Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И однако верно до буквальности, что до тех пор, пока в том или другом виде это не будет совершено, мы останемся без исцеления; пока это не начнет совершаться, исцеление не начнется. Ибо Природа и Действительность, а не Канцелярщина и Видимость составляют до настоящего часа основание человеческой жизни. На них, все равно на каком слое, человек, его жизнь, силы, все его интересы рано или поздно, но неизбежно должны основаться и быть ими поддержанными или ими поглощенными, смотря по тому, насколько они им соответствуют. Относительно их предлагается не вопрос: насколько соответствуете вы Даунинг-стрит8 и признанной Видимости, а насколько соответствуете вы Божьему миру и действительной Реальности вещей? Эта Вселенная имеет свои Законы. Если вы живете с Законом в согласии, то Законодатель будет к вам дружелюбен; если нет – нет. Увы! Никаким Биллем о реформе9, баллотировочным ящиком, Хартией о пяти пунктах, вообще никакими ящиками или биллями или хартиями вы не произведете следующего алхимического превращения: «Дан мир Рабов. Извлечь Честность из их соединенного действия!» Это перегонка, раз навсегда невозможная. Пропускайте его через реторту за ретортой, получаться будет все-таки Бесчестность в новом наряде, с новыми красками. «Пока мы продолжаем оставаться холопами, каким образом может явиться какой-нибудь герой, чтобы нами управлять». Нами управляет, без всякого сомнения, только «лжегерой», имя которого – Шарлатан, дело и приемы управления – Угодничество, а также Лживость и Самодовольство. Ему Природа отвечает – и должна отвечать, когда он обращается к ней с речью, – вечным «Нет»! Народы перестают пользоваться дружеским расположением Законодателя, если они ходят путями, несогласными с Законом. Вопрос Сфинкса10 остается неразрешенным ими, становится все более неразрешимым.
И поэтому, если ты снова спросишь, основываясь на гипотезе Моррисоновых пилюль: «Что же надо делать?» – позволь мне ответить тебе: через тебя в настоящее время почти ничего. Для тебя, каков ты сейчас, то, что ты должен делать, если возможно, – это перестать быть пустым отголоском сплетен, эгоизма, близорукого дилетантизма и сделаться, хотя бы в бесконечно малом масштабе, верной, внимательной душой. Ты должен обратиться к твоему внутреннему человеку и посмотреть, есть ли там какие-нибудь следы души; а до тех пор ничего не может быть сделано! О, брат! Мы должны, если возможно, воскресить в себе хоть частицу души и совести, переменить наш дилетантизм на искренность, наши мертвые сердца из камня на живые сердца из плоти. Тогда мы различим не одно, но, в более ясной или более смутной последовательности, целую бесконечность того, что может быть сделано. Сделайте первое из этого, сделайте его; второе станет более ясным и более удобоисполнимым; второе, третье, трехтысячное уже начнет быть возможным для нас. Мы будем спрашивать тогда не какие-нибудь Моррисоновы пилюли, в качестве ли их потребителей, в качестве ли продавцов, а совершенно иной сорт лекарств: Шарлатаны не будут иметь уже власти над нами; ее получат истинные Герои и Целители!»
Не будет ли это делом, достойным «исполнения»: освобождать себя от шарлатанов, от лжегероев; все более и более освобождать от них целый мир? Они – единственная отрава мира. Раз мир от них свободен, он перестает быть миром Дьявола, во всех своих фибрах презренным, проклятым, – и начинает быть миром Бога, благословенным и ежечасно приближающимся к благословению. Ты по крайней мере не будешь снова подавать голоса за разных шарлатанов, оказывать почет разным раззолоченным пустотам в человеческом облике. Ты будешь узнавать ханжество по его звуку. Будешь бегать от ханжества с содроганием, дотоле никогда не испытанным, как от явного служения на Шабашах Колдунов, истинно современного поклонения Дьяволу, более ужасного, чем всякое другое богохульство, кощунство или самая настоящая мерзость, о которых когда-либо было слышно между людьми. Ужасно быть всему этому свидетелем в его настоящем пополненном виде! И Шарлатан, и Одураченный, и мы должны всегда держать это в уме, суть лицо и изнанка одной и той же материи: личности, взаимно заменяющиеся. Переставьте вашего одураченного в соответствующую, питательную среду, и он сам может сделаться шарлатаном. В нем есть потребная гнилостная неискренность, откровенная жадность до выгоды и чувство, закрытое для истины, а из этого-то шарлатаны во всех их видах и делаются.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Увы, не герою, нет, а лжегерою по праву необходимости принадлежит мир холопов. «Что же надо делать?» Читатель видит, похоже ли это на то, чтобы искать и глотать какие-нибудь «целительные средства»!
Аристократия Таланта
Если отдельное лицо несчастно, что надлежит ему прежде всего делать? Жаловаться на того или другого человека, ту или другую вещь? Наполнять мир и улицу сетованиями, укорами? Совсем не то, совершенно наоборот. Все моралисты советуют ему жаловаться не на то или другое лицо, ту или другую вещь, а только на самого себя. Он должен знать как истину, что, будучи несчастным, он сам не был мудр, именно он. Если бы он добросовестно следовал Природе и ее Законам, то Природа, всегда верная своим Законам, послала бы ему и успех, и прибыль, и счастье. Но он следовал иным Законам, чем Законы Природы, и теперь Природа, истощив с ним свое терпение, оставляет его с его отчаянием; отвечает ему с чрезвычайно глубоким смыслом: нет, не этим путем, сын мой! Иным путем должен был бы ты достигать благополучия: это, ты сам видишь, – есть путь к неблагополучию, именно это!
Так советуют все моралисты, а именно, что человек должен с раскаянием сказать прежде всего самому себе: вот, я не был достаточно мудр. Я покинул Законы Действительности, которые называются также Законами Бога, и ошибочно принял за них Законы Лжи и Видимости, которые называются Законами Дьявола; и поэтому-то вот куда я и пришел!
И с Народами, которые сделались несчастными, в основе происходит то же самое. Древние руководители Народов, Пророки и Жрецы, и как они еще там называются, хорошо это знали и вплоть до последнего времени определенно этому учили и внушали это. Современные руководители Народов, которые также являются под множеством различных имен: Журналисты, Политэкономы, Политики, Памфлетисты, – совершенно это забыли и готовы даже это отрицать. Но тем не менее это остается навеки неотрицаемым, и нет никакого сомнения, что мы все еще будем этому научены и будем вынуждены вновь это исповедовать. Нас до тех пор будут теснить и бить, пока мы этого не выучим, и в конце концов мы или хорошо это узнаем, или будем постепенно стеснены до смерти. Ибо отрицать этого нельзя! Когда Народ несчастен, то древний Пророк был прав и не ошибался, говоря ему: «Вы забыли Господа, вы покинули пути Господни, иначе вы не были бы несчастны. Вы жили и вели себя не согласно законам Действительности, но согласно законам Обмана, Лицемерия и вольного и невольного Заблуждения относительно Действительности. И смотрите: Неправда истаскалась, долготерпение Природы к вам истощилось, и вот до чего вы дошли!»
Несомненно, в этом нет ничего особенно непостижимого, даже Журналисту, Политэконому, современному Памфлетисту или вообще всякому двуногому животному без перьев. Если страна находит себя несчастной, то вполне несомненно, что страна эта была дурно руководима. С несчастными Двадцатью семью Миллионами, сделавшимися несчастными, – то же, что с Одним, сделавшимся несчастным. Они, как и он, покинули путь, предписанный Природою и Высшими Силами, и таким образом впали в нищету, бедствие, несчастье. И, остановившись, чтобы посмотреть на себя, они вынуждены плакать и восклицать: «Увы, мы не были достаточно мудры!! Мы приняли преходящую, поверхностную Видимость за вечную основную Сущность; мы далеко уклонились от Законов Вселенной, и вот теперь лишенный закона Хаос и пустая Химера готовы пожрать нас!» – «Природа за последние столетия, – говорит Зауэртейг11, – повсеместно считалась мертвой, как бы некими старыми недельными часами, сделанными много тысяч лет тому назад и еще тикающими, но все-таки мертвыми, как медь. Причем Мастер в лучшем случае сидит и смотрит на них издали, странно и поистине недоверчиво. Но теперь я счастлив заметить, что она повсеместно утверждает себя не мертвой и вовсе не медью, но живой и чудодейственной, небесно-адской, и притом с горячностью, которая постепенно проникнет снова сквозь самые толстые головы на этой Планете!»