Кочевые повести - Илья Одегов

– И все-таки не прав ты, – сказал наконец Назар, и Абай тут же умолк. – Прав, да не прав. Не от страха перед властью люди по домам сидят. Не власти люди боятся, а друг друга. Блатных боятся, потому что те безнаказанность свою чувствуют и беспредельничают. Бедных боятся, потому что у бедных обид много, а терять им нечего. Пришлых боятся за то, что чужие. Своих боятся за то, что свои знают слишком много. Мы во всем и во всех угрозу привыкли видеть. В каждом врага, изменника и вора подозреваем. Боимся… И правильно боимся! А как не бояться? Вот ты так говоришь, будто мы – стадо. Пастухи, мол, у нас бестолковые, потому и стадо голодное. А мне кажется, что беда как раз в том, что мы не стадо, а волки-одиночки. Каждый сам по себе и сам за себя. За добычу деремся, глотки таким же, как мы, грызем. Перед сильными волками прогибаемся, слабых – сами давим. Слов о единстве много, а единства нет. При этом другим не верим, а сами ничего делать не хотим.

– Ох, не знаю, Назеке, не знаю, – покачал головой Абай, – может, и так. Может быть, это замкнутый круг. Только от этого не легче. И если все так, то что же мы здесь делаем? Что мы здесь все еще делаем? Здесь, в грязном городе, где дышать нечем, среди людей, для которых чужая жизнь, чужое здоровье, чужое имущество – ничего не значат?.. Чего ждем? Пока станет еще хуже? Ведь каждый раз думаю, что все – это уже предел. Хуже быть не может. Но нет. Что ни новость, то спазм страха. Позавчера все говорили о том, что американцы у нас строят лабораторию особо опасных вирусов. Вчера обсуждали, что теперь наша страна станет всемирной урной для радиоактивных отходов. Сегодня только и говорят о том, что с неба падают обломки ракет. Раньше в Алматы люди землетрясения боялись, а сейчас уже почти не боятся. Сейчас пострашнее вещи происходят.

Абай встал и открыл форточку. Морозный воздух мигом проник в комнату, закружился по ней. Закачалась натянутая снаружи между стеной дома и окном паутина, оставшаяся еще с осени. В ней поблескивали снежные искры.

– Вот смотри, как красиво, – сказал Абай, – смотри сюда. Снег в паутине. И паука ведь давно нет. Может, спит, может, и умер уже. А паутина работает. Хотя ей и ловить-то зимой некого. Вот только они, белые мухи, и залетают. Странно это. Никто ловит никого. Ничто ловится никем. Не знаю, Назеке, не знаю… Иной раз думаю, а может, тоже – раз, и все. Как Нина…

И словно в ответ ему под окнами протяжно, по-волчьи завыла автомобильная сигнализация.

9

Вот уже несколько лет Гена жил один. Жил скучно и далеко от центра. Женщин к себе не водил. Иногда по вечерам выпивал бутылочку пивка в удовольствие, а чаще просто валялся перед телевизором, завернувшись в старое одеяло. В такие моменты ему казалось, что мир вовсе не так велик, как пишут в учебниках. Он сам и его комнатка – все становилось крохотным, мелким, способным уместиться на кончике пальца. Гене казалось, что человеческая цивилизация на земле выглядит так же странно, как если бы она возникла между колючками ежа. Он представлял, как ловит ежа, раздвигает его иголки, будто ветви, а там дома, дороги, натянутые между колючек веревки с бельем, высоковольтные трассы, снующие машины, маленькие суетливые люди…

Отличником Гена ни в школе, ни в ПТУ не был. Но ему казалось, что жизнь – это как бег. Вначале бежать всем легко и весело. Одаренные – те, у которых ноги длиннее или дыхалка крепче, те впереди бегут, конечно. Но и остальные не слишком отстают, потому что весело. А вот спустя круг, два, три бегуны начинают выдыхаться. Кто-то сходит с дистанции. Кто-то еще бежит, но еле-еле. У одаренных есть фора, они и с самого начала были первыми, но одного таланта уже мало. Нужен опыт. Нужно умение. Важен становится уже не порыв, а выносливость. В молодости каждый сверкает и искрится. А дальше – труднее. Дальше человек либо теряет силу, либо приобретает. Либо тускнеет, либо оттачивает новые грани. По-другому не получается. А жизнь – это длинный забег с препятствиями. И Гена бежал неторопливо, но упрямо. Старался не споткнуться, не оступиться. И это приносило свои плоды. У него был стабильный заработок, пусть и небольшой, но свой дом и даже некоторые связи. Вот только с бывшей женой отношения не сложились.

Вечерами от налетающего ветра деревья у него за окном беспорядочно махали лапами, и от этого движения что-то шевелилось внутри, беспокоило, словно лапы эти цеплялись за невидимые нити, идущие из его тела, и тянули, тянули в разные стороны. Беспокоила его и выглядывающая из-за горы желтая, пятнистая, как готовое взорваться лавой жерло вулкана, луна.

Гена вставал и бродил по дому, мог подолгу разглядывать нефтяную пленку остывшего чая, следить за летающей в воздухе пылью, наблюдать, как созревает на кончике крана капля.

И в такие вечера все чаще мысли Гены возвращались к рыжей и пушистой Чмо.

10

Утром Назар вышел во двор. Все вокруг было густо укрыто белым чистым снегом, и где-то здесь, среди сугробов, прятался его «гольф». Морщась от обилия белого и от головной боли после вчерашнего, Назар прошелся из стороны в сторону, пытаясь вспомнить, куда припарковался накануне, но не вспомнил.

Данияр с любопытством наблюдал за Назаром через лобовое стекло, а потом не выдержал, приоткрыл дверь своего джипа и крикнул:

– Ассалам уалейкум! Что, машину свою не можете найти?

– Уалейкум ассалам, – ответил Назар. – Вчера вроде здесь была, а сейчас и не пойму…

– Вон она, второй сугроб, – сказал Данияр, вылезая. – Я ночевал просто в машине, скучал, в окно смотрел. Весь двор изучил. Где какое дерево растет, где чья машина стоит, все теперь знаю.

– Спасибо, – обрадовался Назар и принялся руками сбивать снег с машины.

Вскоре действительно показался синий бок его «гольфа».

– Эх, нужно было щетку заранее вытащить, – с досадой сказал он.

– А ты же Абая братишка, да? – спросил Данияр. – Ничего, что я сразу на «ты»?

– Да, конечно. Назар, – представился Назар, протягивая руку.

– Данияр, – сжав ладонь Назара, сказал Данияр. – А щетку я тебе сейчас свою дам.

Он достал щетку и принялся помогать Назару откапывать машину.

– Абая давно не видно, – сказал Данияр, – здоров ли?

– Здоров, – кивнул Назар, – просто выходить не хочет.

– Везет же человеку, хочет – выходит, не хочет – не выходит, – усмехнулся Данияр, выгребая снег из-под колес. – А на что живет, если не секрет? Ох, извини, меня Алиюша все время ругает, когда я такие вопросы задаю. В лоб. А я не люблю вокруг да около. Лучше спросить, а человек, если не захочет – не ответит, так ведь?

– А ты разве не знаешь? – спросил Назар. – Пенсия у него. По выслуге лет. Копейки, конечно. Но Абаю много не надо.

– А много сейчас и не получается, – отозвался Данияр. – Как ни крутись, все равно мало. Времена такие. Деньги дешевеют, цены растут.

– Ну счастье ведь не только в деньгах, – сказал Назар, смахивая снег с капота.

– Ну а в чем? А в чем тогда? – оживился Данияр. – Я вот тоже думал, думал… Второй день уже думаю. Я тут, это… меня, короче, жена из дома выгнала, у меня теперь время есть подумать… Ну деньги, да, само собой, деньги однозначно нужны. Но не только, да? А что еще? Ну, допустим, семья. Хотя для кого-то это не счастье, а мучение… Я вот вчера думал, что, может, большой жизненный опыт для счастья нужен? А ни хрена! Вот, например, съездил я в Индию десять лет назад. Там тогда про Казахстан вообще мало кто слышал. Я молодой еще был, пацан совсем, только университет окончил, ниче о жизни не знал. Ну и искал себе приключений на одно место. А там это легко! Подружился, значит, с одним афганским контрабандистом и наркоторговцем, и мы с ним всю Индию исколесили. Он грехи замаливал и гашишем торговал, а я с людьми знакомился, со святыми разными,