Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 1 часть - Альманах Российский колокол

сделали надпись об упокоенной. Так маленькая Галя ушла следом за тетей Галей, первой красавицей и певуньей Успеновки. Не удавалось родне закрепить на земле живой росток в знак памяти о Галине Давидовне Карпенко. Видать, была она неповторима.

* * *

Официальные запросы Ивана о местонахождении ссыльной матери остались без ответа, но помощь пришла от добрых людей, без которых не обходится мир. Подруга Доры, Оля Гальченко, сообщила письмом, что в Якутии, близ поселка Джелтулак, вместе с ее родственниками живет и Прасковья Карпенко. Выяснили, что Джелтулак находится поблизости от Якутии, северной страны якутов, эвенков, эвенов и чукчей. Стала ясной география предстоящего маршрута, оставалось добраться. Для дальней поездки Иван продал единственную ценность, которой обладал, – именные часы, подаренные ему наркомом путей сообщения Лазарем Кагановичем. Иван гордился карманными часами на цепочке, на крышке которых была выгравирована красивая надпись: «И. Д. Карпенко от наркома путей сообщения», но пришлось расстаться со своей гордостью.

На этот раз Иван следовал по пути, проложенному матушкой. Поначалу взял билет до станции Большой Не-вер, куда ссыльных доставили товарняком. Иван ехал пассажирским поездом, но без неприятностей не обошлось и здесь. Он попал в вагон, в одной половине которого ехали обычные пассажиры, а в другой везли уголовников, один из которых ночью умудрился стащить у беспечного молодого человека, пока он спал, чемодан с дорожными вещами. Спасло то, что документы и деньги Иван держал при себе. Большой Невер оказался маленькой грязной станцией, приткнувшейся к одноименной реке, притоку Амура. В поисках попутки Иван обратился к водителю грузовика, ходившего по Алдано-Якутскому тракту:

– На Соловьёвский прииск, по реке Джалинда, доедем?

– Может быть, по реке Джалта? Там новые прииски, а на Джалинде закрываются.

– Что за Джалта?

– Приток Иликаны. Словом, едем до Джелтулака, там разберешься, здесь одна дорога.

Иван ехал в кузове на мешках муки, укрываясь брезентом. Ночью остановились в поселке прииска Соловьёвский, подкрепились в столовой, работавшей круглосуточно при интенсивном дорожном движении. Затем Джелтулак с ночевкой в общежитии, где Ивана приняли хорошо и на ночь предложили место на топчане. Утром комендант Джелтулака назвал Ивану место расположения прииска «Стрелка», где, предположительно, находилась Прасковья Ивановна Карпенко. Снова попутка.

– Тебе куда? – переспросил шофер.

– Сам не знаю, сказали на Джалту, приток Иликаны. Мать ищу, куда-то на прииски выслана.

– Так с Джалты основная добыча перекинулась на Леоновский прииск по реке Джалок, тоже приток Иликаны. Как прииск называется, не знаешь?

– Стрелка, кажись.

– Так это рядом, на Джалинде. Поехали!

У Ивана голова шла кругом от схожих названий рек и поселков; тезки какие-то. Три золотоносные речки-сестры от общего корня «джал» щедро делились со старателями благородным металлом, и еще с десяток рек были богаты не меньше, но не за золотом рвался Иван на прииски. И вот Иван бегом кинулся к старым полуподвальным баракам на окраине поселка. По подсказке проходившей женщины вошел в полутемный барак с тяжелым сырым воздухом; часть окон забита фанерой, другая – завешена одеялами. Вдоль стен тянулись нары из грубо отесанных горбылей, посреди барака стол, сбитый из досок.

Когда Иван увидел лежавшую на нарах немощную бело-седую старушку, обложенную вокруг полынью, то не сразу признал в ней родную мать. Мокрая, совсем худая, не в силах даже приподняться с постельных тряпок, она и плакать не могла, только жалобно стонала, обнимая сына, и чуть слышно приговаривала: «Ванечка, сыночек». Пришли другие пожилые женщины, освобожденные от работ и немногим лучше выглядевшие, с расспросами, что там делается на воле. Они были полностью оторваны от мира: ни писем, ни посылок не получали, свиданий с родными никаких. Пожаловались на свое житье, хотя и без жалоб все было видно как на блюдечке. Объяснили, что полынь раскладывают, чтобы хоть как-то уберечься от клопов.

Утром Иван стоял в очереди на прием к коменданту. На приеме предъявил сохранившийся студенческий билет, справки и благодарности за работу и попросил освободить мать из ссылки. Комендант согласился, что ссыльная тяжело больна, и пообещал организовать медицинскую комиссию по установлению состояния ее здоровья, а Ивану на время оформления документов по освобождению Прасковьи Ивановны предложил поработать в старательской артели, даже в одной из передовых. Сам когда-то ходивший в студентах, комендант оказывал Ивану добрую услугу для заработка. Все бы коменданты были такие! На следующий день Иван был принят в передовую бригаду Н. Иконникова, на участок добычи породы. Ему провели инструктаж по правилам обращения с тачкой и лопатой при перевозке золотоносного песка от ключа наверх, к бутаре, по узеньким мосточкам, сбитым из досок. Иван, имевший незаконченное высшее образование по ремонту подвижного железнодорожного состава, с ходу освоил старательский инвентарь. Обливаясь потом, он упрямо толкал груженую тачку на бугор, та, в свою очередь, обливаясь ключевой водой, с тем же упорством сталкивала старателя вниз. Старатель пыхтел, тачка скрипела, но дело шло, не зря же Иван, крестьянский сын, легко крестился двухпудовой гирей. А Иван за работой видел себя на успеновской пашне, крепко державшим плужные ручки. Видел коней, впряженных в плуг. Ах, лошадки, лошадки, нелегок же был их тягловый удел…

Промывка песка у старателей пошла веселее, бригада Иконникова прочно закрепилась на Доске почета и не могла нарадоваться на проворного добытчика породы. Тот, в свою очередь, радовался хорошей зарплате, которую выдавали бонами по мере сдачи золота в пункт скупки. Боны охотно принимались в магазинах или обменивались в приисковой кассе по курсу: за один бон – десять рублей. Модный шевиотовый костюм продавался за двадцать бонов, масло сливочное – по три бона за кило, часы швейцарские – по пять, и это при зарплате в пять-семь бонов за смену! Заработок, конечно, неплохой, хотя работа была адова: смена по двенадцать часов, с обеденным перерывом на полчаса. Под приглядом сына и с появлением надежды на освобождение оживилась матушка. Начала собирать свой неразлучный сундучок на обратную дорогу из лагерного ада к дому, которого, правда, не стало.

* * *

Еще одна радостная встреча поджидала Ивана на прииске – с детской любовью, Леной Гальченко. Это ее сестра Оля, оставшаяся на свободе, сообщила Доре о местонахождении высланной Прасковьи Ивановны. Сколько их может быть, Любовей, у человека за жизненный путь? Это кому как отпущено и кому как повезет. Ивану на любовь почему-то всегда выпадала счастливая карта, с детских лет и до взрослой жизни. Он и сам не знал, почему такой везучий в отношениях с прекрасным полом. Недурен собой, чист сердцем и душой, легок в общении, всегда в гуще культурных событий, но только ли в этом