что мы, нелюди какие? — Сергей пожал плечами и одним ударом открыл бутылку пива об стол.

Хлопанье тапок возвестило нам о приближении Макарова. Он тяжело опустился на стул и издал стон, в котором слышались и муки похмелья, и предчувствие новой неминуемой пьянки.

— А почему без барсетки? — спросил Лаптев.

— Так спокойнее. Вы мне что-то заказали?

— Да. Сейчас Ваня всё принесёт.

— Ну, раз мы профукали экскурсию…

— Нет, Миша, через час за нами заедут.

Макаров страдальчески закатил глаза:

— И какая же у нас будет программа?

— К сожалению, змей мы не посмотрим… — Мы с Мишей зацокали языками, плохо имитируя огорчение. Лаптев наш сарказм проигнорировал.

— …Но у нас будет прогулка на слонах, погружение к кораллам и потом встреча с крокодилами и обезьянами.

— И всё это мы успеем за один день? — удивился я.

— Ну да.

— Лаптев, смотри, если мне не понравится, то я сделаю тебе больно, — с похмелья Макаров суров. — Я готов вытерпеть все эти четыре пункта, но только ради нашей дружбы.

Вообще-то, Миша животных любил, но ровно до шестого класса. В те годы у меня был хомячок Борька, он жил в трёхлитровой банке, где и создавал неповторимую ауру уюта. Как-то ко мне в гости пришёл Макаров. Когда я доверчиво отвернулся, он решил засунуть руку в святая святых, то есть в банку к Борьке. Чтобы погладить. Зверю эта идея пришлась не по вкусу, чего не скажешь о пальцах Макарова. Пальцы пахли яблоками, которые мой прожорливый друг только что съел. После того как Борька вонзил зубы в Мишины пальцы, начался «Танец с саблями» Хачатуряна.

Миша пронёсся через всю квартиру по такой замысловатой траектории, какой бы позавидовал любой воздушный шарик, выскользнувший при надувании. Руку он, конечно, вытащить не смог и орал как потерпевший. Я умолял его не задушить Борьку, а Борьке кричал, чтобы он не кусал Мишку. В конце концов Макаров зацепился банкой об косяк. Банка разлетелась вдребезги, Борька оказался на свободе. Но свобода встретила его осколком банки, острым, как клык шакала. Мир жесток к хомячкам. А пожиратель яблок после этого инцидента стал шарахаться от всего живого, опасаясь причинить вред по неосторожности.

В условленное время мы вышли к дороге. Подъехал пикап, из кабины вылез лохматый смуглый мальчонка и, сверившись со списком, спросил:

— Laptev, Makarov and Telkin?[22]

— Не Тёлкин, а Ёлкин, чучело! — пробурчал я.

— Тёлкин! Точно, Тёлкин! — Сергей с Мишей корчились от смеха. — Почему мы раньше не догадались тебя так дразнить? Вот что значит глаз замылился.

— Будете ржать — вообще никуда не поеду!

— Ну ладно, не обижайся, мы не со зла.

В кузове пикапа сидело несколько человек:

А) девица, покрытая татуировками и пирсингом на 73 %,

Б) её бойфренд — юный красноглазый укурок с причёской а-ля Боб Марли, а также

В и Г) наш сосед по бунгало, бодрый старичок, укомплектованный кривоногой тайкой.

Когда мы забрались в кузов, тайка на миг отвлеклась от дедушки и улыбнулась в нашу сторону. После этого она принялась демонстративно поглаживать плешивую голову своего спутника. Постанывая от удовольствия, дед промурлыкал:

— My name is Karl! I am from Germany![23]

Мы переглянулись, Макаров скрипнул зубами.

— We are from Russia! Our name is Perviy Beloruskiy Front![24]

— Sorry?[25]

— Миша, не пугай дедушку!

— Я его ещё не пугал. — В этот момент машина тронулась, и девица с красноглазым свалились на нас, как два мешка с картошкой.

— Держаться надо, чувачки! — цыкнул на них Лаптев. Те в ответ пробулькали что-то на скандинавском наречии и тут же принялись целоваться.

— Ясно. Потомки викингов, любители грибов и суицидов. Что ж, прогулка обещает быть интересной, — Макаров наливался добротой, как кистень свинцом.

Первым пунктом для нас (и вторым для остальных) была ферма слонов. Она находилась в глубине острова и выглядела довольно прозаически. По огороженной жердями территории грустно бродили ушастые великаны. Между их ног слонялись собаки и куры. Воняло навозом. Возле покосившейся хибары сидел худой и сильно потёртый жизнью дрессировщик. При нашем появлении он приподнялся и, блеснув жёлтыми белками гепатитных глаз, приветливо помахал рукой. Наш малолетний гид что-то промяукал ему, тот кивнул, и на слонов начали верёвками крепить сиденья. Слон — животное большое, поэтому сиденья были двухместные. Такие стоят в «пазиках», которые ещё порой курсируют между деревнями. Одна из крепёжных верёвок пропускалась под хвостом. Глядя на эту процедуру, Макаров меланхолично спросил Лаптева:

— Слышь, а сколько слоны едят в день?

— В среднем триста кило травы и листьев. А если в неволе, то меньше, просто пища более калорийная: морковка, хлеб, сено.

— А пьёт он сколько?

— От ста до трёхсот литров воды в день, в зависимости от температуры воздуха.

— Интересно, а слоны бухают?

— Конечно! Я читал, как они делают брагу. Выкапывают бивнями яму, накидывают туда фруктов, закидывают листьями. Когда фрукты начинают бродить, слоны приходят и употребляют сей крюшон. А потом — дискотека с ломанием деревьев.

— Уважаю, наши люди.

Пока мы предавались созерцанию, слонов оседлали, и погонщики уселись на их шеи. Сергей мигом выскочил на сиденье, сказалась подготовка: в старших классах Лаптев увлёкся конным спортом и всерьёз собирался стать жокеем, но злая акселерация поставила крест на его ипподромных планах. Сергей рос и набирал вес, что для жокея крайне нежелательно. В погоне за мечтой Лаптев решил обмануть природу и начал сбрасывать вес при помощи бега и саун. На диету он не садился, боясь огорчить мать. В результате чрезмерных нагрузок заработал юношескую аритмию и не прошёл медосмотр перед очередными соревнованиями. Аритмия потом прошла, как и акселерация: рост Сергея остался в пределах обидного «ниже среднего». Природу не обманешь, она сама кого хочешь обманет!

Прогулка на слонах оказалась скучной. Слоны шли, мерно покачиваясь и хлопая ушами. Мы дремали в сиденьях, с той секунды, как поняли, что джунгли везде одинаковые. Оказалось, человек, который едет на слоне, со стороны выглядит куда круче, чем чувствует себя. Поэтому, вернувшись на ферму и спрыгнув на землю, мы испытали облегчение. Слоны тоже, причём прямо у нас на глазах. Это было внушительно, Миша даже запечатлел результат на свой телефон.

— Ну что ж, теперь я имею отдалённое представление о том, что такое «говно мамонта». Спасибо тебе, Лаптев! Сколько ещё пунктов осталось?

— Ещё три пункта программы. Погружение тебе понравится, — терпеливо ответил натуралист.

— Предупреждаю сразу, я плохо плаваю! — нагнетал атмосферу оптимизма Макаров.

Загрузившись в пикап, мы вернулись к побережью. На пирсе нас затолкали в деревянную лодку с мотором. Лодка была большая, солнце уже начинало припекать, поэтому мы все спрятались под навес. Мальчонка предложил нам воды. Чуть скривившись, Макаров, спросил:

— А пиво есть? Бир?

— No, sorry[26].

— Пива у них нет! Блин, Лаптев, что это за экскурсия такая, без буфета, а?

— Потерпи немного, сейчас причалим и сразу найдём тебе эликсир радости.

Лодка помчалась вокруг острова. Мимо проносились скалистые берега и холмы, покрытые живописными джунглями. Макаров насупился ещё сильнее:

— Тоже мне, экскурсия. Хоть бы зверушка какая выскочила. Сиди тут, смотри на их лес…

Заглушив мотор посреди залива с прозрачной водой, рулевой, он же капитан, он же единственный член экипажа, принялся раздавать нам маски с трубками. Немецкий дедушка деловито достал из рюкзака личное снаряжение и протёр трубку влажной салфеткой. Его тайка от погружения отказалась, уткнувшись в мобильный телефон. Девица и «Боб Марли» взяли маски и трубки и стали полоскать их за бортом. Под это хлюпанье ко мне пришла гигиеническая паранойя: «Это кто же до меня эту трубку слюнявил?» Представив в голове эту бесконечную цепочку больных всеми кожными заболеваниями туристов, я решил прыгать в одной маске, без трубки. Вода за бортом оказалась противно-тёплой, но зато прозрачной. Рыбы самых разных расцветок и размеров плавали стаями и поодиночке на фоне причудливых кораллов, между которыми привольно валялись морские огурцы — голотурии.

Глубина была метра четыре. Набрав полные лёгкие воздуха, Лаптев поплыл ко дну. Я устремился за ним, но в ушах начало шуметь, и я развернулся. Отфыркиваясь, как морж, я лениво доплыл к трапу из нержавейки и вцепился в него руками. Рядом вынырнул по-детски довольный Лаптев и тут же сунул мне под нос голотурию.