Краснознаменная подводная лодка «А-5» («Металлист») - Яков Куприянович Сколота

глубоко встревожило весь личный состав и особенно Центральный пост. Сопоставляя первые секунды после взрыва на мине и те же секунды при посадке на мель, понимаю, что в первом случае столько не было пережито трудных минут и принято немедленных решений и действий, как на этот раз. Командиру лодки Григорию Ароновичу Кукую по долгу первому принадлежала мгновенная реакция нашей опасности: «Рубить узел». Отдаются команды: «Стоп электромотор», «Дать задний ход», «Самый полный задний ход». Вспоминая об этой последней команде, бывший командир отделения электриков Алексей Федорович Литвинов сказал: «С

Центрального поста инженер-механик Глушич передает нам, электрикам, решительный приказ о включении батареи последовательно, что нами было и выполнено». Тогда, когда лодка прочно встала на мель со всем принятым балластом, работа одного винта при больших оборотах привела ее в дрожащее и вибрирующее состояние – послышался треск и ощущалось дребезжание по лодке. Командир с большим вниманием, прильнув к окуляру перископа, следил за обстановкой на поверхности. Убедившись, что лодка остается на месте, он отдает команду: «Продуть главный балласт» и сам быстро направляется в боевую рубку. В Центральном посту производятся все действия по всплытию. Лодка всплывает, и рулевой-сигнальщик краснофлотец

Колесниченко открывает нижний рубочный люк. Командир лодки уже был на мостике. В этой ситуации не могла быть отдана команда: «Сигнальщика на мостик». Я вслед за командиром поднялся на мостик и остановился у люка. Командир был без головного убора, не было у него и бинокля, глубоко взволнован, двигался по левому борту мостика, смотрел в сторону берега, осматривал лодку и предупредил меня: «Комиссар, не задерживайся, будем погружаться». Все это происходило очень быстро, на одном дыхании. Но то, что предстало перед глазами и глубоко воспринималось в те не более шесть-восемь секунд на мостике, не может стереться из памяти. Раннее утро, дневной свет, свежий морской воздух – со всем этим давно не встречался. На фоне Крымской земли красным огненным шаром во всем своем величии предстало Солнце. Но разве все это могло тогда хотя бы сколько-нибудь очаровать нас, занимать наши чувства, когда перед нами, слева по борту, через узкую полоску воды, на песчаной косе, находилась наша смертельная опасность. В ряд стояли темные рыбацкие строения, занятые фашистами, натянуты палатки, протянулись сети или рыбацкие, или для маскировки, шлюпки на воде и берегу. Три вражеских катера левее нашего курса были не на ходу. Вся обстановка спокойная. Естественно, что немцы не ожидали нашего причала к их логовищу, и в это время фашисты не бодрствовали, скорее всего отдыхали. Тогда как на нашем корабле – «клокочущий вулкан». Нахожусь уже в лодке. За командиром задраивают рубочный люк. В Центральном посту отдана уже команда к погружению. Лодка задним ходом уходит под воду. И вновь сравниваю нас с человеком, который после тяжкого труда или события делает с довольным чувством глубокий выдох, под такой счастливый для нас выдох мы дали лодке ход вперед. Всего несколько считаных минут отделяют нас от первого шороха под килем до этого момента. Стремительность, безошибочность в расчетах, принятых решениях и действиях, высокие боевые и моральные качеств личного состава – все это привело нас к победному исходу. Хочу назвать тех, от которых зависела наша судьба в этом поединке с мелью, ими были трюмные машинисты – Дегтяренко, Пепеляев, Ежов, электрики – Кокурин, Литвинов, Ворошилин, помощник командира Кочетков, инженер-механик Глушич. Они действовали по снятию лодки с мели как с давно отработанной задачей. Наш курс продолжался по фарватеру, а случившееся оставалось как бы притчей на нашем пути. Осмотр обстановки на поверхности уже сосредотачивается не вперед по курсу лодки, а больше анализировалась обстановка по корме и заключение командира «кажется, фрицы расшевелились». Но это уже нас особенно не беспокоило. Карта на штурманском столе по-особому волновала и притягивала наше внимание для определения местонахождения лодки. Время, ход, фарватер были слиты воедино. И в напряженном сознании экипажа звучал вопрос: «Неужели это все?». В эти минуты и часы было чем поделиться с личным составом в отсеках и на боевых постах. Конечно, электрикам особая благодарность. «Ура вам, электрики», – я почти беру в объятия комсомольского активиста Лешу Ворошилина, и все понимали, что идет речь о снятии с мели, где их работа обеспечила нашу победу.

Мы приближаемся к траверзу угла, обозначенного на карте минного поля. Становится оживленнее в четвертом отсеке. Кок Алексеев сначала как бы незаметно, невзирая на обстановку, начал подготовку к завтраку, теперь уже без стеснения полностью включился в эту работу, привлекая других.

Внешне еще не замечается спада напряжения у личного состава, но уже не могло не меняться наше настроение оттого, что мы выходим в открытое море. Наступает такая обстановка, когда создается возможность сосредоточиться на нашей лодочной жизни, работе механизмов. В этой связи хочу сказать, что если до этого работу левого винта как бы не замечали, не придавали значения его стуке при каждом обороте и с ним «подергиванию» всей лодки, то теперь (и долго еще впоследствии) это стало раздражающе действовать на нас.

После того как мы оставили минное поле, начат был отрыв от берегов юга Украины, а потом и Крыма. Наш курс лежал в юго-западном направлении. Этим подводилась наша первая черта под пятисуточным испытанием после подрыва на мине. Казалось бы, что, преодолев и оставив позади такой трудный путь борьбы и выйдя победителем, наш экипаж почувствует ощутимый перелом в своей жизни и настроении, но этого пока еще не произошло, хотя уже понемногу спадало психологическое напряжение. Назвать это наше состояние только огромной усталостью было бы не совсем точно – скорее люди были больны от всего пережитого за прошедшие пять суток. Трудно было дышать. Завтрак принимался не всеми с должным аппетитом. Потребность в пресной воде для утоления жажды в наших условиях возрастала. В этом состоянии людей не тянуло к отдыху.

Томительно все ждали всплытия как определенной надежды на облегчение.

Теперь только ход и время могли приблизить нас к этой цели. По карте на штурманском столе командование лодки определяет, где и когда такая возможность всплытия может состояться. Помнится, командир и штурман определяют на курсе точку, где предполагалось всплывать, потом пересекаем ее, и командир с инженер-механиком выясняют плотность батареи – сможем ли мы еще продержаться под водой.

Осмотры на поверхности ничего плохого не предвещали. Но со всплытием не спешили: надо было уйти с верной гарантией в глубь моря от берегов, занятых немецкими оккупантами. Была еще первая половина дня 29 июля, когда отдается команда: «По местам стоять, к всплытию».

Ответственность