Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Поистине первое необходимое условие – чтобы Мудрость была налицо. Но и второе, подобное ему, составляет, в сущности, одно с ним. Эти условия действуют друг на друга всеми своими фибрами и существуют постоянно и неразлучно вместе. Если в вашем Народе много Мудрости, то она непременно будет добросовестно собрана. Ибо мудрые любят Мудрость и всегда будут стремиться к ней как к жизни и спасению. Если у вас мало Мудрости, то и эта малая будет дурно собрана, растоптана под ногами, приведена, насколько это возможно, к уничтожению. Ибо безумные не любят Мудрости; они и безумны прежде всего потому, что никогда не любили Мудрости, а любили свои собственные аппетиты, тщеславие, украшенные гербами экипажи, полные кубки. Таким образом, ваша свеча зажжена с обоих концов и быстро подвигается к сгоранию. Так исполняется сказанное в Евангелии: «Имущему дано будет, а у неимущего отнимется и то, что он имеет». Совершенно буквально, чрезвычайно роковым образом слова эти здесь исполняются.

Наша Аристократия Таланта, по-видимому, находится от нас еще на значительном расстоянии; не так ли, о Бобус?

Почитание Героев

Издателю настоящей книги, не менее чем Бобусу, Правительство Мудрейших, то, что Бобус называет Аристократией Таланта, представляется единственно целительным средством. Однако он не так светло, как Бобус, смотрит на способы его осуществления. Он думает, что мы совершенно упустили случай осуществить его, но в то же время пришли к настоятельной в нем потребности благодаря тому, что отклонились от внутренних, вечных Законов и ухватились за временное, внешнее подобие Законов. Он думает, что «просвещенный Эгоизм», как бы он ни был лучезарен, не есть то правило, которым могла бы быть руководима жизнь человека. «Laissez faire»16, «Спрос и предложение», «Наличный платеж как единственная связь» и т. д. – никогда не были и никогда не будут целесообразным Законом соединения для человеческого Общества. Богатый и Бедный, Управляющий и Управляемый, не могут жить долго вместе на основании какого-нибудь такого Закона соединения.

Увы, он думает, что человек имеет в себе душу, отличную от желудка, в каком бы смысле ни брать это слово. Если помянутая душа задыхается и спокойно забыта, то человек и его дела находятся на дурном пути. Он думает, что помянутая душа должна быть возвращена жизни. Если она окажется неспособной воскреснуть, то человек недолговечен в этом мире. Коротко, что Маммонизм с Мидасовыми ушами, двуствольный17 Дилетантизм и тысячи их свойств и следствий суть Закон, по которому Бог Всемогущий предуказал двигаться своей Вселенной; решительно все это – не Закон. И далее, мы должны будем вернуться к тому, что есть Закон. Но по-видимому, не по мягким цветочным дорожкам и не с исторгаемыми нами «громкими радостными кликами», а по крутым, непротоптанным тропам, через клокочущие пучины, обширные океаны, на лоне вихрей; благодарение небу, если еще не через самый Хаос и Бездну! Воскрешение души, которая задохнулась, не есть процесс мгновенный или приятный, но долгий и страшный.

Для Издателя настоящей книги «Почитание Героев», как он это назвал в другой книге, означает гораздо большее, чем избранный Парламент, или установленная Аристократия Мудрейших. Ибо на его языке это есть истинное содержание, самая сущность и высшее практическое исполнение всех возможных «почитаний», истинных видов достоинства и благородства. Он ждет именно такого благословенного Парламента и, если бы только она могла вполне осуществиться, – такой благословенной Аристократии Мудрейших, почитаемой Богом и почитаемой людьми, все более и более совершенствуемой, – как высшую, благословенную, практическую вершину целого мира, освобожденного от лжепочитания и вновь наделенного почитанием, истиной и благословением! Он думает, что Почитание Героев, выражаемое различно в различные эпохи мира, есть душа всякой общественной деятельности среди людей. Хорошее или дурное осуществление его есть точная мера степени благополучия или неблагополучия в человеческих делах. Он думает, что мы, вообще говоря, осуществляем наше Почитание Героев хуже, чем это когда-либо делал в мире какой-либо Народ. Бернс, как Акцизный Чиновник, и Байрон, как Литературный Лев, суть внутреннее, приняв все во внимание, более низкое и более лживое явление, чем Один как Бог и Магомет как Пророк Бога. Соответственно с этим Издатель настоящей книги твердо убежден, мы должны научиться осуществлять наше Почитание Героев лучше. Все лучшее и лучшее осуществление его означает пробуждение души Народа от ее бесчувствия и возвращение к нам благословенной жизни, – благословенной жизни Неба, а не проклятой гальванической жизни Маммоны. Воскресить Задохнувшегося, по-видимому, уже умирающего и находящегося в последней агонии, если только не успеют его воскресить, – такова, а не иная должна быть последняя цель.

«Почитание Героев», если вам угодно, – да, друзья; но для этого прежде всего надо самим обладать героическим духом. Целый мир Героев, не мир Холопов, в котором не может царствовать ни один Герой-король, – вот к чему мы стремимся. Отбросим со своей стороны от себя всякое Холопство, Низость, Неправду; и тогда будем надеяться, что над нами будет властвовать всякое Благородство и всякая Правда, но не ранее. Пусть Бобус и Компания насмехаются: «Так это – ваша Реформа!» Да, Бобус, это – наша Реформа; и кроме как в этом и в том, что из этого следует, у нас нет никакой надежды. Реформа, подобно Милосердию, о Бобус, должна начинаться изнутри. И раз она будет вполне достигнута изнутри, – то как воссияет она вовне, непобедимая во всем, чего мы ни коснемся, возьмем в руки, скажем и сделаем. Она будет возжигать все новый свет, неуловимым влиянием распространяясь в геометрической прогрессии широко и далеко, творя лишь благо, до каких бы она пределов ни распространилась, а никак не зло.

С помощью Биллей о реформе, Биллей против Хлебного закона и тысячи других биллей и способов мы потребуем от наших Правителей с горячностью и впервые не без успеха, чтобы они перестали быть шарлатанами. В противном случае – удалились; никоим образом не пускали в ход шарлатанства и пошлости для управления нами; не проявляли по отношению к нам ханжества, ни в словах, ни в поступках, – лучше, если они этого не будут делать! Ибо мы теперь узнаем шарлатанов, если мы их увидим; ханжество, если мы его услышим, будет ужасно для нас! Мы скажем, вместе с бедным Французом у решетки Конвента, хотя в более мудрых выражениях, чем он, и «на время» не «часа», но всей жизни: «Je demande l’arrestation des coquins et des laches» («Заключение под стражу мошенников и трусов»). О, мы знаем, как это трудно, как много пройдет времени, пока они будут все, или большинство из них, «заключены под стражу». Но вот, здесь есть такой; заключите хоть его под стражу, во имя Бога! Все-таки одним меньше!

Мы будем, всеми удобоисполнимыми способами, словом и молчанием, действиями и отказом от действий, энергично требовать этого заключения под стражу, – и мало-помалу мы его непременно достигнем. Непременно: ибо свет распространяется; все человеческие души, как бы они ни были отуманены, любят свет. Свет, однажды возожженный, распространяется, пока все не сделается светозарным, пока крик: «Заключите под стражу ваших мошенников и трусов» – не воспрянет повелительно из миллиона сердец, и не прозвучит, и не воцарится от моря и до моря. Да и скольких из них не могли бы мы «заключить под стражу» собственными руками, даже теперь мы сами. Вот хотя бы ты не потакай им! Отвратись от их полированной роскоши, хваленых софизмов, змеиных любезностей, ханжества их слов и поступков, отвратись со священным ужасом, с «Apage Santanas»18, – Бобус и Компания, и все люди постепенно к нам присоединятся. Мы требуем заключения под стражу мошенников и трусов и начинаем с того, что уводим собственные наши несчастные «я» из их общества. Другой реформы нельзя себе и представить. Ты и я, мой друг, мы можем, каждый из нас среди самого холопского мира, сделать по одному нехолопу, герою, если мы этого захотим; это будет два героя для начала. Смелее! Ведь и это в конце будет уже целый мир героев или по крайней мере то, что мы, лишь Двое, можем сделать для его возникновения.