Кочевые повести - Илья Одегов

прошелся по квартире, отрегулировал покосившиеся дверцы у шкафчиков в зале, подкрутил гайки у подтекающего полотенцесушителя в ванной, а потом решил выбросить мусор. Завязанные мешки еще со вчерашнего вечера стояли у порога и уже попахивали. Он надел джинсы, старый свитер и собрался было выходить, но услышал, как на кухне что-то громыхнуло.

– Алия! Все нормально? – позвал Данияр и, не дожидаясь ответа, пошел к ней.

Перед Алией валялась большая кастрюля, из нее на кафель вытекали остатки вчерашнего супа.

– Я тебя сколько раз просила, – прошипела Алия, увидев Данияра, – мыть грязные кастрюли сразу. Вот ты вечно все раскидываешь.

– Чего это я раскидываю? – буркнул Данияр, поднимая кастрюлю и вытирая тряпкой пол.

– Да все раскидываешь! – воскликнула Алия. – Все! На дом наш посмотри? Куда ни глянь – все не на месте. Везде какие-то бумаги, отвертки, майки – все вперемешку. Ты что, не можешь вещь на место положить, если взял? Слишком сложно, что ли? Мы ведь договорились, что кастрюли моешь ты. Знаешь же, что мне тяжело. Единственная просьба была… А ты… Вот чего ты тут тараканов разводишь?

– Каких еще тараканов? – насупленно сказал Данияр, присев на стул. – Нет у нас никаких тараканов.

– Так будут! – воскликнула Алия. – Сколько раз говорила: грязную одежду сразу в корзину складывай, так нет, до сих пор по всему дому твои носки валяются, под каждым шкафом.

– Не под каждым, а только под одним, – возразил Данияр.

– Целыми днями готовлю тебе, убираю, стираю! Уже год прошу посудомойку купить, а тебе все равно. Я что, служанка? Обо мне вообще не думаешь! – Алия сердито посмотрела на Данияра и вдруг снова закричала: – Вот чего ты в уличных грязных джинсах уселся на чистый стул? У тебя головы нет, что ли?

– Сам сел, сам и вытру! – раздраженно воскликнул Данияр, встал и протер стул.

– Ты че, совсем?! – закричала Алия. – Сначала пол, а потом той же тряпкой стул вытираешь?!

– А че ты на меня кричишь?! – возмутился Данияр. – Нормально не можешь говорить?

– Да ты нормально не понимаешь! – срывающимся голосом высказывала Алия. – Невозможно жить с тобой! Не могу я. Уйду лучше куда-нибудь, неважно куда, только чтобы без тебя.

– Я тебя не пущу, – сказал Данияр.

– А куда ты денешься? – удивилась Алия, не глядя на него. – Я так не могу больше.

– Тогда лучше я уйду, – заявил Данияр. – Раз я тебя раздражаю, то я и уйду.

– Ну и иди, – отозвалась Алия. – Иди. Мне все равно.

– И уйду, – сказал Данияр. – И уйду.

Он прошел в прихожую, надел пуховик, шапку, зашнуровал ботинки, взял ключи от машины, отсчитал себе немного денег из кошелька и вышел, захлопнув за собой дверь.

Данияр сразу понял, куда идти. О гостинице он даже не думал. Не думал и о друзьях, которые пустили бы переночевать, конечно, но пришлось бы что-то объяснять, оправдываться, а этого Данияр совсем не хотел. Уже вечерело, поэтому Данияр сначала прогулялся до магазина на углу, купил воды, хлеба, палку колбасы, кусок сыра и несколько плиток шоколада. С покупками он вернулся во двор, открыл свою машину, засыпанную снегом, и залез на переднее пассажирское сиденье.

Снег сначала падал крупными липкими хлопьями, а потом измельчал, стал острее, жестче, чаще. Поднялся ветер, захлопали, загремели жестяные листы на крышах, закачались провода. Алия начала беспокоиться и выглянула во двор. Их старенький джип стоял прямо под фонарем. Из выхлопной трубы шел густой белый пар.

Алия была, в общем-то, не рада тому, что Данияр ушел, но и не расстраивалась, нет, скорее, она чувствовала, что это справедливо. Что он, Данияр, заслужил быть наказанным, а она заслужила провести хоть какое-то время в покое. Убедившись, что муж поступил, как она и предполагала, то есть отправился ночевать в машину, Алия совсем успокоилась, включила музыку и занялась домом. Она прибралась, протерла подоконники, полила цветы. Потом подогрела чайник и выпила несколько чашек чая вприкуску с овсяным печеньем. Включила телевизор, полистала неторопливо каналы и, ничего интересного не найдя, выключила. За окном медленно шел снег. На верхушке соседнего дерева сидела ворона. Алия погрозила ей пальцем. Ворона посидела еще мгновение, а потом тяжело оттолкнулась от ветки и полетела, с силой хлопая крыльями. Алия хотела поставить какой-нибудь фильм, но все новые фильмы они собирались смотреть с Данияром вместе и включать их теперь, без него, было как-то нечестно. Она снова выглянула украдкой во двор. Снег уже занес следы дня. Все снаружи было белым, нетронутым. Она задернула шторы, разделась и залезла в кровать, укрывшись с головой. Зима сразу стала далекой и призрачной, только непривычно и грустно было засыпать, не чувствуя рядом с собой теплого Данияра.

А на улице снег не переставал идти. Машины, стоящие во дворе, постепенно теряли свои контуры, снег увеличивал их в размере и сглаживал очертания, превращая в гигантские белые оплавленные свечи. Данияр полулежал, откинувшись на переднем сиденье своего джипа, и смотрел, как мир исчезает перед его глазами. Изнутри снег, лежащий на лобовом стекле, казался черным, а не белым. Но сквозь него необъяснимым образом проходил желтый свет фонаря, и от этого света воздух будто бы мерцал. Данияр сначала завел машину, включил печку, прогрел салон, а потом решил, что в заведенной машине спать нельзя, и остановил двигатель. В багажнике у него лежало несколько пледов для пикников, он укутался сразу во все и натянул на уши шапку. Глядя на лобовое стекло, он чувствовал себя младенцем, завернутым в пеленки и шали, вот только двигался он словно не к свету, а в противоположную сторону.

7

Рука ныла. Гипс Степанычу сделали хорошо, плотно, но без пережатий. Вначале на морозе боль не чувствовалась, но теперь появилась: такая тупая, тянущая, неприятная. Степаныч шел медленно, внимательно переставляя ноги, чтобы не дай бог не упасть снова. Подойдя к подъезду, он увидел прямо перед дверью порванный пакет с мусором. Из пакета текла какая-то мутная жижа.

– Опять двадцать пять! – досадливо воскликнул Степаныч, останавливаясь.

Жижа медленно загустевала, расплывалась лужей по бетонному полу, схватываясь на морозе.

Степаныч слегка присел, охнув, подхватил здоровой рукой пакет и понес его на мусорку.

На парковке вокруг машин слонялся Данияр.

– Здравствуйте, Виктор Степаныч! – радостно сказал он. – Мусор выносите?

– Привет, Данияр, – кивнул Степаныч.

Из пакета капало на снег желтым.

– Не знаешь, кто повадился мусор перед моим подъездом оставлять?

– Без понятия, – развел руками Данияр. – А что, не в первый раз уже?

– Да какой там! То и дело нахожу. Ну, положим, не каждый день, но пару раз в неделю точно. И так уже полгода, пожалуй.

– А вы камеру установите, – посоветовал Данияр. – С соседями скиньтесь и установите.

– Какая камера, о чем ты, Данияр? Никто не хочет, чтобы лучше становилось, дал бы бог сохранить то, что есть. И мусор только мне глаза мозолит. Я вначале злился и сам выносил. А потом думаю: мне одному, что ли, это нужно? Ну, думаю, не трону пакет, сколько он простоит? И представляешь, день стоит, два стоит, три стоит. Все мимо ходят, даже не возмущаются. Хорошо еще зима, а то бы уже мухи налетели. Я наконец не выдержал и по соседям прошел. Никто, конечно, не признался, что мусор их. Я говорю: и что, так и будет теперь стоять? А мне говорят: отвали, мол, Степаныч, если это так тебя заботит – иди и вынеси. Ну я и начал снова этот мусор носить.

– Вот же засада, – сказал Данияр. – А знаете, я же сейчас в машине… То есть я во дворе много времени провожу. Буду за подъездом вашим приглядывать. Если кого увижу – расскажу. Или сам по шарам настучу. Никуда это не годится. А то если так оставить, то завтра они же срать в подъездах начнут. Ох, а что с рукой, Виктор Степанович?

– Да неважно, – отмахнулся Степаныч, – а ты последи, последи, Даниярик. И не нужно драться, просто скажи кто, а там уже сами разберемся.

– Лады, – согласился Данияр. – Давайте я мусор отнесу, а вы домой идите, поправляйтесь.

Вернувшись в квартиру, Степаныч вскипятил чайник, налил себе полную кружку и включил телевизор. Экран остался темным, только