Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 1 часть - Альманах Российский колокол

сообщал В. Молотову о четырех с половиной тысячах детей ясельного возраста, содержавшихся в исправительно-трудовых лагерях. Имелось также пятьдесят колоний для несовершеннолетних детей репрессированных родителей. Проявлялась забота о детстве.

Охрану военные служаки передали милиционерам, отсюда далеко не убежишь. Ехали на большой скорости и почти без остановок, многих укачивало, дети сильно страдали, взрослые не показывали вида: все равно бесполезно. Вечером другого дня колонна подошла к поселку Джелтулак, где ее снова встретили службисты ГПУ, относившиеся к несчастным людям враждебно, как к преступникам. В этих местах в конце девятнадцатого века был основан прииск Васильевский, при котором вырос небольшой поселок Стрелка. Позднее старатель Соловьёв в девяти километрах от Стрелки, на реке Джалинда, что у коренных жителей означало «каменистое дно с валунами», разбил поселок, а при нем устроил прииск Соловьёвский, ставший весьма перспективным. В советское время Стрелка вошла в состав Соловьёвского сельсовета.

Прасковья была распределена на прииск «Стрелка», куда привезли пятнадцать семей – и почти все из одной деревни, с той же Средне-Белой. Никуда от нее, да оно и лучше, как-то ближе к родным местам. Какую рабочую должность могла исполнять Прасковья, больная и старая, мало бы кто подсказал. Кроме как для роли пациентки, не годилась ни на что, а тут объявились и опекуны. Среди сосланных на «Стрелке» оказалась семья Закитных с Дуняшей, Прасковьиной племянницей, во главе. Дуня была дочерью младшего брата Прасковьи, Ивана, того мальца, которому злой мачехой разрешалось ехать на телеге переселенческого обоза. Племянница вышла замуж за Архипа Закитного, взятого по политике, а ее с четырьмя взрослыми дочерями, как ЧСВН, выслали подальше от дома, чтобы не смущали новых владельцев. Младшую дочь Надю Дуня поставила присматривать за больной теткой, а заодно готовить пищу на бригаду.

Золотодобытчиц поместили в старых деревянных бараках, где раньше содержались заключенные. Нары были общими, без всяких перегородок, посреди барака стояла бочка, приспособленная для отопления. Разбитые окна, грязь и вездесущие клопы. Приводить заброшенное жилье в порядок предстояло самостоятельно. Женщин и девушек распределили в старательские бригады, выдали хлебные карточки. Нетрудоспособных и детей тоже не забыли, выдавая по четыреста граммов черного хлеба, без всякого варева, но разрешался сбор подножного корма, таежных грибов и ягод, пока они были. И на том спасибо.

Женщины-старатели мыли золото в бутарах, кои делались из теса в виде длинных корыт, дно которых выстилали суконными ковриками, а сверху накрывали железными решетами для приема золотоносной породы. Породу промывали водой из шланга, один конец которого опускали в ручей, а воду подавали насосом, работавшим без всякого электричества. И зачем оно нужно, электричество, если воду качали четыре женщины фигурами покрепче, попарно стоявшие с двух сторон насоса на рычажном коромысле? Работа не пыльная, хотя монотонная и изматывающая плечи, руки и спину. Породу таскали из ручья как придется. Пустая смывалась струей воды, а тяжелый металл, ради которого устраивалась вся затея, проваливался через решёта, задерживаясь на ковриках. Дневной сбор сдавали в золотоскупку.

Совсем простая технология, проще не придумать, да еще на дармовой рабочей силе. Рабочая сила трудилась на босу ногу, все равно любые боты промокали насквозь, а резиновой обуви не было и в помине. Север оставался севером даже в августе, и босоногие старательницы, едва одыбав от одной болезни, попадали в другую. Для подмены имелся резерв ЧСВН. От кровососущих тварей не было спасения круглые сутки, на смену ночным, ползающим и скачущим, днем слетался гнус, мошкара проклятая, бич Сибири тех времен. Вечером отдохнуть бы лишний часок – так надо было идти в комендатуру на поверку. Таким был в основном распорядок дня для спецпереселенок на прииске с романтическим названием «Стрелка», где о романтике напоминали изнасилования девушек пьяными конвоирами.

Глава 3. Судьбы людские – те же собачьи

Тем временем выпускник ФЗУ Иван Карпенко за отличную учебу был премирован путевкой в сад-город, или дом отдыха под Владивостоком. Значение фабрично-заводских училищ, которые до войны дали стране почти полтора миллиона квалифицированных рабочих, в решении народно-хозяйственных задач трудно переоценить. Опора индустриализации. После отдыха опять хорошая новость: дирекция ФЗУ оставила его в училище мастером-инструктором по обучению учеников слесарному делу. Так восемнадцатилетний паренек из Успеновки выдвинулся в ряды мастеров производственного обучения. Ивану и другому выпускнику-отличнику, Саше Полинскому, выделили в общежитии комнату-квартиру, в которой они жили в большой дружбе. Друзей Иван заводил везде и всюду, без них он жить не мог, и ничего тут не поделаешь.

Преподавательскую работу неугомонный ученик совмещал с учебой на вечерних курсах помощников машиниста, открывшихся при депо. Успешно окончив их, поступил на работу по специальности. Три года водили они с машинистом Н. Н. Щербаковым на паровозе «Феликс Дзержинский» скорый пассажирский поезд по маршруту Москва – Владивосток. Посмотрел Иван на большую страну, подивился тем стойкости и силе духа, какие проявили деды и отцы, шедшие конным обозом по бескрайним сибирским пространствам. Как можно было пройти пеший путь, если поездом его одолевали с месяц?

На перегонах поезд шел долго, мерно пыхтел по равнинам, петлял меж склонов гор. Из окна насмотреться можно всего. Вот неистребимая природа пробивалась на полянках мелкой хвойной порослью. Елочки тонкие и стройные, узорчатые, с ярусами веточек от земли. Сосенки формировались по-другому: высоким стволиком и пучком веток на верхушке, с пяток штук. Прямо детский сад, подраставший тайге на смену и, главное, без особого пригляда со стороны. Грело бы солнце, была бы земля. А ведь в природе-то покрепче поставлена выживаемость, чем у человека, которому всегда чего-то не хватает, и всегда он от кого-то зависит, размышлял Иван. Так и у него, Ивана, как-то сложатся впереди дела?

А дела складывались благоприятно. По рекомендации дирекции депо Ивана Карпенко, лучшего помощника машиниста Амурской дороги, награжденного именными часами наркома путей сообщения Кагановича, без вступительных экзаменов приняли в Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта. Дорогие карманные часы Ивану вручил лично нарком, забравшийся на Бочкарёвской станции в кабину паровоза и хваливший бригаду за хорошую работу. Машинисту Н. Н. Щербакову он вручил тогда золотые часы, тоже именные.

Партия подстегивала хозяйственников к досрочному выполнению пятилеток, поощряя стахановское движение. В их рядах насчитывалось до полутора миллионов передовиков производства. На Амуре инициатором стахановского движения стал бригадир-забойщик Кивдинских угольных копей П. Рябцев, который превысил дневную выработку угля более чем вдвое. В области тысяча стахановцев вела за собой трудовые коллективы к досрочному выполнению пятилеток. На Амурской железной дороге работала школа стахановского опыта. Для стахановцев открывались отдельные столовые с белыми скатертями на столах. Почет. Иван Карпенко, конечно,