Оптина Пустынь. История обители и жизнеописания скитян - Георгий Гупало

Старец о. Макарий при переходе из Площанской Пустыни в Оптину отказался от постоянного священнослужения, частию по физическому недостатку – косноязычию, а более по смирению и еще, быть может, для того, чтобы иметь больше удобства в управлении братиею во время служб церковных, имея всех их пред своими глазами, и только в весьма редких случаях приступал к совершению божественной службы в церкви.

Старец был среднего роста, весь седой, в поношенном платье, с костылем в одной руке и с четками в другой. Лицо, с первого взгляда, ничем не отражающее, даже не совсем красивое от неправильности глаз. На вид более строгое, нежели ласковое. Но несмотря на все это, лицо его, как зеркало, отражало чистую, смиренную и горевшую любовью его душу.

Влияние старца Макария на скитское братство основывалось главным образом на том, что оно к своему старцу, как к духовному пастырю, имело сердечную веру и сыновнюю любовь, открывая ему по возможности ежедневно не только все дела свои и поступки, но и тончайшие помыслы и умственные приражения. Двери его кельи и сердца отверсты были для братии во всякое время, без особого доклада, лишь с молитвой Иисусовой. Силою своего влияния старец поддерживал в братстве строгое соблюдение скитских правил. Всегда присутствовал в церкви и в трапезе, сам распределял частные послушания и назначал келейные занятия по силе и устроению каждого; входил во все обстоятельства, решая возникавшие при исполнении послушаний смущения, недоумения, неприятные встречи, вразумлял, наставлял, поощрял, помогал словом и делом. Каждый послушник знал и чувствовал, что бремя его разделяет с ним страдательно духовный отец и мудрый наставник, отчего и трудные послушания исполнялись легко.

Он завел в скиту рукоделия: токарное, переплетное, футлярное и ложечное, убеждая братию, что монах, занятый рукоделием, борется с одним только бесом, а праздный – со многими.

Вообще же старец всемерно поддерживал в братстве мир, любовь и единодушие, напоминая слово Спасителя: «О сем познают, яко мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин. 13, 35). Особенно же поучал соблюдать смирение, самоукорение, переносить немощи ближнего, полагая душу свою за брата, претерпевать благодушно оскорбления, поношения, укоризны, досады и болезни ради вечного спасения.

Старец о. Макарий почил 6 сентября 1860 года и погребен в Оптиной Пустыни у алтаря соборного Введенского храма, рядом с о. Леонидом. Жития его было 72 года, так же как и о. Леониду.

Подробное сказание о жизни и подвигах иеросхимонаха Макария составлено иеромонахом Леонидом (Кавелиным) и напечатано в 1861 году. Письма же о. Макария, собранные его почитателями, напечатаны были: к монашествующим (в 1862 г.) – один том, к монахиням – 4 тома и к мирским особам – один том.

…На вид лет сто, он ходит через силу,

Но взор его сверкает и горит

Глубокой, крепкой верой в Бога

И в душу смотрит пристально и строго.

Он стоит…

Как некий столп меж нас, им наш украшен скит

И он у всех в великом почитаньи;

Все помыслы ему ты должен открывать

И исполнять безропотно веленья…[22]

Почитая священную память старца иеромонаха Макария, Оптина Пустынь решается исполнить нравственно лежащий на ней долг – смыть с литературной чести старца одну тень, неосторожно на него брошенную покойным Саввою, архиепископом Тверским, издателем писем московского митрополита Филарета к архиепископу Алексию (М., 1883 г. Изданы в пользу вдов и сирот духовного звания Тверской епархии).

Дело в следующем. Митрополит Филарет в письме (18 апреля 1852 г. № 105. С. 93) к ректору преосвященному Алексию сделал строгий отзыв о цензуре.

«…Цензурные замечания читал я, – пишет митрополит Филарет, – и возвращу Вам вскоре. Не думаете ли, что я буду защищать цензуру? Нет. Я думаю, что указ Синода не только справедлив, но и снисходителен, особенно в отношении к письмам о. Макария». Архиепископ Савва сделал к этому слову подстрочное примечание: «Макарий Иванов – иеросхимонах, начальник скита при Оптиной Пустыни» (7 сентября 1860 г. Его письма изданы в 6 частях).

«В замеченных местах, – продолжает митрополит Филарет, – есть неприличие, а в некоторых – даже нелепость. Например: в книге, издаваемой для назидания, публиковать гнусный и адский девиз или пароль Волтерианцов (которым не хочу осквернять сию страницу) и притом без всякой нужды – не нелепость ли это? Не знающие французского языка читатели будут спрашивать у знающих, что это такое? И заставят толкователей осквернить свой язык и осквернить слух вопрошающих. Для того ли издаются назидательные книги?

“Святые могут обрестись в числе проклятых“. Поэтому Церковь, произнося проклятие, может быть, прокляла святых? Назидательно ли это?

“…Все наши“, “…винтальности“.

“…Носом рассекать волны искушений“. Это – нелепость. Только словесная, но нелепость.

Удивительно, что цензура, человекоугодничая издателю, не думает, что стыдит себя, подает подозрение и вредит званию».

Но архиепископ Савва впал в явную ошибку, приписав нашему о. Макарию письма, о которых говорит Филарет. Преосвященный Савва написал такое примечание, очевидно, на память, но память ему изменила. Митрополит Филарет не захотел наименовать о. Макария принадлежащим ему саном, а архиепископ Савва положился на свою память, которая ему изменила, притом не догадался просмотреть те письма.

Между тем письма, о которых упоминает Филарет 18 апреля 1852 года, напечатаны были в Москве в 1851 году, а пропущены цензурой 24 июля 1850 года под заглавием: «Письма покойного миссионера архимандрита Макария», и фразы, приводимые Филаретом, напечатаны на следующих страницах:

1) «Святых, которые могут обрестись в числе проклятых» – ч. I. С. 86.

2) «Носом рассекать волны искушений» – ч. I. С. 16.

3) «Все наши» – ч. I. С. 25, 65.

4) «Винтальности» – ч. I. 47 С. 65.

Во втором издании 1860 года первая фраза «святых…» (С. 101) выброшена; вторая «носом…» (ч. I, С. 50) – тоже; третья «все наши» (ч. I. С. 58 и 86) – сокращена, и четвертая (ч. I. С. 75 и 86) – выброшена.

Между тем письма нашего старца иеромонаха Макария напечатаны в первый раз лишь в 1862 году. Митрополит же Филарет относился к старцу с глубоким почтением, как это доказывают его письма.

Архиепископ Савва, очевидно, смешал в своей памяти издание писем архимандрита Макария 1858 года. Притом к его ошибке послужило и название «Оптинский», которое имеют и Введенская Пустынь, и Болховский монастырь, в котором в последнее время был архимандрит Макарий.

Служебные отношения настоятеля отца Моисея

Калужский епископ Григорий I управлял епархией по 3 марта 1828 года. После него хиротонисан в епископа Калужского Гавриил (Городков), управлявший епархиею до 16 августа 1831 года. С 9 сентября 1831 года по 5 сентября 1834 года управлял епископ Никанор, а 2 октября 1834 года вступил в управление епископ Николай.

Преосвященный Николай ввиду успеха духовной жизни братства Оптиной Пустыни признал полезным для прочих монастырей епархии поставлять оптинских монахов в начальники других, менее благоустроенных обителей. Так, в 1837 году иеромонаха Геронтия он назначил строителем Тихоновой Пустыни. В 1839 году иеродиакона Маркелла – казначеем той же Пустыни, а скитоначальника иеромонаха Антония – в настоятели Малоярославецкого монастыря. Такие перемещения, необходимые в порядке епархиального управления, между прочим породили в некоторых из братий Оптиной Пустыни мнение, что распоряжения владыки происходят будто бы от нерасположения к игумену о. Моисею. Еще более утвердились они в своем мнении, когда владыка, желая возвысить в Пустыни грамотность, стал делать при определении послушников экзамен им в чтении, пении и св. истории. Это показалось им, по их простоте, новым стеснением братии[23].

Но настоящие скорби о. Моисею пришли со стороны своих же послушников. Одну из таких скорбей причинило следующее обстоятельство. Послушник Василий Иванов, вольноотпущенный князя Цицианова, принят был в Оптину Пустынь с сыном Алексеем. Но так как сын через некоторое время оказался одержимым падучею болезнию и временным умопомешательством, то по распоряжению Консистории сей послушник, как опасный и неизлечимый, был исключен из числа послушников и отослан в 1840 году на распоряжение Тульского губернского правления для отдачи на пропитание родственникам. Вдруг прислан был из Св. Синода указ епископу Калужскому от 26 мая 1841 года, в котором сказано, что старший адъютант графа Клейнмихеля, князь Цицианов, обратился к обер-прокурору графу Протасову с жалобой, что отпущенный на волю Василий Иванов с сыном Алексеем назад тому 7 лет, по взносе 1000 рублей в Оптину Пустынь приняты были в оную и пострижены в монахи, а ныне высланы в Тулу для водворения, но деньги не возвращены. Почему Синод предписал: «Послушников оставить в Оптиной Пустыни, а о деньгах 1000 рублей сделать розыскание, так как игумен Моисей отозвался, что их не получал». По этому случаю Калужская Консистория назначила особое следствие о розыске неизвестно куда девавшихся денег. Высокие покровители уволенного послушника, очевидно, дали полную веру его показанию и почти обвинили о. Моисея в утайке 1000 рублей. Трудно было защищаться о. Моисею после того, как составилось предубеждение против него. Но Господь, видимо, защитил его: несмотря на давность дела, о. Моисей ясно доказал, что все касающееся денег в этой истории – чистая клевета. Разъяснилось документально, что тульский купец Сабинин дал Василию Иванову для выкупа на свободу от г. Цициановой 1500 рублей, каковые он и уплатил. Кроме того, послал с ним к иеромонаху Иову для постройки кельи для Иова, с тем чтобы Василий Иванов прислуживал ему и впоследствии и самому Сабинину, когда он поступил бы в скит. За эти деньги и принята была келья Иовом в скиту. Послушник же Иванов письмом от 10 ноября 1841 года дерзнул уговаривать самого Сабинина показать под присягой, что 1000 руб. будто бы внес он через Иова за больного сына Алексея. И так клевета была обнаружена благодаря тому случаю, что Сабинин был еще жив.